Александр Городницкий. Мою маму зовут Рахиль
Опубликовано в журнале Знамя, номер 3, 2023
Александр Городницкий. Мою маму зовут Рахиль: стихи и песни. СПб.: [издательство не указано], 2022.
О память, воскресни,—
Не кончился бой…
А. Городницкий. Треблинка
Вошедшие в книгу стихи и песни Александра Городницкого, написанные в разные годы, объединены темой еврейской истории. На самом деле эта книга и есть сама история — если понимать под этим рассказ и память об исторических событиях.
В последние годы и даже десятилетия в литературе появилось то, что можно назвать «литературой исторической памяти»: осмыслением истории и прошлого через личную память, истории страны или народа — через историю семьи или личную историю; а заодно — осмысление своего места в истории, выстраивание непрерывной цепи событий от прошлого к будущему. В основном, правда, это большие прозаические формы, например, романы В.Г. Зебальда, Р. Федермана, «Повесть о любви и тьме» Амоса Оза, «Танцующая в Аушвице» П. Гласера, «В оркестре Аушвица» Ж.-Ж. Фельштейна, «Выбор» Э. Эгер, «Ложится мгла на старые ступени…» А.П. Чудакова, «Памяти памяти» М. Степановой, «Кажется Эстер» Кати Петровской, «В поисках Лин» Барта ван Эса, «Ф.И.О.» О. Медведковой — и многие другие.
Книга Александра Городницкого в этом ряду уникальна, потому что представляет собой поэтический вариант такого повествования, когда тысячелетняя история еврейского народа показывается, осмысляется и переживается через сознание отдельного человека: книга стихов превращается в лирическую поэму, а работа памяти выстраивает лирический роман. Заглавие книги — «Мою маму зовут Рахиль» — сразу же вводит этот план сочетания личного и исторического, а также мотив преемственности поколений, непрерывной связи между ними. Песня «Рахиль», из которой взята эта строчка, открывает и закрывает книгу. С нее начинается первый раздел, а еще она напечатана на последней странице обложки, вместе с фотографией мамы Александра Городницкого и его самого в детстве. Получается своего рода временной цикл. Однако это не просто лирическая автобиография: обращение к прошлому становится способом осмысления настоящего, личные воспоминания соединяются с переживанием исторических событий, и все вместе как раз и делает эту книгу литературой исторической памяти.
В книге три больших раздела. Первый, который называется так же, как и книга, посвящен многоаспектному взаимоотношению с еврейством самого лирического героя. Здесь и столкновение с антисемитизмом («Воробей», «Фрейлехс»), и поиск национальной идентичности («Отыскать пытаясь родной народ свой…», «Родство по слову»), и еврейская культура («На одной из картин Шагала…», «Два Гинзбурга»), и рассказ о предках и семье («Предназначенный для счастья…», «Я родился от тех…»), и переживание еврейских трагедий ХХ века («Двадцать седьмое января», «Дело врачей»). Тема Холокоста оказывается сквозной, от «Рахили» до поэмы «В поисках идиша», закрывающей раздел, периодически проявляясь в самых разных стихотворениях и песнях:
Вспомним тех, кто внизу, обреченных на смертную муку,
Где к печам Холокоста протянута дымная нить.
Уходящие в небо, подайте оставшимся руку,
Потому что на Землю им некуда больше ступить.
(«Марк Шагал»)
Во втором разделе, «Не ищите, евреи, в Европе приют», посвященном истории европейского еврейства, событие Холокоста выстраивает вокруг себя лирический сюжет. Даже если речь идет о древней истории («Экзодус») или легенде («Голем»), Холокост оказывается той точкой, от которой отсчитываются и к которой приходят все судьбы еврейского народа:
…И зябко делается нам,
В местах, где труп лежит на трупе,
Подобии расстрельных ям,
Куда в последней тяжкой муке,
В года грядущие и дни,
Потом их правнуки и внуки,
Вповалку лягут, как они.
(«Еврейское кладбище в Праге»)
В раздел вошли как ранние песни Городницкого, написанные еще в 1960-е годы, во время первой поездки в Польшу («Освенцим», «По Освенциму ветер гуляет…», «Треблинка»), так и новейшие («Горящий Нотр-Дам»). Тем не менее в нем прочитывается целостный сюжет — Холокост через призму личных историй и различных «мест памяти» (Пьер Нора), история еврейского народа от середины ХХ до начала XXI века как история постоянных скитаний и гибели. Лирический герой проживает каждую из этих историй как свою собственную, воспринимая ее как часть собственной биографии: именно так и строится литература исторической памяти:
Я лишь тень моих предков, поэтому режут мне уши
Свист нубийских мечей и немецкое «хальт» за спиной.
Черный дым Холокоста меня в сновидениях душит:
То, что с ними случилось, случилось уже и со мной.
(«Тени предков»)
Раздел завершается горькими словами песни «Не ищите, евреи, в Европе приют, — / Не найдете в Европе приюта».
Третий раздел — «Остров Израиль» — отчасти дает ответ на вопрос, где этот приют все же можно найти. Здесь собраны стихотворения и песни, посвященные истории Израиля — как древней («Царь Давид», «Моисей»), так и современной («Сирена памяти павших», «На 70-летие государства Израиль»). Холокост появляется и тут — он соотносится с событиями Исхода («Отпусти мой народ») и оставляет свой след в памяти и разговорах («Один меня со временем…»). Но здесь появляется надежда, которой почти не было в предыдущей части сборника.
Завершаются раздел и книга песней «Дорога в Израиль». Эта дорога оказывается как буквальной, в пространстве, так и метафорической — во времени, как общей, так и личной:
Дорога в Израиль идет через поиски Бога,
По братским могилам погибший в неравном бою.
На свете одна существует такая дорога,
И все-таки каждый туда выбирает свою.
Так завершается лирический сюжет книги — осмысление и переживание истории еврейского народа через призму личной судьбы лирического героя и поиска им своего места в этой истории. Это место обретается потому, что хранится и сохраняется личная и историческая память.
В 1982 году вышла книга профессора Колумбийского университета Йосефа Хаима Йерушалми о еврейской истории, после которой началась новая волна исследований памяти в гуманитарных науках. Эта книга называется «Захор» — «Помни». В предисловии к первому изданию Йерушалми говорит о парадоксе: «Хотя память о прошлом всегда была центральным компонентом еврейского существования, не историк был ее главным хранителем»1. Кажется, это по-прежнему так: именно искусство создает самые яркие и запоминающиеся картины, передавая память о прошлом в будущее, выступая тем хранилищем исторической памяти, благодаря которому дальнейшая жизнь кажется возможной. А начинается эта жизнь в том числе и тогда, когда мы внимательно прочитываем книгу Александра Городницкого.
1 Йерушалми Й.Х. Захор («Помни»): еврейская история и еврейская память / пер. с англ. Р. Нудельмана. М.: Мосты культуры; Иерусалим: Гешарим, 1994. С. XIX.