Опубликовано в журнале Знамя, номер 8, 2020
Об авторе | Николай Витальевич Рекубратский (1958, Дмитров, Моск. обл.) — научный сотрудник НИИ пресноводного рыбного хозяйства, с конца 1990-х более 15 лет проработал программистом. Стихи никогда не печатал. Живет в деревне в Дмитровском районе Подмосковья. Дебют в «Знамени».
* * *
Ошурков падает красиво
Я тоже как-нибудь умру
Меж Виноградным и Счастливым
В Отузах Нижних в детсаду
В войну где персики и сливы
Цветут весной неторопливо
Где режет памяти разломы
Баркас торпедным кораблём
И где Ильков служил старпомом
Всё те же песни мы поём
Военные а как иначе
И так же по-ребячьи плачем
Восторженных мальчишек слёзы
Чтоб быть убитым на войне
Чтоб закружились вдруг берёзы
Чтобы Чапаев на коне
Чтоб нескончаемы атаки
Танкистов смелых и собаки
Продли Оставь ещё немного
Цветок на тонком стебельке
Солдатских песен про дорогу
Но коршун кружит вдалеке
Ильков я больше не ревную
Из-под ногтей мы кровь чужую
* * *
Не чума не мороз не налётчики
Просто ангел летал и устал
Прежней жизни советские лётчики
Здесь нас сбитых на целый квартал
Мы живём с огорода и с пенсии
Двор зарос клочковатой травой
С чёрным хлебом с весёлыми песнями
Мы проходим юдолью земной
Мы привыкли что будет как сложится
Отчий дом на подгнивших корнях
Если землю продать — переможемся
В партизанских запретных лесах
Тут деревня деревья — не сломлены
Хватит сил чтоб остаться смотреть
С колокольни у церквы в Коровниках
Вид на Волгу и тянет взлететь
Заповедник
1. На площади мокрой играет оркестр
То марши, то польки-мазурки.
И дворник с обеда никак не присест —
Задорнов приехал в город невест —
Окурки, конфетные шкурки.
А ветер здесь дует в четыре руки —
Как вальсы Шопена играет.
Вечер октябрьский, чем больше тоски,
Тем раньше огни зажигает.
Здесь в вечности словно, не свят и не снят
Застыл монумент истукана.
Агдам разливает отряд октябрят —
Всем вровень — по четверть стакана.
Здесь листья и красные флаги летят
И в лужах потом намокают.
Здесь рано ложатся, но долго не спят
И счастье не часто бывает.
Дрожат огоньки, а волны реки
Качают кораблик бумажный.
В нём мимо плывёт инвалид без ноги —
Прекрасный солдатик отважный.
Здесь в восемь уже не видно ни зги
И кошки тогда без опаски.
Здесь мимо проносит теченье реки
Погасший фонарик китайский.
Здесь голубь тюремный не гулит вдали —
Заснул на плече истукана.
И лижет собака как капли беды
Застывшие капли агдама.
Замёрзли мы нынче гулять у реки
По пристани насмерть знакомой.
Летят перелётных гусей косяки,
Погасли огни, темнота впереди,
Вокруг и в столетьи от дома.
2. В домах деревянных все окна в желток
Не яркий, не бледный, привычный.
Как близко они от земли и воды,
Их тусклые лица — цветов лепестки
В заснеженном царстве морозной зимы,
В течении жизни обычной.
В домах деревянных скосилось крыльцо,
А дверь дерматином обита.
И кошка в растрёпанном сером пальто
Проходит степенно как дама к авто
По рыжей дорожке из свежей золы
На улице снегом покрытой.
На улице снежной дымы и кусты
И вязы огромны как небо.
Зимою они и стройны и пусты,
Как в сказке, где за ночь вдруг стали цветы
Путём от земли и до детской мечты
Как лестница Якоба где-то.
В слепом и забытом уже городке
Всё сани вокруг, не машины.
Здесь все мы живём, как в зыбучем песке,
Бредём на судьбою нам данном ремне,
И любим себя, и жалеем себя, и лечимся
Веткой крушины
Над рекой
До Жестылёва нам недолго
Рукой подать и доползти
Здесь Якоть протекает к Волге
Но почему-то нет пути
А ты зачем ко мне не ходишь
Тропинкой скрытой под горой
Ведь женщин ты к себе не водишь
Не нравишься знать ни одной
У нас высокие деревья
Корнями вниз переплелись
Мы странники у нас кочевье
Из нынешней в другую жизнь
Я обмануть тебя не вправе
У нас всегда осенний дождь
Бессильно силится исправить
То что давно не соберёшь
От яда шоколадной змейки
Дорога в строчки завита
Раздолбанной узкоколейки
Где что ни день одна верста
А сердоликовые бусы
Рассыпались и тихо спят
Автобусы по расписанью
Заговорённые стоят
* * *
Поскрипывает коляска тряско
Под тяжестью мешка с картошкой,
А на пруду осела ряска —
Я там передохну немножко.
И посмотрю, как осень близко
К домам и рощам подступает,
Зачем там ласточка так низко,
С каким трудом она летает.
А завтра выпадут дожди,
Погибнет лето безвозвратно.
Ещё сегодня раза три —
Туда пустым, с мешком обратно.
Потом уж можно и домой —
Смотреть на кухне телевизор.
