Содержание Журнальный зал

Владимир Аристов

В масках с клювами из Аристофановой драмы

Стихи

Опубликовано в журнале Знамя, номер 7, 2020

Об авторе | Владимир Владимирович Аристов (1950) окончил Московский физико-технический институт, доктор физико-математических наук. Автор двенадцати книг стихо­творений, двух романов и пьесы. Премии: им. Алексея Кручёных (1993), им. Андрея Белого (2008), «Различие (2016). Предыдущая публикация стихов в «Знамени» — № 10, 2016.

 

 

 

 

Страна квартиры

 

Приговорённый к своей квартире

Или комнате коммуналки

В старом костюме от ф-ки «Большевичка» иль новеньком

                                               балахоне от «Коммунарки»

 

Как на ладони ты видишь своё жилище

Собирая пожитки

Мысленно перебираясь с места на место

 

Но география стен тебя завораживает

Ты их не видел с тех пор

Как здесь поселился

 

Ты был в движении

С табором твоей головы вечно перемещаясь

 

И лишь сейчас неожиданно

Начал вести оседлую жизнь

 

Книги перелистай

Не задерживаясь взглядом

 

Звуки — соседи твоей тишины —

С ней перестукиваются

Через воздушную стену

 

Ты документы достал —

Те, что когда-то забыл

В ящике письменного стола

 

И фотографии все твои

Весело на тебя посмотрели

Стали тебя обсуждать —

Они — из разношёрстных времён

 

Где им понять, каково

Над ними рыдать

Когда они лишь умели одно

Навзничь во тьме стола улыбаться.

 

 

* * *

Трогать осторожно города

Стать противоречивым во всём

Слышать друзей на расстоянии

Задумавших основать новый храм

Всё призывает к молчанию

Но всё ж немота твоя не полна

Ты откупориваешь её каждое утро

И голоcа своего отпиваешь глоток

Вслушиваясь в звук —

Хватит ли голоса до конца путешествия

Словно это масло или вино

 

 

* * *

Новенькие монеты

Полученные в кассе на сдаче

Мирамистином омыть

Затем ключевою водой

И вдруг увидеть невесть откуда среди них затесавшуюся

Одну — ещё до реформы 1961 года

Дату её протереть, лицо её прояснить

Чтобы сверкал её серебристый венок

В меркнущем свете дня

 

 

* * *

Я развернул глянцевую карту Вероны

…Стали эти крепости на плане

Недоступнее огнестрельных бойниц

Свет по гладкой стене стекает

Если ты коснулся карты рукой

Смой свои отпечатки, удали их с внешнего света

Что мешают увидеть сейчас глазницы

Города ныне неизвестного, лица

Скрывшиеся за окнами опечатанного стекла

 

 

* * *

Заражённые стёкла очков

…Ты сквозь них видел зеркало

Отражавшее тебя, но с затылка

Ты видел незнакомый затылок и макушку горы

Руку ты протянул

Но в зеркало ты удалялся

Ты хотел сорвать очки,

           ненавистные дужки очков

 

Но наложены были замочки

Что без взгляда человека иного

Нельзя было сорвать и сломать

Но все смотрели лишь

В одну сторону, — в одну

                   линию горизонта

Что натянута была и тонко

                        звенела, как струна 

Все смотрели в неё, её удержать

                               пытаясь

Чтобы нота одна её не прервалась

За руки все взялись

Чтобы не спать

И держать в глазах

Эту единственную, но великую улицу

 

 

Последний день работы кафе

 

Деньги и еда теперь разобщены

И хотелось бы ей соединить их,

Да размагничены чувства всех

 

Одинокая слеза скатилась

От печали ли или скуки

Раньше бы не заметила она её

 

Но сейчас, когда для входа в сон,

                 а оттуда обратно в явь

Требуется особый пропуск

Или подписанное приглашение

Всё замечается по-особому

И по просьбе заносится в особый дневник

 

Среди ночи она

Чья правая рука не спит

А левая спит

 

Мысленно достаёт пистолет

В котором много лет уже нет патронов

Смотрит и любуется в полутьме

                                   на него —

На совсем незнакомый предмет

На форму его, что удваивает

Форму её руки

И которому теперь примененья нет

 

 

Москва в маске

 

Обнаружилась обнажённая улица

Словно надела она на себя наготу

Но маске-невидимке безлюдной никто не рад

 

 

Москва без маски

 

Ярко-лаковый мир

Вечер, не замутнённый ничьим дыханьем

И машины — сомнительные дома — пустуют

 

 

Пандемос

 

«Диотимы … добившейся  однажды  для афинян во время жертвоприношения перед чумой

 десятилетней отсрочки этой  болезни, — а Диотима-то и просветила меня в том,
               что касается любви»

 

Платон. Пир.

