Рассказ
Опубликовано в журнале Знамя, номер 1, 2023
Об авторе | Наталия Гилярова — эссеист, писатель, художник. Автор книг «Неигра» и «Финтифля», лауреат литературных конкурсов «Илья-премия», «Русский Гофман» и др. Живет в Москве. Предыдущая публикация в «Знамени — «Шитьё-бытьё» (№ 3 за 2021 год).
С самого начала весны Руфа просила и просила мужа сколотить высокую грядку для тыквы. Наподобие ящика, наполненного землей. Наконец, Саша взялся за дело, но оказалось, что во всем доме, да что в доме — и во всем ангаре, где строили дирижабль, совсем нигде нет гвоздей! Ну не гвоздями же летательный аппарат сколачивают! Так что Саша собрался в районный центр покупать гвозди. Провожая мужа в путь, Руфа заботливо тараторила:
— Не замерзнешь? Туча вон какая! Зонт не забудь! Хватит денег на гвозди?
— О да, у меня много денег, — не без гордости заметил он, позвякивая мелочью в кармане.
В автобусах Саша давно уже разъезжает зайцем, а когда видит контролеров, удирает тоже по-заячьи. Тут уж приходилось выбирать, либо у тебя билет, да еще в обе стороны, и чувство собственного достоинства, либо гвозди и даже тыквы.
Руфь тоже редко может позволить себе билетик, выезжая в районный центр. Очень странное у нее бывает чувство, когда она, приличная дама средних лет, обшаривает капсулу автобуса трусливым взглядом… мерещится контролер, сердце замирает и падает. И столько страха она принимает на себя, чтобы сэкономить сорок пять рублей: ведь на эти деньги можно купить два-три пакетика семян для огорода! А если и обратный путь преодолеть по-заячьи, накопится целое состояние, можно кормить домашнюю птицу еще два-три дня…
Птицу зовут Ра. Этот ворон со сломанным крылом однажды прибился к амбару… На самом-то деле они жили в железном ангаре, но Руфе больше нравится называть свое жилище «амбаром», потому что амбары бывают старинные, деревянные, былинной красоты, ангары же — даже в прошлом такими не бывали, у них попросту нет прошлого. А вот с амбарами происходило и так, что их строили из железа. Возможно, мечтает Руфа, ее и Саши место обитания как раз железный амбар, просто переделанный под ангар. И хотя жилище остается все таким же безобразным, перемена названия странным образом смягчает тоску его вида.
Черный ворон соткался из ниоткуда. Однажды Руфа вышла на крыльцо и видит: черная птица величиной с собаку спокойно гуляет по огороду. Руфа подошла и погладила его блестящую смоляную спину. Ворон даже не удивился. Он остался, получил имя. И только потом Руфа вспомнила, что «Ра» — это солнце по-древнеегипетски. Пусть будет черным солнцем, ночным…
Руфа в ожидании Саши с гвоздями сидела на крыльце. К вечеру будет новая грядка, придется порядочно повозиться с рассадой тыквы, нужно пока поберечь спину, побездельничать. Ра разгуливал подле, а она наслаждалась видом. Сидя здесь, было на что полюбоваться.
Напротив, через улицу, располагался красивый дом. Дерево и камень фасада удачно сочетались фактурами, балконы и террасы гармонировали очертаниями, и настоящий флюгер, стрелочка, венчал крышу. Руфа зачастую вот так разглядывает соседский дом, сидя на своем крыльце. И радуется, что видит красоту, а не, например, какой-нибудь железный ангар. А эти, бедные, напротив, должны смотреть на ангар — громоздкое и безобразное сооружение. Если бы ей предоставили выбирать, она предпочла бы оставить все как есть — жить где живет, зато видеть красоту. Особенно если ангар — все же «амбар».
Саша вернулся поздно и без гвоздей. По дороге ему попалось мороженое, пиво и плюшка. А гвозди… нормальные не попались. В «Ашане» пакетик был маленький и дорогой. А в «Мерлене» большой, но еще дороже… Руфа всплеснула руками. Пропали тыквы! Зимой будет одна картошка. И продекламировала Саше детский стишок:
Не было гвоздя, подкова пропала.
Не было подковы, лошадь захромала.
Лошадь захромала, командир убит.
Конница разбита, армия бежит…
Враг вступает в город, пленных не щадя,
Оттого, что в кузнице не было гвоздя!..
Как правдиво и похоже! И откуда англичане все знают про их жизнь?
На следующий день Саша собрался в далекий путь. Нужно было взять на заводе в Мытищах образцы линолеума и отвезти на объект в Домодедово. А это все разные стороны подмосковного света… Пока дирижабль не взлетел, он подрабатывает курьером.
Саша строит дирижабль не для того, чтобы куда-нибудь улететь. Как те колхозники, у которых завалялась лишняя фанера и они решили не чинить коровник, а смастерить дирижабль и махнуть в Париж… А просто ему нужно настоящее дело. Дирижабль — это грандиозно. И мысли о нем во всех смыслах возвышенные. А уж доходы — заоблачные. Когда-нибудь будут… И восхищенные благодарные люди станут прославлять Сашино имя.
Дирижабль он конструирует сам, а прилаживает детали друг Боря. Старый железный ангар они приобрели в складчину в незапамятные времена. Боря был автолюбитель, умелец, он может смастерить все что угодно из самого завалящего мусора, из ничего. Вот так он и строит дирижабль — из ничего. Пока конструкция напоминает скелет древнего чудища из палеонтологического музея, необразованной Руфе напоминает. Прутья-кости торчат в разные стороны, некоторые даже упираются в высоченные пределы ангара и царапают их. Смотреть на скелет привлекают инвесторов, но они не спешат в ангар. Только один все время обещается, некий Шутиха… Но он, собственно, не инвестор.
— Может быть, где-то там, в Москве, между Мытищами и Домодедово, ты сможешь купить гвозди? — робко поинтересовалась Руфа. — Рассада перерастает…
— Гвозди там быть могут, — согласился Саша, — но… — добавил он с сомнением, — не знаю, на что мне их покупать. У меня и на метро ни гроша… Поеду автобусами.
О, эти вредные плюшка и пиво, и мороженое в придачу! А как же тыквы? Их ведь не только есть вкусно. А и радоваться на них можно все лето, пока они наливаются круглотой и цветом, и всю мрачную осень и зиму — пока светятся оранжевостью в темном углу. Тыквы совершенно необходимы! Руфь трепетно достала из укромного уголка свои заветные пятьсот рублей. Она их скопила на прогулку в магазин. Уже давным-давно мечтала о чем-нибудь новом и прекрасном…
В самые лучшие свои дни Руфь торжественно выезжает в секонд-хенд. Порой в переполненном автобусе. Иногда приходится сидеть на грязной ступеньке, под ногами подростков, которые и не думают уступать место почтенной седеющей даме. Но Руфь счастлива предвкушением прогулки и глядит на ребяток дружелюбно.
