Стихи
Опубликовано в журнале Знамя, номер 8, 2022
Об авторе | Андрей Геннадиевич Поляков (09.06.1968, Симферополь, Крым) — русский поэт. Книги: «Epistulae ex Ponto», 1995; «Орфографический минимум», СПб.: Пушкинский фонд, 2001; «Для тех, кто спит», НЛО, 2003; «Китайский десант», М.: Новое издательство, 2010; «Письмо», М.: Арт Хаус медиа, 2013; «Америка», НЛО, 2014. Стипендия Фонда Бродского (2007), Премия Андрея Белого (2003, 2009, 2011), Русская премия (2014); Премия «Парабола» (2014). Постоянно печатался в «Знамени» еще двадцать с лишним лет назад. Предыдущая публикация — № 9, 2021.
Неправильный сонет
Россия, осень, сон, масонская Москва
хвостатая конфетами, котами… —
Какие тёплые хорошие слова
мы произносим медленными ртами!
Вы, прахом осени пошедшие слова,
ты, птица попугайская Досада —
нам скальдов пересказывать не надо
мы знаем сам, где зад, где голова
бо все тела из ялтинского лета
в блужданиях либидо и балета,
что снежный лес, коснутся нас зимой
что реки — ледяною глубиной
что небеса, глазами голубыми
следящие за скальдами любыми…
И станет вдруг Москва хвостатою женой,
которую из жалости любили!
* * *
Я месяцами жил без сигарет,
не пил вина, не прикасался к бабе
и видел сны, что я — святой поэт,
который голым спит на баобабе,
что над моею голой головой
в печальном ветре осени кружится
разумная Космическая Пицца…
О, Боже мой!
* * *
И стоит среди книг, словно зеркало
поэт горделивый
в жилете вязаном хорошем
гладить кота не спешит
Это я здесь
Мне музыка сама себя играет —
гиперборейский ветер на губах —
с лёгким сердцем, что бьётся в поэте
пляшет музыка
слушает кот
умывается заячьей лапкой
Руки и ноги замёрзли мои у меня
я завидую шерсти кота
холодный, как зеркало осени
тень-поэт с тёплым сердцем
гладить кота не спешу
Осколки русских звёзд
1.
Есенин был мне брат
И розовые кони
внесли нас в лес, как иноков младых…
Метнулись волки к новенькой иконе
в руках моих —
2.
В порядке осени какого-то года
медвежья голова Клюеву приснилась
с глазами, налитыми чёрной кровью —
очень ночными!
Клюев, Клюев, ну что же ты испугался
молодильными яблоками продрался
лучше б ты с Есениным целовался…
3.
Погляди, это маленький Ленин
что распят на колючей звезде —
ницшеанская горькая ересь
на губах развернулась, как роза
это синдики скачут Сервека
на горяче-крылатом козле
посвящая Россию в большие снега
и в певучие слёзы…
4.
Зима-красавица, и в звёздах небо…
О. М.
Москва-красавица писала нам законы
кровью мальчиков своих
Меха боярские, гусарские попоны
нас душили, молодых
Москва-медведица, я горько засыпаю
на красно-пресненском снегу
но строк солёной кровью не смываю —
хотя могу!
5.
Красивая, как кровь, Москва сороковых
давила пальцы нам, давала нам под дых
на Красной Пресне волк в железной гимнастёрке
читал стихи не нам, а честной комсомолке —
менаде будущей
терзательнице книг
в издательствах Святой Партийной Крови…
Так вот, что назовёт потом любовью
наш навсегда прикушенный язык!
6.
Русской Музою назвал —
руки за спиной связал
советских слов верёвочкой солёной…
Экзистенциализм
1.
Над тюрьмою
над психбольницей
и
над церковью
пролетал
ангел
имени Льва Шестова —
кто рукой ему помахал?
А никто
Никто не махал
А никто его не узнал
И никто ему не сказал
ни полслова
ни четверть слова —
только ветер в руке звенел
только крыльев поскрипывал мел
на чёрной доске
ночи…
2.
Лев Шестов. За тебя сегодня
я молился в ночи своей
Стал я лучше
Я стал слабей
Я увидел, Шестов, сегодня
как светла Темнота Господня…
Только Свет Господень —
светлей!
Элегия
На берегу пустынных во
мы тоже видели ево
он был поэт и громогласен (благодатен)
но телом издали старел
и вот стал взор ево неясен (неприятен)
как будто в бане угорел
он смотрит всяких тёмных пятен
впотьмах мерцающих химер
и вдруг уверен, что развратен
сам папа римский, например
и вдруг бежит он по дороге
над ним Луна, раскинув ноги
как девка круглая блестит
а он бежит, бежит, бежит! —
где упадёт?
