Стихи
Опубликовано в журнале Знамя, номер 6, 2020
Об авторе | Родион Сергеевич Мариничев (1984, Саранск) окончил журфак СПбГУ. Пишет стихи и прозу. Был редактором и шеф-редактором, ведущим на телевидении, теперь — корреспондент еженедельной программы на одном из федеральных телеканалов. Публиковался под псевдонимом Родион Вереск в журналах «Нева», «Урал», «Волга», «Сибирские огни». Участник форумов молодых писателей в Липках (семинар поэзии журнала «Знамя»). Финалист премии «Лицей» 2019 года. Предыдущая публикация в «Знамени» — № 10, 2015. Живет в Москве.
* * *
В лето соломенное
Смотришься, как в нагретый бампер
Старого «Жигулёнка»,
Разные виды видавшего,
На переднее колесо хромавшего.
Высоковольтка над лопухом трещит.
Клевер, осока, кашка, тонкие камыши.
Дребезжи,
«Жигулёнок»! Столько
В тебе неизбывных дорог!
Озеро за пригорком,
Солнечный поворот.
Холм за холмом — качается
В лобовом — грозовой горизонт.
Кажется, «Шипр» называется
Дедушкин одеколон.
Луч на руле. Зенитный
Полдень лучом прошит,
И — как в зеркале заднего вида
Подрагивает неотступный вид:
Яблоки на капоте,
Клеёнка на длинном столе,
Жирные капли бензина
На тёплой земле.
* * *
Дверь, обитая войлоком, тепло человечье.
Вата между оконных рам — не разбить, не остыть.
Дом на сосновом шоссе у трамвайной конечной.
Низкое небо. С этим жить, с этим любить
Тех, кто, по вечерам, выходя из трамвая,
Варежкой мокрой за воротник обнимает,
Подталкивает в затылок, дотрагивается до плеча.
Сугробы молчат.
Проснёшься как-нибудь посреди такого же снега. Начало
Зимнего дня. Услышишь мотив, напев.
Всё, что выхватывал глаз,
Всё, что рука рисовала…
Не оборачивайся. Переступай через скользкие шпалы.
Льдинки на водосточной трубе
Вспыхивают и тают…
Как бумажные человечки,
Как солдатики оловянные
В оранжевых языках огня.
Большие снега, густые сосновые ветки,
Согрейте меня, заслоните собой меня!
* * *
Про лес корабельный, про мачты ЛЭП за окном,
Про то, как война невзначай прошла стороной
И как спустя полвека стреляли под деревом во дворе
В наступающем сентябре…
Говорила, руки споласкивала под холодной водой,
Сыпала муку через решето,
Тесто всходило, дышало, словно дикая плоть,
Согревалось на голубом огне.
Каждый с собой уносил свой кусок пирога,
Брёл на платформу с увесистым рюкзаком.
Шли и шли мимо леса товарняки
В те сиротские тусклые лета —
Подорожник за лывой, мокрые лопухи,
Черноплодка с иргой.
Она дышала на холодные руки, высыпала заварку
В чайник. Тепло разливалось по всей земле.
Смахивала сухие крошки,
Снимала фартук,
Оставляла чай на столе.
* * *
Период умирания длится месяц, другой, третий.
Свет в коридоре. Медленные шаги.
Кто бы ты ни был, мы же с тобой не враги
На этой холодной планете.
Снова и снова всё это в моей голове:
Пар от безлюдной земли поднимается вверх,
Парк опрокинутый в луже. Рябина в густой траве,
Будто трава в крови.
Побудь-поживи. Скрип рамы. Усталость металла.
Ещё одна ночь, один дождевой перегон.
Приеду в нетопленом поезде, под шерстяным одеялом.
Выйду на мокрый перрон.
Кто бы ты ни был, дождись на скамейке вокзальной,
В седом коридоре, держась за дверной косяк,
Тронуть шероховатое дерево. Увидеть своими глазами
Пылинки в согретом воздухе. Снять рюкзак.
Ещё не пора умирать. Подходящий номер
Вызовешь. Как ребёнок, стоишь в углу,
Готовый идти на голос. А там незнакомец
«Говорите! — кричит. — Алло!»
* * *
Ладушки, ладушки,
Жили мы у бабушки.
Кошка на рогоже,
Старший брат в прихожей.