По секонду она летает, окрыленная невероятными возможностями — любое платье может стать ее платьем! Или любая куртка! Надо только выбрать между практичной курткой и платьем, которое все равно некуда надеть…
Летая там, Руфь ощущает восторг, а вместе с тем некую странность своего настроения, как будто нереальность. Чувство, что это не с ней происходит, не всерьез. Ну не может быть, чтобы она, счастливая, летала по секонду. А все потому, что внутри себя она все еще девочка-Руфочка, которую балует отец. Привозит на машине в большой нарядный магазин, где она вольна выбрать себе все, чего душа запросит. А происходящее теперь, в ее жизни с Сашей — не всерьез. Просто потеха…
На пятьсот рублей зимой можно бы купить целых пять небольших тыкв… Такой суммы Саше хватит и на гвозди, и на дорогу.
— Да что там гвозди! И на конфеты хватит! Я привезу тебе мармелад в шоколаде! — воодушевляется он.
— А может быть, и сдача останется… и я в секонд все же смогу съездить, купить что-нибудь маленькое — шарфик, или там перчатки какие-нибудь, — мечтает Руфь свою «ненастоящую» мечту. Как же это непросто — быть хозяйственной и одновременно нарядной. Чтобы и тыквенная каша была, и одежда…
Трудности начались, едва Саша ступил за порог. Холодный дождь. Та туча никуда не ушла. Саша не был прирожденным курьером. В молодости еще туда-сюда. Теперь же отяжелел, ему и без поклажи трудно носить свое большое тело. Он шел медленно, размышляя, не вернуться ли за зонтом… Но размышлял так долго, что пришлось возвращаться уже с другого края поля…
— Это разумно, — затараторила жена, подавая ему старый зонт-трость, — если простудишься, будет еще хуже, чем если люди в Домодедово останутся без линолеума…
Сашин зонт замечательный! Теперь двадцать первый век, среди джентльменов в ходу зонты-автоматы, и автомобили с непростой коробкой передач (как и суперджеты вместо дирижаблей). А Саша все еще носит зонт-трость, зонт-реликвию, вещь руфкиного отца, которая принадлежала еще ее деду. Зонт в давние времена был элегантным, теперь выцвел, и Руфа разрисовала изнаночную сторону маленькими дирижабликами, чтобы Саше было веселее под ним… Правда, теперь и рисунки эти почти стерлись… Но от дождя зонт защищает.
Курьер под зонтом опять добрался до края поля. И вспомнил, что забыл телефон, выложил его на стол, пока искал зонт… Пришлось опять возвращаться. Руфа охала, качала головой, тараторила:
— Как же это я, дура, не уследила… Два раза подряд…
А когда Саша опять отправился в путь, обнаружила новый свой промах — его паспорт остался лежать на столе. На заводе в Мытищах пропускная система. Надо действовать быстро. Она побежала не по дороге, а пошлепала прямо через мокрое поле и успела поймать мужа на автобусной остановке…
Но до нужного места Саша добраться так и не смог. Он никогда раньше не был на этом заводе, дороги не знал. На метро Руфину заначку тратить не хотел, искал автобусы… Но они не шли в Мытищи. Саша замотался, и в одной из тупиковых транспортин забыл и рюкзак, и зонт… вернулся к ночи — без денег, без паспорта, без зонта и без гвоздей… Руфа давно знала, что он не курьер, а воздухоплаватель. Всегда мысленно в дирижабле, или чертит у себя в голове…
Давным-давно, когда Руфь жила с отцом, у нее водилась кое-какая утварь на кухне: микроволновка, миксер, и даже пароварка. Она прилежно готовила отцу. Но Аркадий Петрович не был разборчив в еде и не одобрял ее кулинарные занятия, он считал, она должна учиться, а не возиться по хозяйству.
— Тебе голова зачем, для шляпы? — приговаривал отец.
Руфь хохотала. Думала, он шутит.
Она тогда была симпатичной девчонкой и каталась на коньках, как это, как будто сговорившись, делают все любимые папины дочки. Ее щеки румянились, кудри развивались. Саша Пешкин любовался ею. Он был уже инженером и работал с Аркадием Петровичем, бывал в их доме по всяким чертежным делам. И Руфь тоже стала засматриваться на Сашу, очень уж он отличался от ее сверстников. Он рядом с ними — красавец. Упругая походка, рыжие непослушные кудри, бархатный голос. Но главное — как озаряется его лицо, сияют глаза, когда он рассказывает о дирижаблях. Дирижаблестроение — оно почему перспективно. В дирижабле путешествовать — одно удовольствие. Там большие залы, можно танцевать. Плывешь себе неторопливо по небу, смотришь сверху на разные страны. И уже отдыхаешь по пути. А не сплошной стресс, как в жестком угловатом самолете. И Руфь стала мечтать. Как она танцует с Сашей, плывя в мягком дирижабле над разными странами.
Она собралась замуж сразу после школы. Как безумные растения вроде багульника, форзиции и азалии — они сперва зацветают, а потом уже заботятся о листьях и фотосинтезе — о таких скучных вещах, как профессия.
Однажды отец пришел домой озабоченный.
— Дочь, ты не должна выходить за этого… чудака.
А день был уже назначен. Руфь изумилась.
— Почему?
— Он бросил работу, уволился. В никуда…
Руфь об этом уже знала, от самого Саши. Он объяснил ей, что теперь исполнит свою мечту, всего себя отдаст любимому делу. Это ее любовь придала ему решимости.
— Папа, мы будем строить дирижабль. И разбогатеем! Не волнуйся!
Аркадий Петрович принялся что-то ей объяснять. Он долго говорил про их с Сашей инженерное дело, потом приводил какие-то цифры, и даже писал формулы, упоминал и про деньги, инвестиции, считал для нее на бумажке и все повторял:
— Понимаешь? Понимаешь?
Руфь ничего не понимала. Она скучала. А он, наконец, заключил свою речь:
— Теперь понимаешь, дочь, что идея Пешкина провальная, безумная?
А она ответила:
— Не каркай, папа.
И, видя его растерянность и расстройство, чмокнула в щеку.
После росписи пошли жить в ангар. Пешком, но это казалось даже забавно — они ведь необыкновенные молодожены, экономят ради заветной цели! Руфь тащила с собой приданое — любимый утюг. Отец все равно не умеет и не будет гладить…
В сквере старичок торговал воздушными шарами. Наполненные гелием пухлые дирижаблики парили над ним в небе. Руфь впервые видела такое чудо и застыла, глядя вверх.
— Пойдем отсюда, — Саша потащил ее за руку.
