Стихи
Опубликовано в журнале Знамя, номер 6, 2022
Об авторе | Роман Сергеевич Япишин (08.06.1988, Челябинск) — поэт. После Южно-Уральского государственного университета в 2018 году окончил Литинститут им. А.М. Горького. Музыкант. Руководитель поэтической секции литературного объединения Челябинского тракторного завода, организатор поэтических вечеров «Каменоломня». Победитель литературного Конкурса имени Николая Гумилева «Осиянное слово», дипломант Южно-Уральской литературной премии. Участник Форума СЭИП-2021. Книги стихов «Ненастоящие декорации» (Челябинск, 2012). Роман Япишин увлекается горными лыжами, боксом, берет уроки вокала и поет сразу в двух челябинских группах — «Рантье» и «Делофер». Работает в Челябинской областной универсальной научной библиотеке, зав. Центром культурно-просветительских программ. Дебют в «Знамени». Живет в Челябинске.
Ангелы
И плоскость есть, и есть стакан,
Что сделал водку вертикальной.
Приподними меня, стоп-кран,
С поверхности столярной!
Когда дожди идут в башке —
Не просыхают веки,
И в каждом мусорном мешке
Я вижу человека.
А это значит, господа,
Пора нам закругляться,
Пока не сделали года
Смешною смерть Паяца.
Пока есть дым, который дом.
Туда неторопливо
Иду я ночью босиком,
Покусанный крапивой.
Памяти посвящается
Был велик и талантлив,
И не было ему равных.
Но судьба распорядилась так,
Что тёмной ночью
Его подкараулили возле дома
И безжалостно закололи кинжалом,
Впрочем, может, и пилумом.
Его убийц так и не нашли.
Да никто и не старался их искать,
Самого его не очень-то любили власти,
А народ тогда ещё читать не умел.
Знать была трусливой, предпочла не возмущаться.
Дело замяли.
А вскоре его стихи запретили везде.
Абсолютно везде.
Все тома его гениальных сочинений
Сгорели вместе с Александрийской библиотекой.
С тех пор мы о нём совершенно ничего не знаем.
И никогда не узнаем.
Даже его имени.
Никогда не прочитаем его гениальные творения.
На много тысяч лет опередившие своё и наше время.
КБ
МАКСИМУ ЗЕМЛЯНСКОМУ
И выйдем мы на улицу Землянского,
Возьмём в КБ, конечно же, Цимлянского!
Такого, мля, Цимлянского возьмём!
На улице Землянского бетонные
Дома стоят, в них лифты потаённые,
А под домами спрятан чернозём!
Катайся в лифтах до остервенения,
Вдыхай у теплотрассы испарения,
Что хочешь, в общем, то и совершай!
Засижен двор беззубою старушкою,
Собака хочет стать тебе подружкою,
А в голове её живёт лишай!
Как хорошо быть бабкою цинготною,
Со всей своей московской подноготною!
Такое нам и не мечтай — ни-ни!
И даже если в честь тебя назвали улицу,
Твоя фамилия пока что не рифмуется
С пропиской в этой области страны.
Но полно! Вот уже восходят сумерки,
Темно вокруг, как будто бы здесь умер кто.
На Патриаршие Геракл несёт Му-му.
Чернеет ночь на улице Землянского,
Как Пушкинъ за окошкомъ Сельскоцарскаго.
За всё спасибо скажем мы ему!
Круглый год
Послушай, как дивно поют комары!
Их голос стал бархатным из-за жары!
А нежные ножки постельных клопов?
Шагами их полнится каждый альков!
А если зима, то по-детски свежо,
И снег так по-детски застенчиво жёлт!
И трубы! О, трубы! Да, трубы трубят,
Зовут на завод постаревших ребят,
Мальчат и девчат, но их лица белы!
А голос подобен укусу пчелы!
Смотри, дорогая, им сложно идти
Всю жизнь на работу, с восьми до пяти.
И всё углубляется здесь каждый год:
Всё ниже и ниже кирпичный завод,
Деревья покрылись земною корой,
А ветер смешался с грунтовой водой.
И каждая мелочь здесь тянется вверх,
И мне очевидно, как зрительный нерв,
Что я каждый год на полметра длинней,
И я почти весь состою из теней.
Я здесь поселился, в утробе двора,
Где круглогодичен полёт комара.
В краю, где незримые тени живут.
А больше никто не прижился бы тут.
Беатриче
Какое лето во дворах!
Когда летят в кусты окурки,
Когда поют грачи-придурки
О том, что осень в лагерях.
Когда цветёт в садах мигрень —
Не расшифровывай кроссовки!
Орёт оркестр на остановке,
А дома только птичья дрель.
Иду к тебе, мне двадцать лет,
В потёмках мир, в штанах наличка.
О, я-то знаю, Беатриче,
Кому поёшь ты свой привет!
Не пой, молись, чтоб я добрёл
Сквозь эти все соблазны мира,
В пути пиная банку с пыра,
Что служит мне поводырём.