На кресле — кукла Катя
В обгоревшем платье.
Из-за маминой раскладушки
Торчат тюки с подушками.
Заснёшь — и вот, как будто
То солнечное утро:
Пепел над заводом,
Полон двор народа.
Всех-всех-всех собрали —
Папу потеряли.
Ночью над спортзалом
Долго грохотало.
Брошенный фундамент.
Папа снова с нами:
Папина чашка,
Папина рубашка,
Пряжка без царапин
И крестик тоже. Папин.
* * *
Будем жить лучше — купим белую канарейку,
Клетку повесим над (**) или над пианино.
В дрожащем голосе будут (**), мосты и реки,
Невод с (***) или морскою тиной —
Что там в детстве вихрастом привиделось, намечталось —
Дом у пологого берега, (*) на балконе…
Ёлочкой след от шин, тяжесть (**) и металла,
У клёна, (**) и тополя перебиты корни.
Вон у фундамента (**) цветёт нелепо,
Остов от (***) в чёрную землю вкопан,
Рухнул балкон от первой весенней бомбы.
Нам бы (***), зрелищ и чёрного хлеба,
Нам бы углём нарисованный день запомнить…
Клинок лопаты траншейной шуршит за откосом,
Заводят моторы, (**) наполняют баки,
Скручивают, как (**), как папиросу,
Мир из пороха и бумаги.
Дождь начинается. Канарейка выводит трели.
Чей-то балкон с полотенцем виден в прицеле.
Звали меня (**), (**) или (**) — неважно.
Плывёт по свежей траншее кораблик бумажный.
* * *
Где-нибудь… Выдропужск.
Ветреные мосты.
Крикнешь —
И словно из пушки по воробьям.
Снег поперёк и вдоль,
Крыша из темноты,
Податливой
Не то фарам, не то фонарям.
Выключить дальний свет
Или уйти в себя.
Выпотрошенной шавармы
Настырный вкус.
Иней на лобовом. Привет
Опущенному шлагбауму,
Поклон
Навешенному замку.
Что-нибудь про ключи
От облачных теремов,
Про силуэты
Невырубленных садов.
Фигура, замри!
Слушай, как дышит от ветра дом,
Как море волнуется
Под снегом или водой.
Где-нибудь Выдропужск —
Выстрел. Метель. Шинель —
Где ни пятиэтажки,
Ни дверного звонка.
Воздух студён и густ
В поле, во тьме, во сне —
От макрокосма
До спичечного коробка.
* * *
Она пьёт — он её бьёт.
Рассада на узком балконе.
Сизые-сизые голуби полукругом.
Водоворот у ворот.
Антенна за терриконом.
Стекляшки под мокрой подошвой:
Чвок-чвок.
Грозовое облако над проводами —
Немыслимо. Сочно. Зримо. —
Над красно-белой скорой.
Красно-серый скорый даёт гудок
И пролетает мимо.
Видземе
Раскроши голубям пипаркукас,
Наушник из уха вынь.
Зубри, забывая русский,
Истерзанную латынь.
Услышь от немого соседа
Правильные слова.
Борись и ищи. Напоследок
Шампанское открывай.
В счастье, в любви и в горе
По кругу — алаверды,
Как на вихрастом Взморье —
Круговорот воды.
Ветер солёный и быстрый:
Перконс, Один, Сварог…
Снова придут коммунисты,
Построят в Риге метро.
Вот тянутся магистрали
По бурой земной коре
До самых лесных окраин,
До самых синих морей.
И дополняют ловко
Друг друга помойный бак,
Солнце, трамвай, хрущёвка,
Подорожник вокруг столба.
* * *
И воздух, и свет, и цвет…
Паутина над кирпичом.
Волейбольная сетка сверху
Пробита мячом.
Ринуться в кругосветку — угадать, узреть
Тысячи лье вокруг, прикрывая и фланг, и тыл,
Видеть снежинку клевера в тени бетонной плиты,
Слышать кузнечика на травяном пустыре,
Медленный гул приходящих в движение глыб.
Оторопь мимолётна, поступь легка —
Горечь полена, жар чёрно-белой золы,
Ужас парящего мотылька.
Шлындраешь по ещё нагретой земле
И вдруг снова вырулишь на эту картинку:
Преломление. Солнце в пыльном стекле.
