Анатолий Рясов. Едва слышный гул: Введение в философию звука. — М.: Новое литературное обозрение, 2021.
Опубликовано в журнале Знамя, номер 9, 2021
«Книжная линейка» издательства «Новое литературное обозрение» пополнилась еще одной многообещающей серией — «История звука» (в поддержку ее выходил и спецномер «Неприкосновенного запаса», целиком посвященный звуку1 ). А она, в свою очередь, первой — как в серии, так и чуть ли не в истории нашей интеллектуальной мысли — отечественной работой в области модных sound studies.
Дело, впрочем, не в желании обогатить академию еще одними studies, как иронизирует и сам автор, скорее, в желании разобраться: почему направление мысли для западных интеллектуалов не новое, а неизученного, даже не определенного толком остается довольно много. «Сомнительна прежде всего сама ситуация, в которой проблемы звука обособились и оказались ограничены сферами науки и искусства, а еще чаще и вовсе не покидают территории техники. Что же может означать вслушивание в звук из пространства философии?»
Кстати, сам автор разрабатывает эту тему давно — как статьями, объединенными в эту книгу, в том же «Неприкосновенном запасе» и других журналах2 , так и практическим образом, возглавляя студию звукозаписи «Мосфильма» и выступая с собственными музыкальными проектами («Кафтан смеха», «Шепот»).
Какие же ответы — или вопросы — дает нам эта работа, роль которой поневоле — атомный ледокол, что расчищает дорогу для будущих отечественных исследователей, следующих публикаций в этой издательской серии и не только? Книга хоть и компактна, но весьма разнообразна и с большим интеллектуальным тоннажем. Начинается все с исходных определений, истокового разговора — с философии языка, знака, означающего-означаемого (по Соссюру и Хайдеггеру). И речь тут прежде всего — о расширении, углублении понимания того обиходного, что вроде бы всем понятно, языка, коммуникации, символизации. «Именно через осмысление двойственности языка способна раскрыться и двойственность техники. В этой системе координат современное противопоставление средств производства и средств коммуникации (медиа) едва ли выглядит как фундаментальная оппозиция. Восприятие слов прежде всего как средств коммуникации — это уже ситуация забвения».
Далее идет очерк ведущих западных работ в сфере sound studies: Реймонда Мюррея Шейфера, Дона Айди, Мишеля Шиона3 и другие. Есть и крайне внимательный, критический обзор работ и отдельных высказываний модерных философов и писателей о звуке — Гуссерля и Вигтенштейна, Хайдеггера и Лакана, Арто и Нанси, Юнгера Эрнста и Фридриха Георга. И, кстати, если у кого-то может сложиться впечатление, что перед нами диссертация, слегка переделанная для публикации в виде монографии, то вина тут исключительно на рецензенте — структура у книги свободная и если выдает прежнее существование в виде отдельных статей, то лишь отчасти. Так что, например, одному из классиков sound studies может слегка влетать от автора за отсутствие цитаты из другого, а венчаться книга будет красивым эссе о звуке, знаке и способах означения в последних фильмах Годара.
Вопросов, проблем, даже терминологических спорностей накопилось, оказывается, много. И, скажем, буквально пара ремарок в описании Прустом разговора героя со своей бабушкой по такой технической новинке, как телефон, становится поводом для многих мыслей. «…Мыслим ли мы звук в тот момент, когда слышим его? Или мгновенно оказываемся в плену переживаний? Есть соблазн устремиться в сторону рассуждений о быстрой перекодировке звука в некую знаковую систему — столь стремительной, что человек, как правило, даже не способен уловить ее законов, но здесь слишком легко увязнуть в нескончаемом процессе подмены мышления мыслительными инструментами».
Отвергнем с ходу и другое потенциальное подозрение. При крайне масштабном тематическом охвате (от осмысления звука у древних греков до семантики «речи» слонов) и фундированном разговоре обо всем этом (две страницы «Указателя имен» мелким шрифтом) в наукообразность Рясов не скатывается. «Едва слышный гул» написан стилем высокого эссе, эссе as it is, as it was у того же Беньямина, например.