— Даже один шар нельзя? — удивилась Руфа.
— Подожди немножко, к концу года дирижабль взлетит… И тогда купим все шары.
Руфь не случайно тащила с собой утюг. Она собиралась устроить быт молодого ученого, стать ему помощницей. Страшно было смотреть, что он, бывало, ел, с головой погруженный в чертежи. Просто хлеб с чаем. И ничего больше! Иногда бутерброд. Так можно совсем погубить желудок! А посуда! Вся побитая. Когда Руфь впервые пришла к нему в гости, Саша налил ей чай в надтреснутую чашку. Она с опаской взяла ее.
— Здесь разбитый край, можно поранить губу.
— Пей с другой стороны, — посоветовал он. Его собственная чашка имела зазубрины со всех сторон. И Руфь восхитилась, какой он сказочный, ни на кого не похожий, вдохновенный, неотмирный. Воздухоплаватель.
Она тогда ходила по железному «амбару», который, уже знала, станет ее новым домом, и прикидывала, что и как сумеет усовершенствовать. Даже составила список необходимой утвари для кухни заранее, как нарядные невесты составляют список гостей на свадьбу. Чувствовать себя хозяйственной было для нее наслаждением. Она как будто творила гармонию на своем маленьком участке Вселенной.
Так что, перебравшись в ангар, молодая жена первым делом подступила к мужу со списком необходимых в хозяйстве вещей, но муж оказался неприступен. Все отговаривался — когда будут деньги, не сейчас… к концу года дирижабль взлетит, и все купим — терку, щетку и блендер, все! Так что пока хозяйке пришлось довольствоваться тем, что было. А был: сломанный тупой нож, обгорелый чайник, две столовые ложки, одна из которых Борина… И поварешка. Гармония на участке Вселенной пока не складывалась.
Правда, поварешка служила долго. Но через пять лет ручка окончательно отломилась от ковшика. Дирижабль все еще не взлетел, так что Руфа приспособилась черпать суп ковшиком, удерживая его пальцами. Это оказалось не очень сложно, потому что облупленные кастрюльки в ангаре были мелкими. Только пытаясь зачерпнуть гущу с самого дна, она иногда обжигала пальцы.
На дворе стоял уже июнь. Руфа волновалась. Нужно все же посадить тыквы, рассада переросла. Лето на этом свете коротко, а овощу надо успеть вызреть. Он же живой! Саша сидел, склонясь над столом.
Работы у него была заваль. Обычно ее задавал Шутиха. Шутиха выглядел вполне приличным человеком, носил костюм, сидел в солидном офисе в Сити, на девяносто первом этаже… Глядя на него, никто не сказал бы, что смысл и цель жизни Шутихи — жестоко надсмехаться над инженером Пешкиным. Впервые Александр послал ему свой проект давно. Не какой-нибудь проект вечного двигателя, а серьезный, блестящий, выдающийся проект! Все научно обосновано, перспективно. Шутиха заметил, оценил. С тех пор так и повелось — он все время кивал, хвалил и просил у Пешкина еще какой-нибудь чертеж, или бумагу, обоснование, детали.
— Распишите-ка эту идею подробнее. Это перспективно. Это может заинтересовать… — и он указывал на потолок, над которым находился девяносто второй этаж.
Александр сидел, расписывал, чертил, посылал Шутихе электронные письма, ехал сам с папочкой… Посылал он свои письма и еще куда-то, не одному только Шутихе, звонил, ждал ответных писем… Но другие вообще не отвечали, обнадеживал только этот один. Пока инженер напряженно работал для Шутихи, коммунальщики отключали воду, канализацию — он и не замечал таких житейских мелочей. Вздохи голодной жены и карканье ворона нисколько не мешали… И только когда бури сносили электрические столбы и компьютер отрубался, инженер мог поднять глаза и спросить:
— Электричество нам тоже отключили? Как не вовремя! Мне как раз нужно работать…
Вот и теперь он три месяца кряду ночей не спал — поправлял и обновлял проект, и только накануне отослал Шутихе. У того нарисовались перспективные инвесторы. Краешек надежды опять осветил будни.
Руфа не хотела мешать мужу, она, ставя перед ним пустой чай, совсем тихонько напомнила, что он собирался построить высокую грядку, и на днях даже ездил в районный центр, но дешевых гвоздей тогда не нашел.… Так может, их завезли… И тут она заметила, что Саша вовсе не над чертежом сутулится, а просто так. Руфь всполошилась, стала выспрашивать и узнала, что ночью на ее мужа напали судебные приставы… Разбойники требовали пятьдесят тысяч рублей. Но откуда у бедного человека такие деньги? Так что грабители пока заграбастали пятьдесят пять рублей, которые Саша доверчиво хранил на карте. Он заначил их, чтобы купить на обед «де Ширака», а к нему сырок «Дружба». Откуда свалилась напасть, за что и почему приставы забрали обед, Александр не знал. Кто-то его судил за какие-то старые долги, он не помнил…
Ничего не оставалось, как срочно достроить дирижабль и запустить его в небо. Саша схватился за телефон. Шутиха кратко ответил:
— Пока никого убедить не удалось.
Инженер был поражен, как будто эту фразу никогда еще не слышал от Шутихи. В очередной раз рухнули мечты о славе и богатстве, о безоблачных полетах в синих просторах.… Он поник. И, конечно, совсем не мог думать теперь ни о тыкве, ни о гвоздях. Но Руфа не могла не думать. Надежды нет, тем нужнее тыквы. На них можно продержаться зиму, все же не так голодно. Если посадить вовремя. Июнь, а рассада неприкаянно никнет в горшочках… Тыквы такие яркие, оранжевые. С ними будет веселее зимовать…
Руфи, когда она выходила замуж, так нравился Сашка, что хотелось его клонировать, создать такого же рыжего вихрастого мальчика. Посадить его в ванночку с теплой водой, чтобы он визжал и брызгался от восторга. Она спешила навести порядок в ангаре, добиться чистоты и уюта такой высокой концентрации, чтобы мальчишка мог брызгаться, а солнечные лучи в этих брызгах сиять. Придумала, какие полосатые коврики куда положит и какие клетчатые пледы создадут теплую атмосферу… Но прежде нужно убрать пыль, мусор и завалы в жутковатых углах. Необходим хороший пылесос.
Кроме грандиозного рабочего помещения в ангаре имелась подсобка, которую Саша приспособил для жизни. Без окон, только с вентиляцией. В этой комнате Руфь наметила проделать окошко, хотя бы небольшое. Чтобы солнце могло войти. Она только ждала времени, когда будет чем заплатить мастерам за эту работу. Покупку пылесоса тоже откладывали. Да что пылесос, не было у Руфы даже удобных тряпочек, щеточек, растворов для уборки. Она перебивалась ветошью и едкой хлоркой. И мечтала о резиновых перчатках, чтобы не портить руки. Попросила Сашу как-нибудь сэкономить и купить ей хозяйственные перчатки.