Уснули дети, но покой
Тоской о будущем пронизан.
А черноплодное вино
Уютно булькает в бутыли.
Оно стоит уже давно
И ждёт, чтоб мы его открыли.
* * *
Перестань, перестань, перестань.
Я уеду, уеду, уеду.
Меня завтра не будет к обеду,
К чёрту, в полдень, в автобус, в Тамань.
Вот посмотришь завтра в окно —
А никто не стоит за плечом,
И никто не протянет ладонь.
Я не холоден и не горяч —
Не люблю мишуру и картон.
Знать обрушен твой карточный дом —
Только чашка моя на столе.
У меня здесь ни книг, ни вещей.
Ни детей, ни друзей. И пальто
Не успел я к тебе привезти,
Чтоб повесить на гвоздь у двери.
Только музыка, только печаль,
Да привычный пейзаж за окном,
Там сосна, да берёза, да грач.
Не поеду я, знаешь, в Рязань,
Не поеду, ты только не плачь.
Вот достроим мы карточный дом,
И поверим судьбе и звезде.
И повесим у двери на гвоздь,
Плащ, который ты купишь себе.
Вишнёвое варенье
Ты слишком мягкий, слишком безыскусный,
Тебя любая вокруг пальца обведёт.
Ты будешь долго есть её пирог капустный,
Покуда твой автобус не уйдёт.
Ты побредёшь тогда домой пешком,
Вдыхая воздуха ночного сырость,
В тенёты страсти пойман как крючком,
Но ощущая страсть как дар и милость.
Твой путь луной облит как молоком
А на душе восторг и умиленье.
Наполнишь дома кружку молоком
И вспомнишь про вишнёвое варенье.
Воспоминание об Армении
Там жизнь людей среди камней и лав
С тех древних пор когда ковчег причалил
Всё аре туне* матери кричали
Сзывая к ужину из молока и трав
Там Арарата сдвоенный плавник
Плывёт к тебе из синевы неяркой
Когда стоишь ты в парке зоопарка
О аре туне* белый материк
О этот вход в звериный древний храм
Куриной кровью крашенные двери
Песок песок увидишь не поверишь
Почти до дна иссохнувший Севан
Мы Маугли читали по слогам
Одеты во вьетнамские костюмы
Мы Мандельштама маленькие пумы
Но к крымским приручённые горам
А этот лев что он нарисовал
От охры мы ослепли и оглохли
Его картинки так и не просохли
Одна из них — на родину портал
Ты скажешь зукк — не звук а рыба фиш
Вот с Арарата нас зовут обратно
Ведь смерти нет есть солнечные пятна
Лети домой как классно ты летишь
* аре туне (армянск.) — иди домой
Дмитров — Москва
Одна минута электричкой от вокзала
От Дмитрова да в сторону Москвы
Вот крест поклонный в траверзе канала
И сразу ощущенье тетивы
Натянутой А жертвами стрелы
Полна земля по берегам канала
Вагоны электрички до Москвы
Другая жизнь Её нам предсказали
Зелёные заборы Трудовой
Её поэты по ночам искали
С Мамаевой былинною ордой
И связаны порукой круговой
Здесь ополченцы скопом умирали
Холодною военною зимой
Над Шереметьевом взлетают самолёты
И глухо надвигается Москва
Наскучившая прежде до икоты
Но где-то там она ещё жива
На Тимирязевской мать кутает дитя
И скачут по асфальту антилопы
Растрёпанного летнего дождя
Осенние стансы к Нордику
Над осенью снижается кругами
Грядущий на неделе снегопад
Куда ты милый с чистыми ногами —
Ещё ведь не окончен листопад
Ещё земля суха и небо важно
Натягивает одеяло снов
Но так неторопливо и вальяжно
Что ясно что к зиме ты не готов —
Мой спутник по прогулкам и осечкам
По берегам у замершей воды
Как жаркое торопится сердечко
К защите грёз осенней красоты
К защите нищеты трепещущих как слёзы
Охряных и коричневых листов
Они прижались к матери-берёзе
Но каждый к подвигу и гибели готов
Теперь недолго — нам с тобой досталось
Пережидать своё в пустом дому
На долю мне — ветшающая старость
Тебе прогулка к ближнему холму
Из влажных лап ледышки в снегопады
Выкусывать у слабого огня
Как славно длится тихо без надсады
Купание осеннего коня
Поезд
Так тихо, что чай в подстаканнике
Как поезд далёкий гремит.
В тулупе и стоптанных валенках
Кондуктор с ключами не спит.
Он в угольном тамбуре — маленький,
Взволнованный, полуседой,
Следит как горит и позванивает
Титан с кипячёной водой.
А поезд гремит по окраине,
В морозе колёса стучат.
Как холодно, скажут по радио.
Деревья в окошках молчат
И мимо проносятся в серую,
Дымящую мглой и пургой,
Она не возникла, а сделана
Как небо и холм над рекой.
Она для того и придумана,
Чтоб было куда нам смотреть,
Когда наступает игрушкою
На крылышках детских лететь.
Ты вырезанная из дерева
Мозолистой твёрдой рукой.
На поезде этом приеду я
Весёлый, худой, ледяной.
Люблю я тебя, когда синяя,
Ты разной бывала, но жаль,
Что скрылись уже за осинами
Мистраль, магистраль, пастораль.