Литература в полулитературных и нелитературных изданиях 2020–2021 годов
Опубликовано в журнале Знамя, номер 5, 2022
Философско-литературный журнал «Логос»
В номерах «Логоса» за 2021 год немало статей, связанных с русской литературой. Так, во второй части сдвоенного (№№ 1–2) тематического номера «ВИЧ/СПИД и другие пандемии» помещена статья Зинаиды Сокулер «Итак, хвала тебе, Чума». Автор анализирует известные литературные произведения, посвященные чуме, — эссе Антонена Арто «Театр и чума», роман Альбера Камю «Чума», пушкинский «Пир во время чумы», — и приходит к мысли: чуму лишь теоретически есть за что похвалить, на деле она не может быть ни в каком отношении благотворной ни для индивида, ни для социума; ни о каком благородном «очищении» личности нет и речи. Дмитрий Бугай в № 6 за тот же год это мнение оспаривает: Сокулер, говорит он, видит произведение Пушкина через призму «морали строгой», тогда как возможно и принципиально иное прочтение: «Для нас “Гимн в честь чумы” — относительно независимое, собственно пушкинское произведение внутри перевода сцены из трагедии Вильсона, выражающее мировоззренческие искания Пушкина в переломный для него 1830 год <…> Он дает больше — трагическую песнь, своей глубиной и пафосом не уступающую великим хорам “Агамемнона” и “Антигоны”».
Еще одному русскому классику — Льву Толстому — и его роману «Война и мир» — посвящена статья Этьена Балибара, заслуженного профессора Университета Парижа — Нантера и Колумбийского университета в Нью-Йорке «Люди, армии, народы: Толстой и субъект войны» (№ 3). Через анализ мировоззренческих установок Толстого автор раскрывает основной тезис, согласно которому Лев Николаевич хотя и опровергает в романе интерпретацию войны Клаузевицем как «продолжения политики», но при этом радикализирует и обобщает один из тезисов того же Клаузевица о «превосходстве защитной стратегии» над наступательной.
В № 5 — материалы, посвященные Александру Радищеву и Александру Блоку. Как показывает научный руководитель исследовательского центра Европейского университета в Санкт-Петербурге, доцент НИУ ВШЭ Виктор Каплун, Радищев включил в одну из глав «Путешествия из Петербурга в Москву» фрагмент статьи Иммануила Канта о Просвещении, но на немецкого философа при этом не сослался, в результате чего большинство ученых до сих пор считают, что это его собственное высказывание. Стихотворение Блока «Миры летят, года летят. Пустая…» стало предметом внимания Илоны Светликовой, Варвары Кукушкиной, Павла Юшина и Марии Фесенко в статье «Космология и Возрождение на рубеже XX века: “Миры” Александра Блока», анализирующей влияние на поэта древних, средневековых и современных ему — рубежа XX века — космологических представлений.
В последнем номере года помещены статьи профессора Рауля Эшельмана (Германия) «Перформатизм как преодоление постмодерна», Майи Соболевой «Модерн bottom-up: социалистический сюрреализм Андрея Платонова» и Антона Сысолятина — «“Разговоры” о природе времени в кругу чинарей: Леонид Липавский».
Эшельман, споря с рядом крупных ученых (с Марком Липовецким и другими), анализирует творчество современных русских писателей: Виктора Пелевина, Евгения Гришковца, Захара Прилепина, Александра Иличевского, — в контексте эпохи перформатизма (термин введен им самим), которая, по мысли автора, приходит на смену постмодернизму. На примере текстов этих весьма разных авторов немецкий исследователь показывает, как работают основные стратегии перформатизма, которых он выделяет пять: двойное обрамление (создание в пределах повествования закрытых пространств; стилизация радикально разделенных субъекта и посредника; расширение прав и возможностей субъекта; разработка этики совершения преступления; использование остенсивных1 знаков.
Майя Соболева усматривает в прозе Андрея Платонова потенциал для развития теории модерна. На основе анализа его текстов Соболева приходит к выводу о том, что единого модерна, «основанного на единой семантике и единой темпоральной логике», не существует, — он распадается на модерн top-down — взгляд на мир с позиций теоретика или идеолога и модерн bottom-up — картину мира с точки зрения массы. Повесть «Котлован» исследователь относит к модерну последнего типа; самого же автора представляет как «социалистического сюрреалиста». Под сюрреализмом в данном случае она понимает «способ реального бытия человека массы, возникающий из рассогласования языков в одной речи» и «сопровождающийся рассогласованием времен». Языка у Платонова она находит три: «доминирующий язык утверждающейся советской системы» — ему соответствует временной модус будущего; «традиционный, родной — репрессированный язык прошлого» и, наконец, «символический язык тела» — «безмолвный язык настоящего».