— К концу этого года достроим дирижабль, — бодро заметил Саша, — и у тебя все будет! Но если ты хочешь скорее, вот тут есть объявление, нанимают молодых людей в казино, даже не надо образования, попробуй!
И она попробовала. Пришла в казино, предстала перед комиссией. В самом воздушном своем платьице.
— Девушка, — обратился к ней очень солидный человек в костюме, — вас давно не посылали матом?
— Никогда, — призналась Руфь, и поняла, что провалила экзамен.
Зато она придумала делать бусы из лесных орехов. Круглые звенья перемежала чешуйками шишек. Получалось затейливо, и стильно. Так индусы на берегу океана нижут бусы из ракушек. Руфь, когда низала, воображала себя такой индианкой в северной ссылке. Некоторые изделия даже удавалось продать, но недорого.
Отец первые годы уговаривал ее вернуться. Он повторял, что еще не поздно учиться, он поможет ей, она станет инженером и сможет работать с ним вместе… Но зачем мне тоже чертить, если это умеет Саша? И кто тогда будет помогать ему по хозяйству? — не понимала Руфь. — А к концу года дирижабль взлетит…
Отец смеялся над самим этим словом — «дирижабль». Потешно растягивал его, а после шлепал губами, изображая лупоглазую жабу. Еще он шутил, что, может быть, им лучше запустить воздушного змея и на этом успокоиться?
— Или воздушный шарик? — смеялась и Руфь. — Нет, папа, у нас перспективный проект… Все получится, надо только подождать…
На стене, где было задумано окно, она повесила постер, изображающий как раз окно в сад. По краю оконного проема вились чудесные вьюнки, внизу кустились розы и сирень, а вдали туманилась изумрудная дымка зелени и бирюзовой чистоты небо. Так даже лучше, ведь не всегда за настоящим окном такое вот праздничное лето!
И не нужно страдать о прищепках, убеждала себя Руфь, и что во дворе белье падает с веревок в слякоть, правильнее радоваться, что стиральная машинка еще скрипит. А также изо всех сил помогать Саше, чтобы он поскорее запустил дирижабль, тогда все станет возможно. Она практиковала «позитивное мышление». Но хаос все равно побеждал. Машинка заглохла раньше, чем взлетел дирижабль. И надобность в прищепках отпала сама собой. А стирать стали ездить к отцу, в город. Очень даже удачно, можно повидать его лишний раз, посмотреть, как он справляется, что и как у него делается по хозяйственной части.
Аркадий Петрович в это время уже не смеялся над словом «дирижабль». Он не мог его слышать, кричал, что Александр — сумасшедший, что в его возрасте не играют в игрушки, и при этом так багровел, что бывало страшно за него. Руфь никогда его таким не видела во всю жизнь. Она стала избегать разговоров, перестала рассказывать о своей с Сашей жизни и приезжала к нему только по необходимости…
Как-то раз они собрались ехать стирать, а по пути задумали заглянуть в «Художественный». Саша заранее раздобыл дешевые билеты. Фильм был новый, фантастический и комедийный. И сама атмосфера кинотеатра манила Руфу. Эта таинственная темнота в зале перед началом представления, и первый миг озарения экрана лучом света, и рука любимого человека в руке… Как давно всего этого не было…
Охранник никогда еще не видел, чтобы парочки приходили в кино с объемным бесформенным узлом, увязанным в пеструю скатерть. Конечно, он не мог пропустить их, сколько Руфь ни объясняла, что все очень просто. Нужно постирать, а машинки там нет, а здесь есть… По распоряжению охранника Александр развязал узел. И вся публика лицезрела грязное белье… Кто-то фыркал от смеха. А сам охранник состроил гримасу отвращения… и отвернулся. Потом махнул рукой. Их пропустили, но Руфь уже не могла наслаждаться фильмом и вечером…
Когда вышли из кинотеатра, ее ждало еще одно огорчение. От самого «Художественного» и до метро выстроилась шеренга цветочниц… Календула, ромахи, крупные колокольчики, пестрые астры… Раньше она никогда не проходила мимо, выбирала самую древнюю старушку и покупала у нее цветы… Стоило только вообразить, как бабушка растит их, срезает на вершине совершенства и везет в город с надеждой… Непроданные цветы ведь пропадут… А старушка вернется к себе в сад как оплеванная. Ни цветов, ни выручки — у Руфи сердце плакало, когда воображала эту картину… Пришлось пройти мимо старушек, не глядя, опустив голову… Пусто в карманах. Но все равно почему-то стыдно… Руфь тогда подумала, что так не должно быть. Или она в чем-то ошибается, или Шутиха так подстроил?
Перед очередным новогодним праздником она даже пошутила с мужем не совсем простодушно. Спросила его:
— Ты, наверное, сейчас думаешь, что мне подарить на Новый год?
Саша растерялся. Она знала, что он не думает об этом. Потому что вереница лет уже прошла. Она продолжала:
— Подари веник.
— Они дорогие, — засомневался муж, — подожди. В новом году дирижабль взлетит, и тогда, к следующему Новому году, все будет. И веник. Эх, не хватает всего пару миллионов на такой проект!
Однако нужно было восстановить пропавший паспорт. Дело оказалось хлопотное. Руфь ломала голову, как бы все устроить, ей нужно было и поддерживать Сашу на краю отчаяния, и следить, чтобы он не потерял что-нибудь еще… Он был мрачен как никогда. Тем более и Боря в это время не работал в ангаре, объяснил, что надо сделать паузу и подумать о жизни. Заброшенный скелет дирижабля выглядел печально. Не похож был на скелет будущего летучего великолепия, процветания, благодарности людей и славы.
Наконец Александр отправился в районный центр, в полицию, писать заявление. Но уже к вечеру. У него из-под носа вереницей убежали два автобуса, и он вернулся, умозаключив, что к тому времени, когда доберется до цели, полицейские уже будут дома пить чай с бубликами. Он отчаянно промок, потому что опять случился ливень, а зонта уже не было.
Хаос подступал со всех сторон. Выдохлась клавиатура компьютера. Который необходим, чтобы чертить, смотреть новости ракетостроения и писать инвесторам. Хоть и старенький, дребезжащий, но без него никак. Надо было спешить в районный центр за батарейками. А там заодно можно подать это злосчастное заявление в полицию.
— Купи гвозди, — попросила жена. Она не могла забыть о тыквах, несмотря на хаос.
— Не хватит денег… — покачал головой инженер, — на батарейки все уйдут.
— А как же рассада? — распереживалась жена. — Ну, может быть, хоть немножко гвоздей?
