Переписка Бориса Пастернака с Бригитте и Готфридом Берман-Фишерами. Публикация, предисловие и комментарии Галины Лютиковой
Опубликовано в журнале Знамя, номер 6, 2020
«С Вами мне везет, в отличие от других людей, к которым почти все письма пропадают…» — пишет Борис Пастернак супругам Берман-Фишер 6 апреля 1959 года. Пропажа (читай — перехват) корреспонденции – один из лейтмотивов переписки со всеми зарубежными адресатами. Наверняка и в публикуемой здесь переписке что-то утеряно, был, например, странный случай пропажи посылки с книгой, хотя дошло отправленное одновременно письмо. Но все же она производит довольно целостное впечатление, несмотря на понятные перерывы эпистолярного общения в период двух «нобелевских скандалов», связанных с именем Пастернака — после присуждения Нобелевской премии и после публикации в английской газете одноименного стихотворения.
Еще один лейтмотив — недовольство появлением многочисленных переводов ранней лирики и повестей, «экспрессионистических грехов», как называет их в одном из писем сам автор, и мельчайших биографических подробностей, которые он «рад был числить навсегда забытыми». Самое радикальное высказывание на этот счет в данной переписке: «Я сожалею, что 40 лет назад не начал сразу с Ж<иваго>». В определенном смысле ему это удалось в Германии — роман стал первым произведением Пастернака, переведенным на немецкий язык.
Готфрид Берман-Фишер начинает переписку с Борисом Пастернаком в сентябре 1958 года как глава издательства S. Fischer-Verlag (Frankfurt), который приобрел права на издание «Доктора Живаго», вскоре к этой переписке присоединяется и его жена Бригитте. Начавшаяся как деловая, переписка скоро перерастает в дружескую. Дружба со своими авторами — давняя традиция издательства, унаследованного этой супружеской парой от его основателя, отца Бригитте, Самуэля Фишера.
Успешная и драматичная история одного из самых влиятельных немецких издательств составляет интереснейшую главу истории книгоиздательства в Германии. В 1886 году Самуэль Фишер основал собственное издательство в Берлине, ему в ту пору было 26 лет, но в книжном деле он был уже не новичок: он начал в четырнадцать лет учеником в одном из книжных магазинов Вены, куда приехал из родного городка, затем шесть лет работал в книжном магазине в Берлине, короткое время был совладельцем небольшого издательства. Самуэль Фишер обладал всеми качествами, необходимыми успешному издателю, — деловой хваткой, великолепным чутьем на современные литературные и культурные тенденции, любовью к слову и книге, любовью и уважением к Автору, умением привлечь в издательство высокопрофессиональных сотрудников.
Наряду с еще несколькими коллегами-конкурентами (Евгением Дидерихсом, Антоном Киппенбергом, Куртом Вольфом, Эрнстом Ровольтом и другими) С. Фишер считается ярким представителем нового для рубежа веков типа предпринимателя книжного рынка — «культурного издателя». Подчинение коммерческих интересов идее осознанной культурной стратегии позволяло издательству перейти от роли квалифицированного технического посредника между автором и читателем к роли влиятельного культурного института с неповторимой индивидуальностью. «Культурные издательства» имели разные литературные предпочтения и стратегии, но для всех было характерно стремление сделать качественную литературу доступной более широким слоям населения и особые дружеские отношения с авторами.
Одной из особенностей издательства С. Фишера был большой интерес к зарубежной литературе, его первыми авторами становятся Генрик Ибсен, Эмиль Золя, Мор Йокаи, Лев Толстой, Федор Достоевский, Владимир Короленко1 , Йенс Петер Якобсен, Кнут Гамсун, Станислав Пшибышевский, Габриеле д’Аннунцио — поток переводов не ослабевал, но и ряд немецкоязычных авторов представлен такими именами, как Герхард Гауптман, Артур Шнитцлер, Петер Альтенберг, Якоб Вассерман, Томас Манн, Хуго фон Гофмансталь, Анетте Кольб, Герман Гессе. Свою миссию издателя Самуэль Фишер видел в том, чтобы находить, вытягивать таланты из глубин творческого наследия разных народов и поколений (недаром первым фирменным знаком издательства был «рыбак с сетью).
