Александра Шалашова. Выключить мое видео
Опубликовано в журнале Знамя, номер 3, 2022
Александра Шалашова. Выключить мое видео. — М: АСТ, 2021. — (Роман поколения).
Когда внимание прозы с проблем, казалось бы, нарочито монументальных сползает на камерность человеческих взаимоотношений, у читателя появляется сразу несколько поводов для тревоги. Очевидно, что далеко не каждый пишущий способен трезво воспринять действительность, в которой обитает, и не менее трезво перенести ее в матрицу литературной условности — где и язык свой, и воздух, и диалоговые окна, кажущиеся вполне логичными, последовательными.
Создать вменяемое отражение быта — задача минимальная, и если пишущий справляется с ней, дальнейшие вопросы все стремительнее теряют в целеполагании. За убедительность отражения можно простить и местами пересахаренный слог — ведь в жизни так не говорят! — и потоки сознания, целиком вызволенные из черепов романных резонеров XIX века, и прочие шероховатости, едва ли соотносимые с разговором о современности. Другое дело, когда убедительности недостает, и все вышеперечисленное бьет в глаза, обезоруживая и раздражая.
Тогда в оборот идут ругательства.
Роман Александры Шалашовой «Выключить мое видео» единовременно обитает в двух плоскостях чтения: как нечто сугубо актуальное — здесь и пандемия коронавируса, и зум, и длительные кошмары самоизоляции, — и как нечто принципиально атавистичное. Второе, конечно, прорастает из внутренней интонации, захватывающей читательское внимание куда сильнее, нежели формальный контекст, в который помещены герои. Иными словами, перед нами — беккетовский подвиг выхода из языка, окончившийся если не трагедией, то — недоумением.
Как сказано в одном из блербов, «Выключить мое видео» — роман, насыщенный эффектом «нескончаемого полилога, звучащей полифонии». Спорить с этим утверждением трудно, поскольку выстроен текст удачно: ключевого протагониста в нем нет, это калейдоскоп взглядов, обрушенных на поверхность виртуального присутствия, сконцентрированный на транслировании тревог весны 2020 года. Люди сталкиваются с небывалым планетарным вызовом, отстраняются и подмечают ту бездну самоанализа, которой не замечали в себе прежде, — ситуация знакомая, вряд ли надуманная, и непрерывающееся ни на секунду размышление обо всем подряд дается Шалашовой хорошо.
Подобная манера — цепляться за каждую возможную ассоциацию, придирку мысли, — чем-то напоминает «Глазами клоуна» Белля, его блюзовую расстроенность. «Выключить мое видео» обладает тем же причудливым эффектом воздействия на читателя — одновременно и гипнотизирует (так гипнотизирует, выводит из ежедневного строя любая болезнь, а 2020 год — болезнь очевидная, от последствий которой мы не избавились до сих пор), и обнадеживает — терапия узнавания не из приятных, но достойная.
Контекст выписан Шалашовой аккуратно, без переигрывания — сцена похорон не перегружена перестроечной чернухой, но полна надрывом, столь же обязательным, сколь и предсказуемым; «скелеты в шкафах» отдельных учащихся и взрослых также не воспринимаются как откровение, а представляются органическим дополнением к хронике пандемии; воспоминания, очерченные по трафарету всеобщего узнавания, оседают в памяти.
Атавизмы отыскиваются в языке, принадлежащем прозе даже не начала 2000-х, но, что более странно, конца 2010-х, молодежным журналам, глянцевым чудесам, повестушкам Тамары Крюковой, наклейкам с куклами Bratz, зародышам фанфиков, прожорливым журналам из серии DeAgostini.
Роман удачно организован, но в его интонациях не отыскивается правды 2020 года; проблема как раз в том, что язык фехтует не только с содержанием, но и с формой. Инструмент, настроенный супротив мелодии, поначалу восторгает — как любая случайная экзотика, — но позже начинает раздражать.
Дисбаланс интонации — единственное, что по-настоящему выводит из себя в романе Шалашовой: категорическая оплошность языка, допущенная неспециально, сводит на нет эффект от многих ключевых сцен. Одно дело, когда подобными фокусами осознанно балуются заезжие метамодернисты (хотя и от их фокусов мы порядком устали), но в романе «Выключить мое видео» с его ясной, выверенной, вдумчивой интонацией эта, казалось бы, крошечная оплошность портит половину впечатления.
Это, вероятно, повсеместная трагедия жанра young adult и любой «молодежной» прозы: она пишется либо принципиально далеким от реальности языком борхесовских анфилад, либо — хлестким, аутентичным, но стремительно теряющим в художественности арго настоящих подростков. Уловить гармонию, не затерявшись «в дурном тоне», удается немногим — и если в западной литературе метод сводится к максимальному упрощению, то в отечественном книгоиздательском буйстве можно отыскать лишь несколько по-настоящему удачных примеров «соблюдения баланса» (в числе которых можно упомянуть, к примеру, «Голову-жестянку» Серафимы Орловой).
Контекст дебютного романа ясен: Александра Шалашова только нащупывает интонацию собственной прозы — в противовес уверенности поэтического письма, с которым сроднилась уже давно, — и потому допускает шероховатости, приводящие иногда к исключительным последствиям. Но даже эти шероховатости кажутся намного плодотворнее, острее, конфликтнее, чем десятки благих ремесленных поделок, которыми завален рынок в последнее время.
Лукавая амбивалентность метода, не правда ли? — ведь автора романа можно уличить в заигрывании с темой, в попытке «выехать» на ней не самым оригинальным способом, в ходульности выписанных типажей, в их несоответствии реальному положению дел.
Читатель волен прочитывать текст на любой доступный ему лад. Фланги восприятия разнятся, но даровитость пишущего остается неизменной. Роман явно создан человеком, чей дар несется куда быстрее его же целеполагания и технических возможностей.
Остается пожелать Александре Шалашовой обрести необходимый в прозе баланс «отражений» и, отойдя от актуальных тем, написать нечто по-настоящему резонирующее с хаосом сегодняшнего дня, — без пестрых маркеров эпохи, без тысячи сленговых наклеек, но с твердым чувством описываемого времени и вычленяемых из него сюжетов.