Саша добрел до остановки. Автобусы опять не пришли вовремя, зато в тщетном ожидании инженер сообразил, что денег нет совсем, даже на батарейки… Пришлось возвращаться. Пока он шарил по всему дому, по карманам и под кроватями, в поисках завалявшейся мелочи, Руфь занудно причитала, как же это она недосмотрела… Инженер опять отправился в путь. На этот раз ему удалось и до батареек добраться, и до полиции. Заявление он написал, но узнал, что этого полицейским мало. Еще он должен заплатить штраф за то, что с ним приключилось несчастье. Это показалось очень несправедливо.
Пешкины теперь ели только крупы, чтобы накопить денег на штраф. Но на огороде как раз уже подрос салат, и Руфь ликовала: можно разнообразить каши на воде салатом! К тому же витамины. Когда деньги набрались, Саша поехал платить штраф. Заплатил, но тут же узнал, что полицейским и этого мало, нужна еще пачка документов.
В поисках свидетельства о своем рождении он разгреб ангар, все коробки, все шкафчики, а потом принялся за чердак. Руфь помогала ему. Получились настоящие археологические раскопки. Они уже так давно жили в этом ангаре, что образовался временной пласт — наслоение из едкой пыли. Может быть, старые города уходят не под землю, а под пыль? А свидетельства о рождении не было, как будто оно погрузилось в археологический пласт, который не разгрести…
Годы проваливались в небытие. Однажды отец позвонил и сказал каким-то странным голосом, что не понимает, где он. И его мобильник отключился. Руфь, сбившись с ног, все же нашла отца, в больнице. Он крепко ухватился за ее руку, казалось, он рад ей так, что не может отпустить. Один его глаз улыбался дочери, в то время как другой безжизненно смотрел в потолок… Он уже не мог говорить, только глядел вот так, одним глазом, и сжимал ее руку… Но время приема закончилось, медсестра расцепила их руки и вытолкала Руфь прочь.
Она вышла из больницы, на улице шел тихий снег и светили фонари. Руфи казалось, что этого не может быть, чтобы отец умирал. Все это не с ней происходит, понарошку.
Потом настала весна, ласковое тепло, и хотя листья еще не показались из своих крохотных шкатулочек, зато уже поднялась из земли трава и в ней даже засияли солнышки одуванчиков. Аромат жизни стоял одуряющий. Но огород еще пустовал. Руфь сидела на крыльце, подкрашивала ржавый велосипед. Агрегат этот служил ей средством передвижения уже много-много лет. С тех пор, как она жила в ангаре. Хорошая, надежная машина. Повезло ей с велосипедом. Был он раньше ярко-зеленый, но со временем покрылся рыжизной.
Аркадий Петрович приводил дочери велосипеды вереницей. Чуть один станет маловат — сразу прикатывал новый. Но те времена канули в лету. Есть такая обширная яма, похожая на могилу. Теперь нового велосипеда не будет никогда. Зато можно подновить старый.
Подкрашивая велосипед, Руфь думала, как лучше распорядиться наличностью. Купить маленькую молодую капустку или зеленый огурчик, но к нему пучок зелени? Или сэкономить на овощах и выкупить, наконец, отцовский прах в крематории, ведь там с каждой неделей сумма за хранение растет, и, наконец, она не сможет его выкупить никогда…
Ра ходил возле. С тех пор как отца не стало, Руфь чувствовала себя одинокой на свете. Оставался муж, Александр, а вот все равно. Однажды Ра выразительно закаркал, как будто сообщая ей что-то важное. Она крепко обняла ворона и стала шептать ему в перья, где, она знала, у птиц уши.
— Вернись… и я вернусь… все вернется… — и пришли спасительные слезы.
Руфь малевала кисточкой по ржавой велосипедной покрышке, да ненароком подняла глаза, и видит: к подъезду дома, что через дорогу, подкатывает необыкновенная машина. Черный лакированный ларец внушительных размеров. Из-за руля выскакивает человек в черных же лакированных брюках и белоснежной рубахе. И распахивает заднюю дверцу. Появляется незнакомка. Руфа смогла заглянуть вглубь ларца… там помещалась комната, прямо в машине! Она увидела диван, стол, шкаф. В шкафу на крючке висел кружевной зонт. Незнакомка была вся в розовом, и на голове ее сидела розовая кочка. Она пешком направилась к подъезду. И никакая это оказалась не незнакомка, Руфа узнала ее. Это была госпожа Виктория Румянцева. Жила на свете такая удивительная особа, владеющая спутниками небесными. Эта дама, предполагала Руфа, могла съесть сколько угодно рыбы… Руфь мечтала поесть рыбы, а камбала служила для нее мерилом недоступных удовольствий. «Но каким образом госпожа Виктория Румянцева знакома с нашими соседями?» — недоумевала она.
Июнь перевалил за середину, а Руфь все еще ждала, что муж привезет гвозди. Он опять отправился к Шутихе напомнить о себе и поговорить о проекте… И вернулся неожиданно счастливым! Шутиха что, Шутиха по старому, ничего толком не говорит, проект ему нравится, но инвесторы пока не заинтересовались… Но в метро Саша нашел потерянный кем-то зонт — хороший, удобный, складной. Но дело даже не в зонте! А в том обстоятельстве, что судьба повернулась к нему не задом. Он, конечно, атеист, приверженец науки и наблюдатель космических полетов Илона Маска. Но все же судьба существует. И не только существует, она вертится!
Зонт оказался женским, с большими розовыми цветами. Ну и что? Инженеру, в общем-то, все равно. Об элегантном зонте он позаботится потом, когда взлетит дирижабль, люди будут восхищены и благодарны, а имя Александра Пешкина станет славно. И зубы потом. Если нет зубов ни у тебя, ни у твоей жены, какая разница, под каким зонтом ты идешь по жизни?
Про гвозди он забыл.
После отца осталась библиотека и некоторая одежда. Но, к сожалению, все это было мало и узко Саше. И еще осталась опустевшая квартира.
Руфь надумала пустить жильцов. Она поняла, что жизнь теперь может измениться. Она будет покупать не просто сахар и рис, а коричневый сахар и бурый рис! Не просто рыбу, а камбалу! И приобретет кухонную утварь: ложки, терку, доску для нарезания овощей, острый нож, а может быть, и микроволновую печь! Чашки. И пылесос можно будет купить, и красивое постельное белье, и даже новую одежду! И трубы починить, и окно проделать… Белый свет наконец примет участие в их жизни! А постер они перевесят в другое место.
