Опубликовано в журнале Знамя, номер 3, 2021
Игорь Михайлов. Дольке Вита. — [Б.м.]: Литературное бюро Натальи Рубановой / Издательские решения, 2020.
Пробежав взглядом по оглавлению книги: Италия, Франция, Америка, Армения, Грузия, Молдова, — читатель, вероятно, подумает, что перед ним туристический путеводитель. Но с первых страниц он поймет, что это не так, и чем дальше углубится он в повествование, тем сложнее будет выбраться.
Константин Паустовский, рассуждая о ремесле писателя, говорил: «Пусть вы не были в Париже, но коль вы пишете о нем, у читателя должно сложиться полное впечатление, что вы там были».
Михайлов в Париже был. Был он и в других городах мира, о которых повествует под своим, «михайловским» углом зрения, с ярким чувством первооткрывателя и массой нюансов. «Дольке вита» — книга-притча о городах. Странствующий писатель шагает по чужим дорогам уверенно, он всегда знает, какая картина откроется за следующим поворотом.
Почти половина книги — об Италии. Писатель полюбил ее с юношеских лет, впервые увидев итальянское кино: Роберто Росселлини, Лукино Висконти, Витторио де Сика, Федерико Феллини, Микеланджело Антониони… Спустя десятилетия автор оказался там, и надежды его не обманули. Он тотчас узнал эту землю, города, проселки, людей, увиденных в кино много лет назад.
«…Оказалось, что эта кривая улочка, изогнутый скрипичным ключом фонарь, старый забор в заплатках света, кусты, прущие на свет божий с неистовой силой, черные кипарисы, таинственная ладья замка, запах масляной краски, лазурная даль неба или моря, не ясно, ведь между ними нету четкой границы, и дедушка с граблями, словно с расческой, с начесом травы на них — уже и мое!..»
Михайлов уверенно владеет искусством контрапункта — сложением нескольких самостоятельных и одновременно звучащих мелодий в гармоничное целое.
Вместе с автором мы наблюдаем открывшуюся панораму — древнюю землю, политую потом ее жителей, большие и малые провинциальные города, равнины, заливы… И я верю всему происходящему, вдыхаю воздух, напоенный терпким вином, пылью дорог и ступаю по камням улочек и площадей, которым сотни лет. Иду следом за Игорем, и вдруг меня осеняет — да вот же! Именно здесь режиссер Джузеппе Торнаторе снимал свой знаменитый фильм «Новый кинотеатр “Парадизо”»! А там — «Малену» с Моникой Беллуччи в главной роли! А тот старенький автомобиль, пылящий вдалеке по проселочной дороге, — там внутри за рулем аферист Джо Моретти из фильма «Фабрика звезд», решивший разжиться на доверчивости сельчан и снимающий их, якобы для кинопробы, на пустую, без пленки, камеру.
Русская школа художественного очерка, у истоков которой стоял Владимир Гиляровский, обогащенная творчеством Владимира Солоухина, нашла продолжение в Игоре Михайлове, писателе самобытном, с неповторимым стилем письма.
«…Где я? Или это уже не я, а другой человек, который мне снится, и дни мои уже текут легко и плавно, как по волнам бумажный кораблик. Мы все плывем по волнам житейских бурь: грустный Марко, младший брат Роберто, жгучий красавец-брюнет, которого побила злая жена, а оттого духовные поиски сдвинули на Восток, и уставшая от жизни Рита, жена Роберто. Но уставшая не по-русски, а как-то по-фриульски. Еще вчера она хотела свести счеты с жизнью, а сегодня сидит с нами в кабаке и смеется. Возможно, ей просто не хватало веселья, а сезон дождей слишком затянулся…»
Живые образы проносятся стремительно. Появляются и исчезают знакомые и незнакомые города и веси — Рим, Венеция, Флоренция, Верона, Римини, Асколи, Гроттамаре, Мачерато, Реканати, Удине, Гарда, Сермионе…
Хочется читать дальше — ан нет! Хорошего — помаленьку! Mi scusi! Извините! Киносеанс с Италией завершился, на экране уже — Франция. Бонжур, Париж! Аэропорт Шарль де Голль, Монмартр, Сакре Кер, Эйфелева башня… У Михайлова — свой Париж, его встреча с городом — словно с человеком.
