Стихи
Опубликовано в журнале Знамя, номер 10, 2023
Об авторе | Вера Анатольевна Павлова (04.05.1963, Москва) окончила музыкальный колледж им. Шнитке и Академию музыки им. Гнесиных. Автор 22 стихотворных книг. Сборники недавнего времени: «Нежней не бывает» («Эксмо», 2016); «Избранный» («Эксмо», 2018); «Проверочное слово» («Эксмо», 2018); «Двуспальная книга. Стихи о любви на постельном белье» (Париж, 2018); «Записки счастливого человека» («Эксмо», 2020). Переведена на 26 иностранных языков. Удостоена Большой премии имени Аполлона Григорьева за 2000 год, премии «Московский счет» (2003), премии «Антология» (2006). Живет в Москве и в Нью-Йорке. Постоянный автор «Знамени». Предыдущая публикация в «Знамени» — «Казнить нельзя помиловать», № 4, 2022.
* * *
На приём, на бал, на сцену…
Всё не то, не то, не то!
Шкаф распахнут: что надену —
траур, белое пальто?
Окровавленные вести.
Злоязычная молва.
Мёртвым грузом, грузом двести
стали лучшие слова.
* * *
Временный поверенный в делах
Господа Бога
утирает слёзы. Дело — швах.
Сделано много,
но осталась безоружной речь,
тайна — великой.
И летят в затопленную печь
книга за книгой.
* * *
Муз. школа — сердца инкубатор.
Хор старших классов. Полный зал.
«Хороший парень Стабат Матэр,
жалко, что мало написал!»
И забывали про уроки,
и пели наизусть с листа,
хор отроков на полдороге
от колыбели до креста.
* * *
Несколько вкрадчивых строк
про тишину скворешен,
заброшенность нор и берлог,
проданную дачу,
автор: спасибо, стишок,
я, наконец, утешен,
читатель: спасибо, стишок,
я, наконец, плачу.
* * *
Моя подушка пахнет старостью.
Стираю. Пахнет. Выставляю
на солнце. Пахнет. Покупаю
другую, втридорога. Пахнет.
* * *
Что мне, муза-пустомеля,
пубертатные печали,
если свет в конце тоннеля
виден лучше, чем в начале?
Что мне сетовать, что плакать,
что искать в словах затёртых,
если разучилась память
отличать живых от мёртвых?
* * *
Разве не заметно,
разве есть сомненья,
что душа бессмертна
с самого рожденья?
Новопоселенец
в кружевном конверте,
научи, младенец,
не бояться смерти!
* * *
Да, Господь приютит их.
Но, господа мужики,
ваши мешки для убитых
детям велики.
Хватило ума и силы?
Совсем потеряли честь?
Маленькие могилы.
Четыреста девяносто шесть.
* * *
Собраны пожитки.
Что душа скопила?
Грубые ашыпки.
Красные чернила.
Книга-неотложка.
Автор-доходяга.
Мягкая обложка.
Наждачная бумага.
* * *
лечь на землю спина к спине
мускулиста земли спина
и лежать на небесном дне
и припоминать имена
всех оставшихся за спиной
всех ушедших за облака
луг стрекочущий заливной
засыпающая строка
* * *
Для чего мне тату? —
У меня есть шрамы.
От отца красоту,
комплексы от мамы
получив задарма,
отдаю без позы.
Для чего мне крема?—
У меня есть слёзы.
* * *
ветром времени гонимы
многолики монохромны
перистые херувимы
кучевые купидоны
приблизительные дали
хор кузнечиков за сценой
зооморфные гризайли
облачности переменной
* * *
Слёзы оставь на потом.
Жизнь оказалась длинной.
Ветер виляет хвостом
белки, сбитой машиной.
Великолепен закат.
Память сладкоголоса.
Водитель не виноват —
кинулась под колёса.
* * *
балетки кроссовки
цветочки полоски
сегодня обновки
а завтра обноски
немного везенья
немного азарта
джекпот воскресенья
вот-вот
послезавтра
* * *
Не стреляйте по городам,
дайте людям спокойно
спать, изменять жене,
уходить к другому, судиться
за квартиру, терять работу,
деньги, сон, умирать от рака.
Не стреляйте по городам,
дайте пожить спокойно.
* * *
Легкомысленный товарищ,
строгий опекун —
восемьдесят восемь клавиш,
двести тридцать струн, —
дай тебя, партнёр старинный,
закадычный друг,
сарабандой, сонатиной
покормить из рук.
* * *
Там с незапамятных времён
черёмуха кипела,
там под рябиной погребён
хомяк по кличке Белла,
там бабушка кричит «Домой!»
раскатисто, державно,
там даже дедушка живой,
а папа и подавно.
* * *
Не обобщай, не гони
дойную мысль в колхоз.
Лучше оброк, трудодни,
членские взносы слёз
в кассу взаимной беды.
Славой не дорожи.
Воля. Дни и труды.
Двенадцать соток души.
* * *
Безупречно любовь сделана.