Символист в ночном клубе
Да ты любил ли их, те сборища ночные
во всех шести руках стаканы ледяные
над влажным столиком стеклянный жёлтый шар
и общих девушек танцующий пожар?..
Он не прославит праздники ночные
искрящую от танцев темноту
и девушку военную вон ту
её глаза — и стрелы остальные
Он не полюбит болтика во рту
в ногах пружины весело-смешные
и между них такую пустоту
что будды просто плачут, как родные
Подпрыгивание, козлиное скаканье
язычество, очей очарованье
он жалует, но это — не оно
Поэтому, поэтом называясь
он в немоте глотает, улыбаясь
в иной эон влюблённое вино
* * *
Вдруг в кабинет товарища Сталина
ворвался агроном Мятликов, крикнул:
«А!», развернулся и быстро выбежал
прочь. Учёные доказали, что после этого
Мятликов был пойман, красив и сослан
в далёкие колхозы небесной Роси
Две песни
1.
Тело Музыки-Музы поём
Поклоняемся деве кровавой
Комсомольская Музыка-Песня! Не ты ли
пробрела по дорогам марксизма и боли
с диким сердцем, так сладко открытым для солнца и ветра
для поцелуев поэтов и пуль?
Скоро снег, говорю, скоро пьянство
Из колымского ада воскресший Дионис
скоро спляшет, как Ницше, над белой Москвой
будет петь, будет спать, будет сыпать
будет сыпать и сыпать в толпу
свой классический хмель…
Скоро пьянство!
Вот и Пушкин шагнул с пьедестала
Сердце бьётся больнее быстрее —
значит, тело болеть не устало
Значит, тело болеть не устало…
Муза! тело твоё —
навсегда
2.
Эллинам повезло:
всю жизнь
они ходят как бы в военной форме
носят перед собой зеркала
сами себя освещают
сами себе поют
Им повинуются женщины
им улыбаются дети
а названия их городов
звучат, как фанфары мира:
Берлин —
Париж —
Петербург
А мы неудачники
брат —
нет нам военных походов
и в осколках наших зеркал
отражается только Бог
Да и песни — только для Бога
Или это не песни вообще
а просто —
тёплый шорох дождя
по дороге
в Иерусалим…
Поэма
Ходит тихо монах по холмам —
или нет, это ходит закат
или кто? или даже не так:
если, скажем, ты брату не рад —
это ходит блудница вон там
где Луна в глубине облаков
показала, кругла и легка
как белеет её молоко
голубеют её облака:
до Луны нам дойти нелегко
по тропинке в молочных холмах
но Луна — далеко далека —
показала, светя свысока —
нет, блестя сквозь просветы в словах —
как целует блудницу монах
над рекою в кустах тальника
или нет? или эта река —
не река, а Селены рука —
или нет? значит, снова не так —
значит, значат не звук и не знак:
глубина, говоришь, в облаках
убирая былинку с виска
белизна, говоришь, глубока
и не блудный ледок на глазах
и не лунная лёгкость ледка
и не лунная пыль на губах —
ну, а что?
Ты не знаешь пока
Метамодель
Вокруг мерцающего шара
с названием Земля планета
летала голая гитара —
Ерёменко её за это
Вокруг него лежали степи
среди степей скакали скифы
Они испорченные дети
в губах у них иероглифы
Они сожгли родную хату
потом сожгли Бхагавадгиту
а я любил из автомата
и рвал сердца без динамита
А я считал, что не гитара —
метафора, как бл*дь, раздета
вокруг летающего шара
летала, дура, как ракета
Я в институте диамата
кровавил скифскую посуду
и говорить без автомата
я даже с Буддою не буду
* * *
Жалей мои стихи
Пускай я не поэт
а говорящий заяц на поляне
в смешном живом лесу, в картинке детской книжки
объятый снежной радостью к словам
к снежинкам звёздным
к ледяному свету
к России Божьей, слёзной, розоватой
Я лапами в поэзию стучу:
— О, полюби зверька немолодого
люби меня, пожалуйста, люби!
* * *
Всё на свете становится розовым
всё дрожит, как вода, а потом
я поеду в дыму паровозовом
за прекрасным кошачьим хвостом
А потом, будто нищий на паперти
буду света просить у святых —
пусть постелют мне белые скатерти
и поставят мне водки на них!