Пропасть августа, летящие паутинки.
Об авторе | Родион Сергеевич Мариничев (1984, Саранск) окончил журфак СПбГУ. Пишет стихи и прозу. Был редактором и шеф-редактором, ведущим на телевидении, теперь — корреспондент еженедельной программы на одном из федеральных телеканалов. Публиковался под псевдонимом Родион Вереск в журналах «Нева», «Урал», «Волга», «Сибирские огни». Участник форумов молодых писателей в Липках (семинар поэзии журнала «Знамя»). Финалист премии «Лицей» 2019 года. Предыдущая публикация в «Знамени» — № 10, 2015. Живет в Москве.
* * *
В лето соломенное
Смотришься, как в нагретый бампер
Старого «Жигулёнка»,
Разные виды видавшего,
На переднее колесо хромавшего.
Высоковольтка над лопухом трещит.
Клевер, осока, кашка, тонкие камыши.
Дребезжи,
«Жигулёнок»! Столько
В тебе неизбывных дорог!
Озеро за пригорком,
Солнечный поворот.
Холм за холмом — качается
В лобовом — грозовой горизонт.
Кажется, «Шипр» называется
Дедушкин одеколон.
Луч на руле. Зенитный
Полдень лучом прошит,
И — как в зеркале заднего вида
Подрагивает неотступный вид:
Яблоки на капоте,
Клеёнка на длинном столе,
Жирные капли бензина
На тёплой земле.
* * *
Дверь, обитая войлоком, тепло человечье.
Вата между оконных рам — не разбить, не остыть.
Дом на сосновом шоссе у трамвайной конечной.
Низкое небо. С этим жить, с этим любить
Тех, кто, по вечерам, выходя из трамвая,
Варежкой мокрой за воротник обнимает,
Подталкивает в затылок, дотрагивается до плеча.
Сугробы молчат.
Проснёшься как-нибудь посреди такого же снега. Начало
Зимнего дня. Услышишь мотив, напев.
Всё, что выхватывал глаз,
Всё, что рука рисовала…
Не оборачивайся. Переступай через скользкие шпалы.
Льдинки на водосточной трубе
Вспыхивают и тают…
Как бумажные человечки,
Как солдатики оловянные
В оранжевых языках огня.
Большие снега, густые сосновые ветки,
Согрейте меня, заслоните собой меня!
* * *
Про лес корабельный, про мачты ЛЭП за окном,
Про то, как война невзначай прошла стороной
И как спустя полвека стреляли под деревом во дворе
В наступающем сентябре…
Говорила, руки споласкивала под холодной водой,
Сыпала муку через решето,
Тесто всходило, дышало, словно дикая плоть,
Согревалось на голубом огне.
Каждый с собой уносил свой кусок пирога,
Брёл на платформу с увесистым рюкзаком.
Шли и шли мимо леса товарняки
В те сиротские тусклые лета —
Подорожник за лывой, мокрые лопухи,
Черноплодка с иргой.
Она дышала на холодные руки, высыпала заварку
В чайник. Тепло разливалось по всей земле.
Смахивала сухие крошки,
Снимала фартук,
Оставляла чай на столе.
* * *
Период умирания длится месяц, другой, третий.
Свет в коридоре. Медленные шаги.
Кто бы ты ни был, мы же с тобой не враги
На этой холодной планете.
Снова и снова всё это в моей голове:
Пар от безлюдной земли поднимается вверх,
Парк опрокинутый в луже. Рябина в густой траве,
Будто трава в крови.
Побудь-поживи. Скрип рамы. Усталость металла.
Ещё одна ночь, один дождевой перегон.
Приеду в нетопленом поезде, под шерстяным одеялом.
Выйду на мокрый перрон.
Кто бы ты ни был, дождись на скамейке вокзальной,
В седом коридоре, держась за дверной косяк,
Тронуть шероховатое дерево. Увидеть своими глазами
Пылинки в согретом воздухе. Снять рюкзак.
Ещё не пора умирать. Подходящий номер
Вызовешь. Как ребёнок, стоишь в углу,
Готовый идти на голос. А там незнакомец
«Говорите! — кричит. — Алло!»
* * *
Ладушки, ладушки,
Жили мы у бабушки.
Кошка на рогоже,
Старший брат в прихожей.
На кресле — кукла Катя
В обгоревшем платье.