Разговорчики в темноте:
— Поцелуй меня в душу!
— А где она?
— Где-где! Конечно, везде.
В каждой клетке. Без исключения.
Не отделаешься парой минут.
— Но где-то же есть сгущения?
— Конечно: тут, тут, тут и тут.
* * *
Полюбиться в полный голос,
потому что дочка в школе,
а она совсем не в школе,
ей к четвёртому уроку,
у неё проспал будильник,
горло ночью заболело,
нестерпимо захотелось
хоть разок остаться дома,
спрятать уличную обувь,
в тёмной детской затаиться
и лениться потихоньку.
* * *
Домотканый рай.
Ужин. Посиделки.
Память, подбирай
мякишем с тарелки
птичью багатель
в тишине проточной,
соус бешамель
сливочно-чесночный.
* * *
Женственность по Гоголю:
помнишь «глазки-лапки»?
Потеряла голову,
примеряя шляпки.
Ленты. Перья страуса.
Цветок эдельвейса.
Я совсем не старая.
Зеркало, не смейся.
* * *
сказочность выгод
душа на просвет
платье на выход
а выхода нет
сдаться на милость
шить ночь напролёт
саван на вырост
примерила
жмёт
* * *
Прости, купец, — не сейчас.
Другой помаду продашь.
Лицо — подсвечник для глаз.
Зачем ему макияж?
Звезда сияет во лбу.
Взгляд ослепляет, лучист.
Когда разлягусь в гробу,
возьмёшь реванш, визажист.
* * *
И полетели в Москву из Норильска.
Я — бесплатно, ручной кладью.
Мама еле втиснулась в кресло.
Пристегнуться не получилось.
Если бы я родилась в самолёте,
моей родиной было бы небо.
Я бы так и писала в анкетах:
место рождения — над облаками.
Увы: самолёт пошёл на посадку.
* * *
Новости. Прогнозы.
Эгида одеяла.
Сквозь чужие слёзы
свои перечитала
жалобные книги.
Изрядно рифмовала!
Ракеты. Взрывы. Крики.
Рука из-под завала.
* * *
Понарошку болеть.
Горевать шутя.
Не умеет стареть
вечное дитя.
Подрастёшь? — Не вопрос!
Повзрослеешь? — Лееень…
Смерти нет. А склероз —
детская болезнь.
* * *
В замке из плакучих ив,
метафизиолог Павлова,
дочерям не сколотив
ни наследства, ни приданого,
я старею налегке.
Что там у тебя, показывай,
призрак с бритвою в руке
безопасной, одноразовой.
* * *
Этот плачет. Этот рад.
Этот — в каске. Этот — без.
Этот делает снаряд.
Этот меряет протез.
Этот — полководец блох.
Этот — патриот небес.
Этот умер. Этот сдох.
Этот в третий день воскрес.
* * *
Звукоизвлечение
бодрости из клавиш.
Звукоизлечение.
Ты же всё исправишь,
добрая, послушная
музыка ручная?
Ложь прекраснодушная.
Правда разрывная.
* * *
Помидоры. Местный сорт.
За такие всё отдашь!
Доедаешь натюрморт
и спускаешься в пейзаж:
скалы, сосны, пляж, прилив.
Как с погодой повезло!
Рынок. Горы груш и слив.
Два-три евро за кило.
* * *
Приснилась война.
Просыпаюсь — война.
Лежу под обломками
страшного сна
и плачу о тех,
кто ни часу не спал,
забившись в подвал,
разбирая завал.
* * *
Нелюдимое море,
братья Холод и Голод
в доме с видом на горе,
на разрушенный город.
Ночевали в подвале:
темнота, канонада.
Приуныли, устали
сёстры Вера и Правда.
* * *
Хорошая-точка-ru,
хорошая-точка-us,
надеясь, что вся не умру,
вступаю в сумрачный лес,
иду неизвестно куда
на ощупь, на слух, на свет.
Нет памяти — нет стыда.
Нет жалости — совести нет.
* * *
А сердце верит: будут праздники,
войну сдадут в металлолом,
невозвращенцы и отказники
сойдутся за одним столом.
Где скатерть белая крахмальная?
Вернутся беженцы домой,
и будет, будет жизнь нормальная.
Или не будет никакой.
* * *
войной оторванные руки
играют фуги на рояле
войной оторванные ноги
жмут на упругие педали
войной обугленные груди
безжизненное кормят тельце
выводит буковки в тетради
войной надорванное сердце
* * *
Бог послал умирать своего,
дьявол шлёт убивать чужих
детей. Война или СВО,
какая разница? Был бы жив
вот этот мальчик, была бы жива
вот эта девочка в красных колго…
Не будут. В крови мои рукава.
Чужих. Потому что нет своего.
* * *
Заметки на папильотках —
манжеты уже исписаны —
о лёгких веселья лодках,
о детских улыбках истины.
Понятливы, ясноглазы,
как нежничали, как спали мы!
О том, что любви запасы
накопленной неисчерпаемы.