Задача осуществления культурной миссии средствами успешного предпринимательства обусловила постоянный поиск новых решений, например, массовые тиражи в бумажных обложках после выхода книг в переплете и т.п. Новаторской идеей было также издание серий, которое началось в 1908 году. «Библиотека современного романа Фишера» обещала читателям по интереснейшему роману каждый месяц, а годовой цикл романов составлялся так, чтобы несколько заведомо успешных поддерживали своим гарантированным коммерческим успехом все остальные. На таком принципе строится сегодня работа большинства крупных издательств, и не только в Германии. Наряду с беллетристикой большой популярностью пользовались научно-популярные серии издательства, например, «Fischers technologische Bibliothek». Самуэль Фишер любил также издавать собрания сочинений современных авторов. Многотомные собрания и сейчас занимают важное место в программе издательства.
В годы Первой мировой войны, когда связь с иностранными авторами была прервана, в издательстве прибавилось немецких авторов. Но когда к власти в стране пришли нацисты, оказалось, что многие из них — нежелательные.
К тому времени издательство возглавляет уже Готфрид Берман-Фишер. В 1925 году молодой и успешный хирург Готфрид Берман неожиданно для себя становится сотрудником издательства: Самуэль Фишер предлагает претенденту на руку дочери стать его наследником, возглавить издательство, лишь при этом условии влюбленные получат согласие родителей на брак. Подразумевалось и принятие второго имени.
Модернист в издательском деле, в семейной и деловой жизни Самуэль Фишер придерживался весьма консервативных взглядов, — вопрос о том, что издательство могла бы возглавить старшая дочь, даже не ставился. И это несмотря на то, что уже его жена играла важную роль в жизни издательства. Хедвиг Фишер была в курсе всех издательских дел и планов, вела большой, открытый дом, дававший приют многим авторам, а также обширную переписку с ними, нередко умело разрешая конфликтные ситуации, и, пожалуй, самое примечательное — именно ее мнение играло решающую роль в принятии к изданию рукописей неизвестных авторов. Бригитте, выросшей в семье, вся жизнь которой определялась жизнью издательства, не было позволено получить высшее образование, однако она изучала типографские шрифты и каллиграфию, что пригодилось ей позднее, в эмиграции и в послевоенные годы, когда она включилась в конкретную работу по подготовке издания книг.
Готфрид Берман-Фишер напишет Борису Пастернаку в декабре 1958 года: «мне хотелось бы рассказать Вам о нашей судьбе после 1933 года, которая гнала через полмира меня, мою семью и издательство». В их дальнейшей переписке так и не нашлось места этому рассказу. Перескажем эту историю коротко.
Самуэль Фишер до самой смерти в 1934 году отказывался признавать опасность ситуации и необходимость эмиграции. Готфрид Берман-Фишер, покидая с семьей Берлин в 1935 году, принял неординарное решение: он разделил издательство и авторов. Все сомнительные с точки зрения властей авторы «переехали» с Берман-Фишерами в Вену, цензурно приемлемые остались в берлинском издательстве, которое возглавил один из доверенных сотрудников, Петер Зуркамп. В Вене удается довольно быстро наладить работу нового издательства, но после присоединения Австрии к Рейху в 1938 году Берман-Фишерам приходится бежать через Швейцарию и Италию в Стокгольм, где можно было продолжить книгоиздательскую деятельность под защитой и при помощи издательства «Боннирс».
Наблюдая рост прогерманских настроений в Швеции, Берман-Фишеры видят единственный путь спасения в эмиграции в США, где уже осели некоторые их авторы. Однако путь в безопасную Америку превратился в вынужденное кругосветное путешествие. Внезапное прекращение всякого трансатлантического сообщения из Швеции делало неизбежным организацию евразийского маршрута. Этот план чуть не расстроился из-за ареста Готфрида, обвиненного в шпионаже в пользу Англии. Трехмесячное заключение ему скрашивало чтение «Братьев Карамазовых» и «Войны и мира». Как видно из писем к жене, образ Наполеона, нарисованный Толстым, преисполнил его уверенности в неотвратимости поражения Гитлера. Делится он с ней и разными планами обеспечения семьи, если издательская деятельность окажется невозможной, среди наиболее реалистичных — возвращение к медицинской практике или жизнь в деревне.2 Бригитте занята тщательной, выверяемой по дням и часам подготовкой длинного маршрута, так что в день освобождения, 24 июня 1940 года, семья садится в самолет, вылетающий в Москву. 3
Впечатления Бригитте Берман-Фишер от Москвы 1940 года: «Первая остановка после вылета из Стокгольма — Москва, где мы переночевали в гостинице «Метрополь, которая производила запущенное впечатление, как и сам город. Всё находилось в плачевном состоянии, купить ничего невозможно, в витринах магазинов только бутафория. Над трамвайным полотном висели перепутавшиеся провода. Люди шли, не глядя друг на друга. Атмосфера была гнетущая, так что мы вздохнули с облегчением, когда сели в транссибирский экспресс …».4 Из Владивостока они плыли три дня до Японии, еще день — на поезде до Йокогамы, а уже оттуда на японском судне через Тихий океан в Америку. Сан-Франциско — Санта-Моника (по соседству с семьей Манн) — десять дней на автомобиле в Новую Англию. Новый дом Берман-Фишеры нашли в Олд Гринвич, недалеко от Нью-Йорка, где в сотрудничестве с Фрицем Ландсхофом5 , также эмигрантом антифашистской волны, опять возникает новое издательство. В США для Бригитте начинается новая жизнь — она активно участвует в работе издательства как график, на ней также значительная часть переписки с авторами.