По тайным улицам нельзя
Ходить без цели и маршрута,
Ко мне, раздета и разута,
С небес слетела стрекоза!
Я шёл к тебе, красив и глуп,
Кусты презрев и гомон птичий.
Ты не молилась, Беатриче!
Я знаю, я смотрел youtube.
Суббота
Белая палата,
Серая зарплата,
Быстроногий веник,
Подмети мне денег.
Был вчера я беден,
А сегодня съеден.
Как режим постельный —
Жизни понедельник.
Оттого всем сбродом
Ходим по субботам —
Господин начальник,
Подставляй наличник!
Жить на свете дружно —
Помирать не скучно!
Отпоёт нас оптом
Поп с весомым опытом.
Но проснёшься трусом,
И звенит укусом
На руке с утра
Смерть от комара.
Медленный, как голем,
Пазик едет полем.
Всё везёт кого-то
Дальше, за болота.
Про Мелькомбинат
Покуда дело пахнет хиросином,
И снег белеет на нескошенных осинах,
Не гнутся пальцы, слякоть в носоглотке,
И не хватает до чекушки сотки,
Я перейду для Пансы на испанский
И объясню, мол, Панса, здесь опасно,
Взгляни на неприветливые лица,
Делись, у нас тут принято делиться.
Покуда сочинительствует Санчо,
Что нету сотки, что иди отсюда мальчик,
Какой к хренам тебе я санчепансо?
И где ты взял в Челябинске испанский?
Я помолчу, пусть он окрепнет духом,
Ломанчскую достану выкидуху,
Кончай, скажу, базар, ты всё компренде.
Он скажет: си, синьёр, уно моменто!
Накинет на бухло и на такси.
В такси скажу: в Мелькомбинат вези.
Красный — мусорской, чёрный — воровской
Возвращаясь, подвыпив, домой, около часа ночи,
Я подумал, так, между прочим:
Почему бы мне не зайти за пивком?
А потом домой, конечно, куда же потом?
Ну, я шёл в футболке с принтом, кедах и розовых джинсах,
Наподобие, наверное, какой-то феи из Вингсов
Или кого, может, похуже ещё.
И повстречался с одним хлыщом.
Он спросил: слышь, друган, как дойти до Молдавской?
Я говорю: да вон там, магазин будет «Сказка»,
Повернёшь направо, а там в двух шагах.
Он говорит: ага,
Тут ещё у меня есть вопрос.
Я думаю, как же, щас, деньжат тебе на пивдос.
А он продолжает: ты не обессудь, может, я понапрасну,
Но чё у вас город такой, в натуре, красный?
Я давай расшаркиваться, говорю: извини, мол, вроде
По-другому пока не выходит,
Приезжай попозже, будем стараться, мало ли,
И до нас нужной масти дойдут когда-нибудь короли.
И станет наш город прекрасный и чёрный,
И сможешь ты, друг мой, светлый и непокорный
Ларьки выставлять, в подворотнях шуршать по карманам,
Условия невыгодные навязывать каким хочешь мадамам,
Спускать собак на прохожих, так, просто из интереса,
Стрелять по ментам (ну а чё?) из обреза,
Забить инвалида его же протезом.
И меня за мерзкие джинсы мои на хрен зарезать.
Кроты
Зачем крадут кроты
Корявые морковки,
Когда черны их рты
От вечной голодовки?
Что им нашепчет мох
С неведомых погостов,
Отчизны закромов —
Запасов девяностых?
Зачем они поют
В земле холодной песни,
Когда вокальный труд
Братве не интересен?
Зачем родит их тьма
Из холостых снарядов?
Похоже, тьма сама
Не очень-то им рада.
Я думаю о них
Не чаще, чем о минах,
С войны не найденных
В районе Хошимина.
Морзе
Бьёт крылом большая птица —
Сердце слева, как всегда.
Видишь ночь? Она не злится
И не дремлет никогда.
Зубы пляшут на морозе:
«Первый-первый, я дурдом,
Говорит товарищ Морзе» —
Я расшифровал с трудом.
Так общаются друг с другом
Мёртвые посредством нас.
Этим жутко я напуган
В этот поздний зимний час.
Ты не едешь. Очень жалко.
Я брожу по темноте.
Лучше думать о рыбалке
Или прочей лабуде.
На крючочек интеграла
Клюнет рыба-инженер,
А на золото металла —
Щука-милиционер,
На блесну ларька «Мимоза»
Хорошо клюют бомжи.
Дорогой товарищ Морзе,
Как поймать её, скажи!
Говорящий
Куст ли я горящий-говорящий?
С уст ли я сорвавшийся упрёк?
Плотник ли, нечаянно доставший
Из молитвы чёрный молоток?
Разобьются, как воспоминанья,
Пчелы мёда полные — в стекло.
А потом сбегутся есть молчанье
Тараканы изо всех углов.
А потом талифа-кум на крышу,
Чтоб глазеть, как Лазарь, на зарю.
Почему же ты меня не слышишь?
Или с кем во сне я говорю?