Она сможет дарить Саше подарки. Выходя замуж, Руфь мечтала радовать его подарками. Составляла их список внутри себя, но список, как свиток папируса, постепенно сворачивался, ветшал и разрушался… Каракули, которые нацарапаны в начале, уже невозможно было разобрать, а дирижабль все буксовал… Саша на самом деле тоже хотел дарить жене подарки, он бы каждый день приносил ей мармелад в шоколаде… если бы мог. Но когда им случалось решать, на что потратить лишний грош и они выбирали между пивом для него и шоколадкой для нее, он всегда стоял за шоколадку и иногда ее, действительно, приносил! А на веник и другие новогодние подарки просто не было денег. У нее ведь тоже не было. Но теперь будут! И, в тайном восторге предвкушения, Руфь стала бережно разворачивать тот древний свиток. Но зачем разворачивать, если можно читать и с конца? Саше нужно все, начиная от носков… И джинсы такие потрепанные, что их носить уже нельзя…
Когда-то это были замечательные джинсы. Но единственные. Поэтому на них быстро появились потертости, потом небольшие прорехи. Когда повисли лоскуты и обнажились части ног, вид сделался невозможным, да и холодно зимой. А он все равно в них ходил, других-то не было. Руфа зашивала, даже заплаты ставила, но прорехи почти сразу же появлялись на прежнем месте. В это время Сашу как раз пригласили выступать на празднике, посвященном воздухоплаванию.
Праздник проходил в особняке у Румянцевых. Та самая Виктория, которая ездила в лакированном ларце, была там хозяйкой. Так совпало, потому что ее мужу бизнесмену принадлежали небесные спутники, а они в каком-то отношении родственники дирижаблям и всему, что летает в небе. Так Руфь с Сашей неожиданно попали в настоящий дворец. Залы с каминами, живые цветы и столы с закуской… Чего там только не было! И рыба была. Вкусная, как камбала. Виктория Румянцева, в платье розовущего цвета, любезничала с гостям. Руфь не могла оторвать глаз от ее фигуры.
Она сама тогда носила лысую голову. Так сложилось. Сперва краны в ангаре начали гудеть, как будто завелся свой собственный домашний духовой оркестр, было даже забавно. Но трубы трубили недолго, надорвались и замолкли. После этого не стало горячей воды и тепла. Боря приехал на помощь, долго возился, очень ругался, а Саша терпеливо подавал ему инструменты, но это не помогло. Мыть длинные волосы в тазу оказалось слишком хлопотно, вот Руфь и побрилась наголо. Добрая парикмахерша долго ахала и не хотела резать:
— Может, не надо, такие роскошные волосы! Вас кто-то обидел? Так пройдет все, забудется!
Руфь задумалась. Нельзя же сказать, что ее обидела вода, трубы, ангар, даже Шутиха, не знающий о ее существовании… Никто не обидел, просто так сложилась жизнь, что носить волосы — невозможная роскошь.
— Так теперь модно…— объяснила она парикмахерше.
Саша сперва не замечал, что жена изменилась, а когда она прямо спросила его мнения, поднял глаза от чертежа, отметил, что ей по-всякому хорошо, череп красивой формы, и вернулся к работе…
Руфь ждала, не подойдет ли прелестница Виктория и к ней, не спросит ли, как она поживает, а может быть, даже восхитится ее модным имиджем… Но хозяйке дворца эта гостья решительно не была интересна…
Когда Саша поднимался на сцену, Руфь смотрела во все глаза, не мелькнет ли заплата. И с ужасом увидела, что ткань, действительно, поехала, и светит прореха. Она зажмурилась. Но рассказывал Саша хорошо, с вдохновением и научными фактами, ему аплодировали. На торжественном закрытии праздника запускали в небо живую крохотную собачку на связке воздушных шаров размером с небольшой дирижабль. А Виктория лично Сашу поздравила с блестящим выступлением и собственноручно наградила грамотой. Руфь недоумевала, что прелестница ощущает внутри себя? Ведь она как будто не совсем на этой земле. Витает над землей, но совсем не так, как они с Сашей. Воздухоплавательница, но другая. Деньги похожи на сказочное снадобье — придают могущество, позволяют построить дворец, перенестись в тридесятое царство, преобразиться и превратиться во что угодно, одарить любого человека тем, что ему необходимо. Например, если кто-то простужен, каплями от насморка. Саша часто бывал простужен, а на капли не хватало денег. Или купить у нищей старушки букет… Г-жа Румянцева вряд ли догадывается, что у некоторых гостей нет денег на метро, чтобы вернуться с ее праздника… И прорехи на джинсах Саши, наверное, не заметила…
В незапамятные времена, выходя замуж, Руфь планировала одевать мужа с иголочки. Не зря она тащила в ангар утюг. Ей тогда хотелось любоваться им, а мешковатые штаны и футболки скрывали стройность его фигуры. Но гладить оказалось нечего. Они донашивали старье. Александр не прочь был приодеться, но потом. Он даже выбрал магазин стильной мужской одежды, куда полетит на дирижабле. Не то что магазин находился очень далеко, но без дирижабля не добраться…
Однажды серьезный научный журнал заинтересовался темой дирижаблеплавания. Это был прорыв. После выхода статьи в таком журнале точно найдутся инвесторы! Александр не стал посылать статью по электронной почте, а повез ее сам, чтобы познакомиться и обсудить все с редактором. И Руфь — с ним, поучаствовать в судьбоносном разговоре. Вдруг Саша что забудет. Принарядились. Она достала плащ и сапожки, еще даренные отцом. Сашины джинсы и куртку как следует почистила щеткой. Настроение было легким, воздушным. Шли дворами, чтобы сократить путь к редакции, обсуждали предстоящее событие. А во дворе, как водится, кучковались мусорные контейнеры. Около них шебуршился оборванец неопределенного возраста. Завидев прохожих, он как будто испугался, распрямился, расправил плечи, загородил собой контейнеры и поглядел на приближающихся дирижаблестроителей исподлобья.
— Здесь рыться нельзя, здесь мое место, — предупредил он.
А статью так и не напечатали.
Зато мы как птицы, звери и рыбы, думала Руфь. У них тоже на всю жизнь одно оперение, они только чистят его. Однако для нее стало радостью, когда она нашла для мужа отличные целые джинсы — не на помойке, но около. Есть добрые люди, которые не засовывают свои поношенные вещи в жерло контейнера, а аккуратно складывают рядом, для бедных…
А вот теперь Руфь станет почти такой же богатой, как прелестница Виктория! Когда пустит жильцов. Ну, пусть не богатой, но вполне благополучной. Можно будет наладить горячую воду и отопление и отрастить волосы. Купить витамины, им обоим давно пора пить витамины, возраст… Она уже присмотрела в аптеке две большущие глянцевые коробки…
Но Саша опередил ее.
— Можно жить на деньги от жильцов — но разве это жизнь? Мы теперь могли бы сами построить дирижабль. Без инвесторов. Это шанс, который может не повториться.
Руфь поняла, что другие подарки ему не нужны. Только дирижабль.