 

          1.  Любовь охватила нас всех, как эпидемия,

И мы, носители её, перебегали от дома к дому

С кроваво-красным крестом на коже живой руки

 

В глубину жизни всё дальше без отзыва и пароля мы проникали

Первый встреченный пролетел мимо нас и взглянул

Мы окликнули его и он отозвался

Мы узнавали его с каждой секундой всё сильней

Он был нами, встреченными другими, много лет назад

 

          2. …Летели во сне

И промелькнули почти не снижаясь

Над клиникой

Где врачи как в окопе

Спят вповалку по четыре часа

В масках зелёных почти не дыша

 

И медсёстры бесшумно разносят

Послания им —

Завёрнутые в герметичные упаковки слова

           Мимо горящих огнями домов, немых вовне

 

           Неповторимое время

Потому что нет времени чтоб вспоминать

 

          Потому что безымянные медики в поражённые лёгкие больницы

          Не надеясь что эта секунда когда-то вернётся

Должны свои чистые смыслы вдыхать

 

 

Птицы

 

Птицы медленно занимают покинутый город

Голуби мира, вороны и вороны войны

В масках с клювами из Аристофановой драмы, говорящие на языке птиц Навои

 

«Когда среди птиц пронеслось моровое поветрие,

Люди словно бы не замечали, убедившись в своей безопасности,

Почему сейчас мы что-то должны замечать?»

 

Только голодно стало на солнечных площадях

Так что придётся покинуть город

расчертив на прощание воздух подписями незримыми

    в дикие перемещаясь леса

    подружившись со стаями покинутых ими собак

 

 

Звери

 

В глубоком тылу

Не подвержены сомнению стоят леса

Дерево дружит с деревом рядом

И листва готовится выйти на свет

 

Некоторые звери наоборот

Ушли в города

Некоторые из любопытства

Потому что давно не видели человека

 

Некоторые в поисках незнакомой пищи

Рынки не могут ведь совсем пустовать

Войдут за прилавки впервые лань и олень

Из достославных времён глазами

                                  наконец на себя поглядеть

 

Где им ещё увидеть такое

Для них таившихся в лугах и оврагах

Гостеприимно раскрыты улицы

Школы, которые хотя бы в мечтах

                                  можно сейчас занять

 

Дети вернутся в школы

И звери незримую снимут охрану

С лёгким, как свет, сожалением

С вежливым слёзным сдвигом в их лицах

С шелестом тихим переходя в леса

 

 

* * *

В маскхалате и на лыжах

Вбежала с улицы вешней

Знаками показав, что

Только что градусник вынула

Из подмышки весны

У которой по-видимому небывалый жар

 

Сбросила тут же внешнюю

Заражённую, возможно, одежду

Бросив её в еле тлевший камин

Который как-то по-театральному вспыхнул

Сняла тройные очки

Вынув кляп изо рта

Долго не могла отдышаться

 

На глазах превращаясь в писаную красавицу

Жестами показав

Чтобы к ней никто не приближался

Ближе трёх метров

Всем давая понять

Что лицо и всё остальное

На ней нарисовано

И она просит дать ей только время,

                                   отогреться у огня

 

Через некоторое число мгновений

За ней пришли такие же женщины

Увели её, на ближайшем холме окружили

Всем давая понять,

Что ей поклоняются

И будут стоять в её оцеплении

 

Тут закружилась вьюга

Желтовато сверкнувшими

Хлопьями дезинфекции

Всем пришлось надеть регулярные очки

И обратиться вглубь себя

Ожидая, что покажет очередное

Сражение ума и души

Где никто к счастью победить не может

И воцаряется временно-вечный мир

 

Следующий материал

Эверест

Рассказы