Но мед принято разбавлять дегтем, не так ли? Он двух видов. Во-первых, многие высказывания вызывают дополнительные вопросы. Например, определение философии как «мышления, которое имеет дело с миром, еще не наделенным ясными значениями», хорошо для прежних эпох. В нынешней же ситуации всеобщей детерминированности философии, кажется, важнее работать с тем, что для нас уже железно наделено значениями, но нуждается в пересмотре ради свободы. Или утверждение о том, что нынешний человек способен слышать «более изощренно, чем те, кто бродил по тем же улицам еще сто — двести лет назад, не говоря о более ранних временах» — да, нынешний человек различит много примитивных звуков, вроде сигнала sms или лифта, но определит ли он на слух голоса птиц? Высказывания же о том, что при самом идеальном студийном мастеринге за конечный успех записи часто отвечает некое трудно определяемое волшебство, или же о том, что звук в наши порочные дни существует на равных в области техники и маркетинга, а человека можно всячески проследить по его цифровому следу и т.п. — наоборот, вопросов не вызывают в силу их очевидности.
Во-вторых, иногда создается впечатление, что перед нами действительно «Введение в философию звука», но не сама философия звука. Основная мелодия будто все никак не начнется, а звучит классное, интересное, умное и красивое вступление. Прелюдия затянулась, распалась на различные темы, подтемы… С которыми, кстати, очень интересно, ибо многие высказывания по поводу мастеринга, технических тайн звукозаписи, молчания в «Ладонях» Аристакисяна и прочего вполне могут быть масштабированы до, ни больше ни меньше, критики нашего мира, до свободной философской работы в духе даже не Зонтаг, а кого-то уж точно более образованного. Потому что читаешь и крякаешь, думаешь — разумеется, в силу своей необразованности как в конкретных штудиях, так и в новой философии в целом: да Бог с ним, с феноменологическим подходом к звуку и тому, что Лакан с Деррида не поделил (а вот с тем, что Лакан был плохим врачом Арто в сумасшедшем доме, за это бы ему ответить!), как же верно сказано! От частностей вроде того, что на «Грэмми» последних лет звучание групп из-за крайнего прогресса техники звукозаписи и архипрофессиональных продюсеров «намного интереснее, чем их репертуар». До выходов на более глобальные обобщения вроде: «Kindle в большей степени стремится занять место бумажной книги, чем предложить какую-либо альтернативу. Снова перед нами давно знакомое будущее, которое опять ностальгирует по прошлому».
Но это все придирки, даже пристрастности, ведь тема действительно захватывает. Нам обещали «Введение…», а не законченный ответ, формулы и законы. Звук развивается, едва слышный гул оформляется в музыку. Автору же, что самое важное, удается коснуться, поговорить, углубиться не только в простое звучание, но и в то, что существует у истоков нашего мышления, неясно, но мощно формирует его — в дословесное, дозвуковое, дознаковое. «Беспредметная тишина пульсирует звуками. Может быть, все обстоит иначе, чем мы привыкли, и именно безмолвие является подлинной речью кинематографа, а постылое шумное мельтешение — его жалкой немотой. Сегодня расслышать гул этого молчания все сложнее, но, возможно, перестав различать его, мы утратим нечто большее, чем кино как вид».
1 № 134, 2020.
2 См., например, некоторым образом декларативное интервью Ольге Балла: Анатолий Рясов. Одомашненным звукам нужно вернуть их дикость // Частный корреспондент. 2015. 5 мая (http://www.chaskor.ru/p.php?id=38351). Впрочем, за полного первопроходца автор себя и не выдает — так, в нашей стране действует, например, научный семинар «Антропология звука», проходящий в МГУ.
3 Эта книга и открыла серию «НЛО»: Шион М. Звук: слушать, слышать, наблюдать / Пер. с фр. И. Кушнаревой. М.: Новое литературное обозрение, 2021.