Стихи
Опубликовано в журнале Знамя, номер 3, 2021
Об авторе | Олег Дозморов родился в 1974 году в Свердловске. Окончил филологический факультет Уральского университета и аспирантуру. Автор пяти книг стихов, многих журнальных публикаций. Лауреат «Русской премии» (2012). Живет и работает в Лондоне.
* * *
Там ходил трамвай четвёртый номер,
липы ветви прятали в окно,
и сосед, охранник или опер,
я не помню, напевал одно.
Соколов фамилия. Ну, пел он
так, практически фальшиво пел,
что-то там внутри перекипело,
никогда в глаза он не глядел.
По закону постстихосложенья,
к музыке смешной из уваженья
надо вспомнить, что конкретно пел.
Ничего он больше не умел.
Заряжал двустволку холостыми
и давал по свечкам пострелять.
Наливал коньяк, морщинистыми
пальцами держа, чтоб не плескать.
Мы дружили с его сыном, Мишкой.
Мишка был с пелёнок шалунишкой,
на заправке разбавлял бензин,
а потом ограбил магазин.
(Это Рыжий, скажете. Не Рыжий.
Это собственный одномоментный свет,
это солнце, сталинские крыши,
в видеосалон абонемент.
Это точно не из Смелякова,
это нифига не Луговской,
это максимум у Межирова
тихо спёрто нынешней весной.)
Ничего на свете лучше нету,
чем по коньяку и винегрету!
В день рожденья пригласил сосед,
я — студент-филолог, этот — мент.
Он садился боковой посадкой,
на часы посматривал украдкой…
Жизнь прошла, как с тощих яблонь снег,
но остался для меня загадкой
странный молчаливый человек.
Грохнул ливень. Улица подвалом,
на асфальт намазали икру.
Да, короче, вспомнил: напевал он
что-то там про жизнь и про игру.
* * *
Я помню запах табака
и запах пота,
остры цыплята тапака —
его работа.
Рубахи клетка, и вельвет
штанов, и кожа
Воспоминанья хуже нет
и нет дороже.
Отцу идёт короткий стих —
воспоминанье,
где Пастернак и Фет притих,
как в оправданье.
* * *
Мне ад везде. Мне рай у книжных полок…
Б.Ч.
Породили, назвали в честь мамы,
выкормили, поставили в строй.
Захотел дёру дать из программы —
всё сломал, а остался собой.
Взгляд отца, и сутулость, и руки,
узкий череп, устройство мозгов,
и от матери плачи и муки —
всё украдено у родаков.
Ну спасибо, товарищ миксолог,
вижу в зеркале этот коктейль,
лыжи, музыка, рай книжных полок.
Поясни за конечную цель.
* * *
Как черноморский старожил
купается лишь раз в сезоне,
бурча: хто чайкам накрошил
хлiб, прибавляя на жаргоне,
и, наворчавшись, с головой
уходит, изнурённый летом,
в родной медлительный прибой,
так я раз в год пишу об этом.
Раз в год охватывает грусть,
и я беру кота подмышку,
но окончательно сдаюсь
и перечитываю книжку.
Там есть один штришок. Стишок
владеет сердцем эмигранта,
в нём закодирован грешок
простой причудой музыканта.
Там стол на одного накрыт,
там городок засыпан снегом,
там я заведомо убит
меня любившим человеком.
* * *
На русском это не сказать,
чтоб пробирало хорошенько,
как у солдата Т. Шевченко,
с пелён привыкшего страдать.
Чтоб это горе выразить
и вас, имперцев, отфутболить,
я повторю: «Що в мене болыть?
Що, серце, у тебе болыть?»
* * *
Не говори мне, что я ем, склонившись, скрючившись над тарелкой, —
так ел мой дед, выросший в казахстанской ссылке.
Не говори мне, что я пишу стихи без метафор и с меланхолией, —
так писал первый уральский гений, живший на Каме.
А ещё мой дед резал хлеб, прижав к груди буханку,
ножом к себе, большими ломтями. Я так не режу.
А Решетов писал в античной простоте и жил так же,
в квартире с голыми стенами. Я живу более кучеряво.
* * *
Приедешь, откроешь альбом —
ну вот они, скромно одеты,
сидят за накрытым столом,
двоюродные мои деды.
Плюс дяди и тети мои,
с улыбкой, с плохими зубами,
с троюродными братьями —
налейте нам всем с пузырьками!
Вот мама, но нету отца,
мы с Вовкой в боксёрских перчатках,
с улыбочками в пол-лица,
дерёмся на тех отпечатках.
И дед, подхмелев, говорит:
«Берите селёдку под юбкой!»,
чем бабушку злит и смешит, —
всё стало семейною шуткой.
Три фронтовика и молчун
побывший в плену дядя Миша
ругают генсека: «Болтун!»,
а жены пугаются: «Тише!»
Квартира — кооператив,
и очередь за телефоном,
и СССР полужив,
и весь ширпотреб по талонам.
И доводы очень просты,
и рты уже в креме и торте,
вы спорьте о Сталине, спорьте,
до истины, до хрипоты,
медали горят как костры,
и вы никогда не умрёте.