Антон Сысолятин, анализируя работы участника ленинградской литературно-философской группы ОБЭРИУ Леонида Липавского «Объяснение времени», «Трактат о воде», «Исследование ужаса» и конспекты домашних бесед, объединенных Липавским под названием «Разговоры», показывает, что у писателя было собственное понимание времени, отличное от традиционного представления о нём как об «онтологической характеристике предметов». Липавский, полагает автор, видел во времени «феномен, связанный со спецификой человеческой чувственности, сознанием и языком» и полагал, что «именно человек привносит время в сам по себе вневременной мир».
«Искусство кино»
Один из блоков № 11–12 за 2021 год посвящен слиянию литературы и кинематографа. В этом разделе — три материала, связанных с русской литературой: «Рождение полиамории. «Клеопатра» Осипа Брика» профессора и киноведа Саши Рейзора, «Пощечина американскому вкусу. “Тот, кто получает пощечины” Леонида Андреева в США» Фредерика Х. Уайта и «Похвала непомерным людям. Лесков — Балабанов: от сказа к сказовому кино» Анны Ниман.
Саша Рейзор рассказывает о нереализованном сценарии «Клеопатра» (1927), который Осип Брик написал для режиссера Льва Кулешова, Рейзор цитирует фрагменты из книг Бенгта Янгфельдта и Максима Шапира, свидетельствующие об огромном интересе Брика к проституции и вообще к интимной стороне жизни женщин, в том числе совершенно ему незнакомых. Помимо того, что сценарий всесторонне касался тем угнетения женщин, автор его неожиданно соединяет социальный пафос с едкой сатирой и отчасти даже с фантасмагорией: прекрасная Клеопатра в интерпретации Брика — дурнушка, а общество, окружающее эту страдающую женщину, — сборище уродов и безумцев. По ряду причин, как политических, так и личных, фильм не состоялся, и тема Клеопатры в советском кино была на десятилетия забыта.
Фредерик Х. Уайт, автор книг о Леониде Андрееве и истории русского авангарда, излагает полную парадоксов историю оглушительного успеха в США пьесы Андреева (впервые поставленной в 1915 году) «Того, кто раздает пощечины» — об интеллектуале, ставшем цирковым клоуном. Писатель, конечно, предсказывал падение популярности театра, вытесняемого кинематографом, но вряд ли мог предвидеть, что по мотивам его пьесы будут написаны роман (Джон Карлин, 1925) и опера (Роберт Уорд и Бернард Стамблер). Спустя десять лет после первого представления пьесы американо-шведский режиссер Виктор Шестрем берется за ее экранизацию. Режиссер ушел от «панпсихического» театра Андреева, завязанного на чувствах героев (или на отсутствии у них таковых), и сделал упор на напряженный экшн и спецэффекты. В результате персонажи Шестрема, почти лишенные рефлексии и внутренних изломов, предстают прежде всего как люди действия, — что нехарактерно для психологического театра, зато типично для зрелищных голливудских фильмов. Поэтому такую интерпретацию, говорит автор, американский зритель принял очень сочувственно.
Последний материал блока о связи творчества Николая Лескова и сценариев Алексея Балабанова — Анны Ниман, историка кино, пишущей сейчас книгу о режиссере. В ее статье анализируются особенности последнего балабановского сценария «Мой брат умер» и его связь с «Запечатленным ангелом». «Творчество режиссера и образно, и тематически, и проблемно связано с творчеством Николая Лескова, — говорит автор. — Наиболее выразительным связующим звеном становится образ героя, “непомерного” и неуемного — своеобразно истолкованной народной души». Состязавшийся с Кафкой и Беккетом, Алексей Балабанов, по мысли автора, с Лесковым не спорил, — тут, скорее, можно говорить о сознательно и внимательно усвоенном влиянии.
Сдвоенный номер журнала (№ 9–10 / 2020), вышедший ограниченным тиражом, — живой пример взаимовлияния литературы и кинематографа: он целиком посвящен сценариям и кинопрозе. Сценарии здесь — в широком жанровом диапазоне от анекдота Михаила Сегала до психологического авангардного текста Бакура Бакурадзе, от посвящения Юрию Олеше Алексея Федорченко до скай-фай-сценария Александра Зельдовича и Владимира Сорокина. В номере представлены также — на мой взгляд, очень яркие — этюды студентов мастерской Евгении Некрасовой на тему «Возвращение домой».
1 Остенсивный (от лат. ostensivus) — наглядный; такой, который можно продемонстрировать. (Например, остенсивное толкование слова — толкование при помощи чертежа, рисунка и т.п.) — Прим. ред.