Октябрь
Утяжелив бутылками карманы
уходим в залетейские туманы
где жёлтая листва лежит, как чешуя
от рыбы деревянной, хрупкий шорох
ногам дают шаги… Я никуда
идти не собирался, что же вдруг
спешу с тобой, нетрезвый старый друг
ребёнок жалкий?.. Я глаза прикрою
глаза прикрою: вспыхивает мгла
и тлеет солнце красным силуэтом…
Так! Нет в бутылке ни добра, ни зла
Есть — свет. И тень, отброшенная светом
Священнику, отказавшемуся от стихов
Ну, хорошо, ты прав:
воскресший Бог Стиха
к тебе не подскользнёт стопой высоко-дымной
подножку не подставит
и ты не упадёшь
всем ртом в алмазно-твёрдую траву
(— ты помнишь Льюиса? —)
в такую мураву
которая куда прочней и строже
чем твой нетронутый
твой неразбитый рот…
Отплёвываясь призрачною кровью
не закричишь ты снизу: «Боже, Боже!
Стихи воскреснут — кто тогда умрёт?
Кто вновь воскреснет —
Словом и Любовью?»
Снег в семидесятые
(уроки буддизма в детстве)
1.
…как будто бы новый
каждый день декабря
готовил всё новые испытания снегом:
белый молот бесшумный
бил всё ближе и ближе
и смерть была рядом —
и жизнь!
2.
Январским вечером
прийти домой из школы
лечь на диван
и не включая света
следить, как снег свободен за окном
как сердце бьётся, тяжелее снега:
вот белое
вот
красное —
твоя
гражданская война
3.
Больной ребёнок
светлый снег —
больной ребёнок
не повтори: «светлый снег»
не повтори: «бодхисаттва»
но:
«почти бодхисаттва
Снег…»
4.
Некоторые из снежинок
кажутся просветлёнными
или пьяными
что ли —
уж слишком какими-то снежными
слишком белыми и духовными
слишком сильно кружащимися
во дворе нашей школы
под музыку наших учительниц
которую можно услышать
если всю ночь —
не спать
5.
Снег сна…
Золотой ключ
I
Отслоилась листва от лица Прозерпины:
к сентябрю у богини
болит голова…
Но блестят на галерах бугристые спины
и на Кипре трещит
выгорая, трава
Нет у Кипра воды для руки Прозерпины
не для нашей подруги
придуман прибой
только греков и тюрков горячие спины
и земля золотая
и свет золотой
II
Кто видит тот же
сон, что
Персефона
когда кладёт
в могилку телефона
смертельные
(советские)
слова, которыми
согрета
голова?
А чем ещё, а чем
она
согрета? Холодным
чаем, белой
сигаретой —
крестом в окне, иконой
на стене —
— и Персефоной
снящейся
во мне
Крымская пленница
Как ветреная девушка в тонком платье
как невеста, сбежавшая от парторга
обнимается прозрачная занавеска
Сильфида Зефирова запрыгивает в окошко
Смейся, смейся над моими пустословами
перелистывай страницы этой тетрадки –
всё равно ведь с собой унести не сможешь
в шестидесятые годы в шестидесятые годы
вот такое стихотворение
про тебя!
из школьной тетради —
ветер? Может быть и ветер
или кто-нибудь другой
вдруг невидимо засветит
пустоту над головой —
или это планетянин
с тёмно-лунной стороны
перепончатою лапкой
тронет волосы твои —
пусть останется загадкой —
словно детские стихи
сохранённые тетрадкой —
вроде этой чепухи
Волшебный стрелок
(велогонки 80-х)
Медведь проехал на велосипеде!
А может, это вовсе не медведь?
Закрой глаза и тщательно ответь:
во внутреннем кто там проехал свете?
педали кто копытами круть-верть?
коленками кто ловкий, как в балете
в июне лета на Земле планете?..
В юности завидовал тому, кто въедет в лето
на велосипеде-солнце золотом
кто из золотого, ну, допустим, пистолета
расстреляет однокурсницу с хвостом
Хвостик свежевыкрашен, девушка — красива
спицами, как Гелиос, блестящ велосипед
Велофилы выпили четыре литра пива —
не пора ль проверить пистолет?
Что, не надо пробовать?.. Может, и не надо
а может быть, попробуем с другою дорогой
Так или иначе, алкогольная наяда
будет плыть по жизни за тобой
Станешь умирать, тогда опять тебе приснится
юности июньское кино —
насовсем приснится лето, никогда не прекратится
ни за что не кончится оно!