Отцовскую квартиру продали, и деятельность в ангаре закипела. Руфь неожиданно узнала в мрачном спутнике своей жизни прежнего Сашку, чьи глаза светились так, что вокруг прыгали солнечные зайчики… расцвел и Боря. Чудище в его руках приобретало уже некие очертания. Они подолгу что-то обсуждали, иногда спорили и кричали, иногда смеялись. Руфь наблюдала, как прибывают на грузовиках новые ящики с неведомым содержимым и заполняют собой пространство. И ангар кажется даже тесным помещением.
Стали прикидывать, где арендовать площадку для первых проб воздухоплавания. От всего этого и Руфь повеселела и помолодела. И на радостях попросила мужа купить ей обычные воздушные шары, пусть не гелиевые, она сама надует.
Но он не купил.
— Неужели никаких не было? — удивилась Руфа.
— Были. Но они продавались в наборе с трубочкой для надувания. А это дорого, почти сто рублей.
— У тебя нет ста рублей?
— Нет, осталось совсем мало, — ответил инженер.
Выгреб из кармана мелочь и стал пересчитывать. Так вот неожиданно Руфь и Боря узнали, что деньги иссякли. Боря выглядел растерянным и даже обиженным. Ему казалось, Александр обманул его. А он просто не рассчитал. Боря пропал — ушел думать о жизни.
Руфь утешилась мыслью, что успела наладить отопление и даже купить постельное белье. Правда, только один комплект, но хорошее, из прочного хлопка, добротно окрашенное. Вот приодеть мужа она не успела. Пока работа в ангаре кипела, инженеру все было некогда ехать покупать джинсы. А когда денег не стало — то уже и невозможно.
Прошло полтора десятка лет после дирижаблекрушения. Все это время Руфь была очень занята — она постепенно распродавала отцовские книги. Благодаря ее усердию на столе иногда появлялись крохи еды. Посуды у отца хорошей не осталось. А вот некоторую одежду, поновее, удалось сбыть. Носки Саша и Руфь стали донашивать сами. Размером они не подходили, зато были теплыми. И байковую в клетку рубаху, в которой привыкла видеть отца дома, Руфь тоже таскала теперь сама.
Руфа пила чай из той же чашки с отколотым краем, что и тридцать лет назад. И по привычке повторяла:
— Можно поранить губу, — надо же было о чем-то беседовать за чаем.
А Саша отвечал:
— Пей с другой стороны, — всегда одно и то же.
Но эти слова больше не восхищали Руфь. И Саша не казался сказочным, ни на кого не похожим, вдохновенным, неотмирным.
Постельное белье, хоть и было очень добротным, истерлось за годы, ткань обветшала и рвалась от одного только прикосновения. Истрепались и найденные счастливым образом джинсы, и сам Саша. Глаза уже не сияли, теперь они с трудом читали, а покупку очков приходилось откладывать с года на год, и он таскал в кармане штанов лупу, тоже из наследства тестя. Но и лупа со временем треснула. Саша ссутулился, стал громоздок и неуклюж. Вихров не осталось, зато росла клочковатая борода. Лезвия для бритья не на что было покупать. Дирижабль так и не взлетел, а все остальные дирижаблики потерпели крушение. На жену он и не смотрел уже, а если встречался с ней где-нибудь в ангаре, то спешил обойти, как помеху. У Руфи осталось только тепло ворона. Она обнимала птицу, и ей казалось, Ра слушает ее, понимает и жалеет.
И одно развлечение — гипермаркет в районном центре. Огромный, и гулять по нему, бывало, одно удовольствие — столько всего невероятного, удивительного! Чего только люди не придумают. И можно выбрать что-нибудь себе — недорогое, но полезное. Или вкусное что-нибудь, небольшой кусочек, чего Саша без нее никогда не заметит и не купит. Развлечение это выпадало, когда инженер заработает курьерским трудом, или она продаст книги, либо бусы. Но со временем и в гипермаркете не стало для нее простора…
В последнюю поездку… Руфа как раз продала старинный том Даля и решилась взять камбалу. Вожделенная рыбка оказалась не такой уж дорогой… Не сравнить с другими чудищами, обложенными льдом, на той же витрине. Но Саша сразу ее невзлюбил:
— Если это рыба, то почему так странно выглядит?
— Она очень вкусная, когда жареная. Один разочек можно, — Руфа крепко сжала пакет и сама отнесла его кассирше.
А когда стали упаковывать покупки в рюкзак, камбалы среди них не оказалось, рыба пропала, и Руфь не понимала, как это получилось… отнес ее Саша обратно, или потерял… он не объяснял. Молча, сердито и насупленно паковал рюкзак и уронил упаковку с яйцами. Одно совсем разбилось и перемазало другие. Саша швырнул разбитое в урну, сел на скамью и стал методично отирать пальцами белковую слизь с оставшихся девяти яиц. Руки от этого сделались скользкими, он выронил и разбил еще одно яйцо. Выругался и стал по новой оставшиеся восемь протирать пальцами… Руфь протягивала бумажный платочек, а он отталкивал ее руки:
— Не трогай яйца! Я сам их доделаю!
Все прошло. Она ничем не могла больше помочь ему — ни ее ласки, ни ее разговоры, ни ее заботы — ничего ему не нужно. Если ее не будет в ангаре, он и не заметит пропажи… Теперь Руфь вернулась бы к отцу. Стала бы учиться, потом работать с ним. Но возвращаться некуда, прошлое кануло в лету…
Грядки не было, потому что не было гвоздей, рассада тыквы никла, поясницу ломило, на огороде лил дождь, и Руфь бездельничала, сидела дома, закутавшись в тяжелое ватное одеяло, и читала книжку в телефоне… Ра в дождливую погоду тоже предпочитал обитать в ангаре, он сидел у ног Руфи, ластился иногда, поглядывал на нее. Она читала книжку современной писательницы. Читала про жизнь бедного человека. И споткнулась… бедный человек нашел в холодильнике кусочек засохшего сыра. Да какой же он бедный? Если бы у нее был такой кусочек, они бы с удовольствием его съели — она и Ра, и чувствовали бы себя богатыми. Но у нее в холодильнике — один только засохший кусочек лимона. Есть еще лапша в запасе. На огороде немного редиски… А хлеба нет, и даже крупы вышли. Автор не в теме, не знает, как живут по-настоящему бедно. Может быть, написать ей, чтобы она поправила текст к следующему изданию? Но Руфь не стала. Она сомневалась, что это нужно писательнице. Скорее нет. Вряд ли эту ошибку еще кто-нибудь заметит. Опыт Руфи — исключительный…
Утром Саша утащил из шкафа Бори завалящую черствую вафлю. И Руфь тоже не справилась с соблазном и взяла забытую Борей черствую конфету. И еще три пакетика чая. Ей трудно без чая, без чая бедствие предстает в обнаженном виде, уже без прикрас. Стыдно, конечно, таскать чужие продукты. Одно оправдание — неизвестно, вернется ли Боря когда-нибудь… Уже почти год он не появлялся и даже не интересовался, как дела с дирижаблем и что себе думает Шутиха.