Из-за маминой раскладушки
Торчат тюки с подушками.
Заснёшь — и вот, как будто
То солнечное утро:
Пепел над заводом,
Полон двор народа.
Всех-всех-всех собрали —
Папу потеряли.
Ночью над спортзалом
Долго грохотало.
Брошенный фундамент.
Папа снова с нами:
Папина чашка,
Папина рубашка,
Пряжка без царапин
И крестик тоже. Папин.
* * *
Будем жить лучше — купим белую канарейку,
Клетку повесим над (**) или над пианино.
В дрожащем голосе будут (**), мосты и реки,
Невод с (***) или морскою тиной —
Что там в детстве вихрастом привиделось, намечталось —
Дом у пологого берега, (*) на балконе…
Ёлочкой след от шин, тяжесть (**) и металла,
У клёна, (**) и тополя перебиты корни.
Вон у фундамента (**) цветёт нелепо,
Остов от (***) в чёрную землю вкопан,
Рухнул балкон от первой весенней бомбы.
Нам бы (***), зрелищ и чёрного хлеба,
Нам бы углём нарисованный день запомнить…
Клинок лопаты траншейной шуршит за откосом,
Заводят моторы, (**) наполняют баки,
Скручивают, как (**), как папиросу,
Мир из пороха и бумаги.
Дождь начинается. Канарейка выводит трели.
Чей-то балкон с полотенцем виден в прицеле.
Звали меня (**), (**) или (**) — неважно.
Плывёт по свежей траншее кораблик бумажный.
* * *
Где-нибудь… Выдропужск.
Ветреные мосты.
Крикнешь —
И словно из пушки по воробьям.
Снег поперёк и вдоль,
Крыша из темноты,
Податливой
Не то фарам, не то фонарям.
Выключить дальний свет
Или уйти в себя.
Выпотрошенной шавармы
Настырный вкус.
Иней на лобовом. Привет
Опущенному шлагбауму,
Поклон
Навешенному замку.
Что-нибудь про ключи
От облачных теремов,
Про силуэты
Невырубленных садов.
Фигура, замри!
Слушай, как дышит от ветра дом,
Как море волнуется
Под снегом или водой.
Где-нибудь Выдропужск —
Выстрел. Метель. Шинель —
Где ни пятиэтажки,
Ни дверного звонка.
Воздух студён и густ
В поле, во тьме, во сне —
От макрокосма
До спичечного коробка.
* * *
Она пьёт — он её бьёт.
Рассада на узком балконе.
Сизые-сизые голуби полукругом.
Водоворот у ворот.
Антенна за терриконом.
Стекляшки под мокрой подошвой:
Чвок-чвок.
Грозовое облако над проводами —
Немыслимо. Сочно. Зримо. —
Над красно-белой скорой.
Красно-серый скорый даёт гудок
И пролетает мимо.
Видземе
Раскроши голубям пипаркукас,
Наушник из уха вынь.
Зубри, забывая русский,
Истерзанную латынь.
Услышь от немого соседа
Правильные слова.
Борись и ищи. Напоследок
Шампанское открывай.
В счастье, в любви и в горе
По кругу — алаверды,
Как на вихрастом Взморье —
Круговорот воды.
Ветер солёный и быстрый:
Перконс, Один, Сварог…
Снова придут коммунисты,
Построят в Риге метро.
Вот тянутся магистрали
По бурой земной коре
До самых лесных окраин,
До самых синих морей.
И дополняют ловко
Друг друга помойный бак,
Солнце, трамвай, хрущёвка,
Подорожник вокруг столба.
* * *
И воздух, и свет, и цвет…
Паутина над кирпичом.
Волейбольная сетка сверху
Пробита мячом.
Ринуться в кругосветку — угадать, узреть
Тысячи лье вокруг, прикрывая и фланг, и тыл,
Видеть снежинку клевера в тени бетонной плиты,
Слышать кузнечика на травяном пустыре,
Медленный гул приходящих в движение глыб.
Оторопь мимолётна, поступь легка —
Горечь полена, жар чёрно-белой золы,
Ужас парящего мотылька.
Шлындраешь по ещё нагретой земле
И вдруг снова вырулишь на эту картинку:
Преломление. Солнце в пыльном стекле.
Пропасть августа, летящие паутинки.