После войны возобновить работу на территории Германии удалось не сразу, мешало американское гражданство, так что поначалу Берман-Фишер налаживает издание книг в амстердамском издательстве Querido, но продает их и в Австрии, и в Германии. Стокгольмское издательство выпускает в 1947 году «Доктора Фаустуса» Т. Манна. Возобновляется работа венского отделения, в котором публикуются, например, Ингеборг Бахман и Ильзе Айхенгер.
Берлинским издательством по-прежнему руководит Петер Зуркамп, в конце войны проведший около года в заключении, после освобождения первым среди немецких издателей получивший лицензию от британской военной администрации и пользовавшийся всемерной поддержкой Берман-Фишеров, хотя они все больше расходятся в понимании издательской политики. Вопреки подписанному в 1935 году соглашению, предполагавшему возвращение издательства законному владельцу, Петер Зуркамп стал претендовать на единоличное владение берлинским отделением, видя в этом своего рода компенсацию за страдания, перенесенные в заключении. Спор закончился внесудебным соглашением: издательство было возвращено Берман-Фишеру, Зуркамп выделился и основал собственное издательство. Те авторы, которые оставались в нацистской Германии и произведения которых курировались Петером Зуркампом, получили возможность выбрать, с кем остаться — 33 из 48 решили в пользу нового Suhrkamp Verlag, среди них такие знаменитости, как Бертольт Брехт и Герман Гессе. В 1950 году Берман-Фишеры окончательно перебираются во Фракфурт-на-Майне, где теперь находится штаб-квартира издательства S. Fischer Verlag GmbH., откуда и отправляется большая часть писем в Переделкино.
Письма Пастернака за границу имеют еще одну характерную особенность — одни и те же просьбы и информация часто дублируются, нередко он просит передать что-то на словах третьим лицам, передать привет людям, с которыми одновременно тоже состоит в переписке. Объясняется это, конечно, полнейшей неуверенностью в том, дойдет ли письмо до адресата, и какое именно, и кому именно. Известна также привычка Пастернака писать плотным мелким почерком на открытках. Он полагал, что почтовый цензор скорее пропустит открытое письмо, чем закрытое, а вероятнее всего, просто не станет ее читать, посчитав, что никто не будет писать ничего сомнительного в открытке. Такую открытку как раз и получил Готфрид Берман-Фишер в ответ на свое первое письмо.
Письма Б.Л. Пастернака Берман-Фишерам написаны по-немецки и впервые были опубликованы с небольшими купюрами в книге Бригитте Берман-Фишер «Они писали мне, или Чем стал мой альбом для стихов»6 . Полностью и без купюр вся переписка вышла в книге «Переписка с авторами»7 . Несколько наиболее важных писем Пастернака Фишерам в переводе Е.Б. Пастернака были опубликованы в Полном собрании сочинений (Слово, 2005), они включены в данную публикацию из соображений целостности с соответствующими примечаниями. Остальные письма Бориса Пастернака, а также письма Бригитте и Готфрида Берман-Фишеров публикуются на русском языке впервые, перевод осуществлен автором публикации.8
За идею публикации, редактирование перевода, ценные советы по комментированию писем и постоянную поддержку — огромная благодарность Елене Владимировне Пастернак.