А между тем Саша неустанно пытает этого Шутиху. Сегодня опять там. Руфь знает, что он не привезет ни гвоздей, ни хлеба. У него нет даже мелочи на пиво. И для Ра корма нет. Ему недостаточно зелени с огорода. Ра ластился и вскаркивал все требовательней, просил заботы.
Руфь через силу, медленно собралась и двинулась обходить поселок. Ра следовал по пятам полулетом-полушагом. Она просила у соседей чего-нибудь для ворона. Побиралась! И при этом удивлялась странности своих действий. Чувство ненастоящести преследовало ее. Как будто не с ней это происходит. Все то же навязчивое и спасительное ощущение… Она поняла, что именно так почувствует, если ее поведут в тюрьму. Это все не по-настоящему, все притворяются, и тюрьма притворяется тюрьмой, не может быть, чтобы конвоиры не сбросили масок и не рассмеялись — вот как мы тебя разыграли! И так же если в газовую камеру… — не отчаяние, не страх смертельный, а недоумение. Не может этого быть всерьез, пойдемте лучше пить чай с вареньем!
Руфь собирала в рюкзачок все, что ей давали. А одна сердобольная девушка, под видом птичьей, отдала и человеческую еду — вполне хорошую целую курицу. Руфь старалась запомнить лицо девушки. Чтобы никогда не забыть.
Если жизнь вот такая уже три десятка лет, если она почти прошла… так может быть, она была не понарошку? И та девочка уже канула в лету вместе с отцом, любившим ее? Только не в лету. Руфь нашла это слово в Википедии. И теперь она знала, что «Лета» — река забвения. А она отца помнит. И чем больше проходит времени, тем пристальнее о нем думает…
Саша вернулся, без гвоздей, но с новостью. Дирижабль скоро взлетит! Вот прямо сейчас, даже раньше конца года! Инвестор найден. На днях инженер едет подписывать многомиллионный договор. Какой пир они закатили в тот вечер — Саша, Руфа и Ра! Как быстро разделались с курицей, как праздновали свою надежду и дерзко мечтали! Руфь поняла, что никогда-никогда не нужно отчаиваться. Что терпение вознаграждается, а жизнь может засиять неожиданными красками даже близко к своему исходу…
Нужно было позаботиться и заранее заначить сто рублей на метро, чтобы доехать до Сити в нужный момент… Конечно, все рассказали Боре, и тот на радостях одолжил даже больше. Сто рублей берегли. А на остальные покупали каждый день по кирпичику хлеба и ждали звонка Шутихи.
Шутиха долго молчал, а когда Пешкин дозвонился до него, объяснил, что инвестор разочарован в проекте. Дирижабли уже строит Румянцев. Они опоздали. Саша поник.
— Он у меня идею украл, я дурак, сам все рассказал на празднике…
— Это моя сестра у меня украла, — лицо Руфи исказила гримаска, она боролась со слезами…
— Сестра? Какая сестра? — не понял Саша.
— Которая наградила тебя грамотой, моя родная сестра. Ты помнишь, я тебе рассказывала про маму? Ее тоже звали Викторией, она была красавицей, и папа ее любил. Мне было пять лет, когда мама ушла к богатому. А тот не хотел, чтобы она с нами виделась, ревновал, наверное. И у них родилась Вика. А я мечтала о сестре, мечтала нянчить ее, играть с ней. Но смогла встретиться, только когда ей было уже семь. Подкараулила у школы. Бросилась к ней… Думала, она обрадуется, что у нее сестра, ребенок же, семь лет всего, а тут такая неожиданная встреча! Она сказала:
— А, так ты и есть та самая ошибка? Так тебя и твоего папу моя мама называет. А мой папа говорит, что ты все равно придешь за деньгами. Ты за деньгами пришла?
И все это со злым личиком — вот-вот укусит острыми зубками! Я поспешно отдала ей свои жалкие подарки — коробку с конфетами и пакет с куклой, и бежала… И зареклась тогда — никогда не буду корыстной, никогда не буду похожа на мать и сестру, никогда-никогда. Только любовь…
— Какой же я невезучий, — Руфь поняла, что Саша ее не слышал.
Зато остались сто рублей нетронутые. Их можно потратить как душе угодно. А душе угодны гвозди. Чтобы сколотить высокую грядку для тыквы. Рассада гибнет…
Саша отправился в районный центр за гвоздями. Заодно развеяться. И привез, и сколотил грядку! Чуть живые хилые длинные росточки усадили в ящик. И они принялись крепнуть, набирать силу.
Инженер долго и мучительно обдумывал ситуацию с Румянцевым, и понял, что тот не мог передрать все. За прошедшие десятилетия Саша заметно усовершенствовал свой проект. И то, что строит Румянцев, ни в какое сравнение не пойдет с тем, что мог бы построить сам Пешкин. Шутиха согласился, но инвестор интерес к проекту потерял окончательно, и Шутиха обещал заново поискать, другого…
Плети тыквы полезли с грядки, мощными петлями разметались по огороду, заполнили все пространство и дали крепкие желтые цветы, а потом и плоды — яркие, звонкие, налитые тыквы. Руфь успела их снять вовремя, перед первыми заморозками. Они оказались чудо какие вкусные. И еще оставался Ра.
Ра пропал через несколько лет. Так же неожиданно, как появился. Или ушел в лес — за ангаром ведь простирался дремучий ельник… Или улетел — вдруг у него крыло наконец-то восстановилось, и он заново научился летать. Или стал дирижаблем. Или просто пропал…
Потом у Руфи начались головокружения, звон в ушах, напала слабость несусветная, и ей предложили лечь в районную больницу на обследование. Она собрала кружку, ложку и миску, сменное белье, мыло, зубную щетку с порошком. Зубной порошок вместо пасты Руфь догадалась использовать еще в юности — он гораздо дешевле… Саша проводил ее до автобуса. Ему надо было срочно закончить чертеж для Ладьи. Домой Руфь уже не вернулась…
Ладья, молодой специалист из Москва-Сити, теперь заменил Шутиху. Тот отошел от дел, играл в шахматы в парке и гулял. Но он порекомендовал Сашу Ладье. Однажды Ладья предложил инженеру усовершенствовать чертежи для заинтересованного инвестора. Но Саша тогда уже совсем ничего не видел, и чертеж его получился похожим на детский рисунок.
Ладья разглядел на рисунке речку, домик, пару человечков и птицу, небо с облачками и солнышко…