«…В Париже тебе принадлежит все, на что хватает средств и безжалостно быстро убегающего времени! В двухэтажном автобусе, который развозит туристическую орду по узким улицам и площадям, “А Paris” звучит непрерывно, словно в бреду. Париж преподносят слишком навязчиво. Видимо, для непонятливых. Для тех, кто еще не проснулся и не верит, что он теперь и есть пуп земли. Для более искушенных давно ясно, что эти светловато-коричневые, словно замок из песка, камни (Париж меняет окраску в зависимости от сезона), воскрешающие великую эпоху Людовиков, Помпадурш, мушкетеров, Дюма и застывшей в камне музыки из праха, беззастенчиво очаровательны… Париж сыт, тлетворен и буржуазен. Это город пресыщенного буржуа, который появился на свет за тем, чтобы удовлетворить всем своим прихотям. Но иногда посматривает и на небо, словно сверяя, верным ли он идет курсом…»
Вот и Франция позади.
На очереди Америка.
Михайлов так живо, смачно рассказывает об Америке и американцах, словно вырос там. Чикаго, озеро Мичиган, Эванстон, Флорида…
«…В Чикаго надо родиться, чтобы прогуливать в тройке и аккуратным пробором, как у Леонардо Ди Каприо в фильме “Банды Нью-Йорка”, свое семейство. Надо быть немного черным, немного евреем, немного изгоем, и, может быть, даже совсем чуть-чуть русским. …Весь Чикаго, кажется, разбит на цитаты. “Крестный отец” занимает по праву родства одно из первых мест. Этот “торговец старинной мебелью”, которого еще помнят стены закопченных районов, прибитых волной жизненных треволнений к трэйну, стал одним из символов Чикаго. Майки с его трафаретом самые покупаемые в сувенирных магазинчиках. А ведь почти век тому назад его банда делала в рубашках дырочки отнюдь не для того, чтобы продевать туда пуговицы!»
И, конечно же, русская Америка! «…Кажется, что эмигранты перевезли сюда и всю свою обстановку, мебель, привычки и даже запахи жареной картошки. Поначалу настороженно спрашивают, волнуясь.
Но после слов “Я такой же совок, как и вы”, глаза и лица оттаивают. И начинается: “А помнишь?”
Старики одеты с иголочки, старомодно, цвета неброские, но никакой неряшливости. Они смотрят и словно хотят оправдаться в чем-то, как будто я спрашиваю, почему вы уехали? А я не спрашиваю, но они все равно, словно бы оправдываются, отвечая: рады, что уехали. А потом, когда я ухожу, вроде бы уже не так убедительно рады. Или не рады, не поймешь. Человеку всегда хорошо там, где его нету. А где он есть, там вроде бы уже не плохо или еще не хорошо. Don’t understand you! Рассказывают о своих детях, злоключениях. И неистово держатся за русский язык, русскую литературу, как чуть ли не единственную связующую ниточку с их бывшей Родиной».
Путешествие по странам завершается трилогией: Армения, Грузия, Молдова. Все знакомое и родное — города, природа, люди. И самый воздух.
Книга написана до пандемии, захлестнувшей мир, до военных столкновений между Арменией и Азербайджаном. Теперь, когда слышишь плохие новости, хочется еще раз открыть «Дольке вита» и вернуться в то время, когда все было хорошо. И верить, что плохо уже не будет.
«…Завтра я уеду отсюда. Уеду и никогда уже не вернусь. Во всяком случае, если и вернусь, то уже совсем другим. Я уеду из этого прекрасного настоящего, которое стремительно становится прошлым и оттого — еще больше прекрасным. Наверное, надо все это побыстрее забыть, как сон. Как странный, как чудесный, несбыточный сон, неправдоподобный сон, который, приснившись однажды, уже никогда больше не повторяется. От него остается только какое-то сладкое, томящее воспоминание, как слабый отсвет в конце бесконечного черного, как жизнь, тоннеля. Ты силишься его вспомнить и не можешь. И, каждый раз засыпая, надеешься, что увидишь его снова».