* * *
Мне приснилось, отец
написал мне письмо,
пишет он: «молодец,
я приеду, посмо…»
Я проснулся в тоске,
не скажу, что слеза,
но стучало в виске:
«Да, отец, обяза…»
* * *
Я дважды видел, как реанимировали,
и оба раза не спасли.
На грудь давили, экспериментировали,
хлестали по щекам, трясли.
И если я когда-то так же вот
в метро внезапно упаду,
нет, задохнусь в квартире заживо,
не отходи, лупи балду.
Лупи, щипли, хлещи безжизненного,
зови, но только оживи,
не выйдет — что ж, безукоризненного
похорони, как бы в любви.
* * *
пил с колдырями во дворе
слетел с катушек из-за бабы
включал из окон группу абба
спал бездыханный на траве
ножи и финки не дарил
гонял детей жену метелил
не ремонтировал мне велик
в неделю раз как блок бузил
стучался ночью дайте соль
но возвращал всегда по чести
его зарезали в подъезде
ну вот такой театр гиньоль
мне говорил один поэт
весьма отдавший дань гусарству
не криминалу не корсарству
я их любил а ты-то нет
семидесятые вотще
прошли валерия по зонам
мерси за аббу за музон вам
вот с опоясывающей
* * *
Какую музыку он слушал
в наушниках,
когда наряд его утюжил?
Бетховен? Бах?
Какую песенку играла
одна из групп,
пока бежал он из подвала,
где спрятал труп?
Неужто аудиокнигу
прослушивал?
Прошу, не разрушай интригу!
Я сам не знал.
Загадка. Досмотрел киношку,
чтобы понять.
Вам любопытно хоть немножко?
Могу сказать.
Была там парочка моментов,
когда музон
как бы звучал. Кипелов? Летов?
Нет, не Кобзон.
* * *
Помнишь, Юматов занюхивал лошадью
в фильме шпионском, смешном, чёрно-белом?
Нет постового на площади вечером.
Быстро по площади едет машина.
Нет, точно, в парке, качались качели!
Странное дело, откуда всё это,
я не смотрел никогда о шпионах.
Долго сидели на маленькой кухне,
улица Братская, школа, качели,
я — сочиняя кошачие ямбы.
* * *
Прямая речь тоталитарна,
хотя способна и увлечь,
но потому и элитарна,
так береги прямую речь.
Среди текстоидов и практик,
среди скучающих манер
она летит промеж галактик,
как первый в космос пионер.
* * *
Мне надо, чтобы не любили,
а замерли в недоумении
среди золы, полыни, пыли,
как бы в заброшенном имении.
На стенке что-то нацарапано.
Что было здесь? Спецшкола? Дурка?
Но всё зачёркано, заляпано,
и отвалилась штукатурка.
* * *
Дай руку мне. Нет: дай мне руку,
как сочинил другой поэт
через сто лет, похмелье, скуку,
и не взойдя ещё на муку,
и тоже в двадцать с чем-то лет.
И третий мальчик отозвался —
единственный не побоялся
всё до конца договорить.
Позволь мне тоже повторить,
учтя инверсии науку.
* * *
Всё выдавали белые носки,
что глупо надевались под сандалии,
и за очками две больших тоски,
и девственность, и бледность, и так далее.
Филолог. Можно всё переодеть,
и всё перебороть, и из Италии
загара бронзу привезти и медь,
но не сотрёшь из памяти сандалии.
* * *
Клянусь, я слышал только голос,
и под бейсболкою лицо,
и чёлки очень тонкий волос,
в ноздре изящное кольцо.
Не может быть! Нет, не узнала,
но сердце прыгнуло в ответ.
Прошла, ни слова не сказала
и вышла из кафе на свет.
* * *
она сказала мне не парься
и вмиг от сердца отлегло
тебе зайдут париж и барса
и темзы мутное стекло
зачем тебе с твоим народом
вот это всё вот это вот
ведь ты и так тут год за годом
а тут ведь два идёт за год
она сказала так утешно
так искренне и так свежо
так трогательно и безгрешно
что стало чисто хорошо
* * *
трансгуманизм хоть имя дико
его увила повилика
поскольку речь несёт меня
и моего коня
я на щипковых вам сыграю
я птицу тройку погоняю
и у меня скрипит нога
я полуробот полумгла
я тварь оно мне имя тьма
я посмотрел все сериалы
и стал как всадник без ума
и раб усталый
* * *
жизнь есть счастья милый произвол
или нежность дикая и горе
три недели чёрт-те где провёл
первый раз так долго был на море
облака по краю низких гор
явно что-то сделали с тоскою
йодный воздух точно лучший лор
разобрался с тяжестью грудною
понял вот она примерно вся
понял это всё опционально
как-то в общем успокоился
наконец-то выспался нормально
* * *
кайф богемской рапсодии
кавер султанов свинга
из ничего мелодия
клэптон потом из стинга
нынче любой тинейджер
фендером так владеет
выдаст покруче пейджа
то чего нет роднее
от гения не убудет
музыка нержавейка
мне шепнул на ютубе
ласковый бог ремейка