- Готфрид Б. Фишер Борису Пастернаку 18 сентября 1958 года,
Франкфурт-на-Майне9
Глубокоуважаемый господин Пастернак,
Я долго не решался написать Вам; но поскольку я получил Ваш личный адрес, то не хочу более откладывать и спешу выразить свое глубокое восхищение Вашим романом и сказать, что я счастлив возможности выпустить эту книгу в своем издательстве. Что это значит для меня, лучше всего выражает фраза, которую я предпосылаю нашему анонсу о выходе книги: «Впервые после многих лет для нас опять открывается возможность заглянуть в душу русского человека, перекинут мост через пропасть истории, которая, как казалось, навсегда разделила Запад и Восток». Необыкновенная художественная сила Вашего произведения поднимает его над любой «актуальной политикой». Ваше величие человека и художника прогоняет любую мысль о преходящих политических разногласиях, и я хочу познакомить немцев с Вашей книгой как с великим произведением искусства, которое пришло к нам из далекой России.
Перевод господина Райнхольда фон Вальтера10 , имя которого Вам, возможно, известно, кажется мне очень удачным, насколько я могу судить при моем незнании русского языка. Во всяком случае, как немецкоязычный текст он безупречен и производит впечатление великого эпического художественного произведения. Насколько удался перевод стихов, к сожалению, я судить не могу. Знатоки русского языка уверяют меня, что удалась приблизительная передача, а большего при переводе лирики достичь невозможно.
Немецкое издание уже после предварительного анонса в книжных магазинах вызвало здесь большой интерес, так что можно рассчитывать на большой успех Вашего произведения.11
Сегодня ограничусь лишь этим знаком моей преданности. Вы чрезвычайно порадовали бы меня, если бы написали несколько строк и сообщили, могу ли я послать Вам немецкое издание книги, которое выйдет 17 октября.
С глубоким уважением также от имени моей жены и коммерческого директора издательства д-ра Рудольфа Хирша12 .
Ваш Готфрид Б. Фишер
- Борис Пастернак Готфриду Б. Фишеру, 26 сентября 1958 года,
[Переделкино]13
Дорогой и глубокоуважаемый господин Фишер, тороплюсь подтвердить получение Вашего письма, полного души и благородства. В особенности благодарю Вас за сердечный и такой душевно личный тон, что, оказывая честь, Вы передаете мне поклоны своей жены и друзей. Этот дружеский тон меня осчастливил чувством духовной близости к Вам и кругу Вашей деятельности. На случай, если у Вас явится возможность или желание обрадовать меня еще одним письмом, воспользуйтесь, пожалуйста, моим дачным адресом: Переделкино под Москвой, через Баковку, мне.
Для меня было бы большой радостью получить экземпляр немецкого издания книги. Не могли бы Вы связаться с Гердом Руге, сотрудником немецкого радиовещания14 ? Мне кажется, что он сейчас в Мюнхене со своей больной женой (к сожалению, не знаю точнее). Может быть, Вы узнаете их адрес. Кланяйтесь тогда им обоим. Вероятно, г-н Руге не откажется привезти мне книгу, он безмерно ко мне расположен.
Не обижайтесь, и пусть это Вас не задевает, что на Ваше большое и щедрое письмо я отвечаю скупой открыткой без подписи. Это для того, чтобы она вернее дошла. Надеюсь вскоре послать Вам большие письма в конвертах, но сегодня не хочу откладывать знаки своего восхищения новоприобретенной дружбой, которые дойдут до Вас таким способом скорее. Моим живейшим удовлетворением стало то, что моя книга понравилась Вам и Вашим близким. Я убежден, что мы живем во времена результатов и завершения, а не развития жизни, которую мы видели и перестрадали, что то немногое и единственно необходимое, что стало причиной войн и переворотов, давно достигнуто, доказано и заучено наизусть. Об этом уже не нужно кричать во всю глотку. Я удивляюсь художникам и мыслителям, которые остаются верными множеству ненужных, изжитых политических и эстетических форм, при том, что надо обращать внимание на новое содержание, еще непонятое и едва зародившееся, как появлялись обработанные поля и зеленые ветви побегов после 30-летней войны или свержения татарского ига. Наступает новое время.
Но довольно об этом. Прекрасные переводы г-на Р. фон Вальтера из Блока и Пушкина я видел, конечно, еще в двадцатые годы15 и рад, горд и уверен в его успешном участии в моей работе.
Заканчиваю свое письмо выражением глубокой преданности Вам и высокочтимой г-же Фишер.
- Бригитте Б. Фишер Борису Пастернаку, 15 октября 1958 года, Камайоре, пров. Лукка, дом Фишеров
Уважаемый господин Пастернак!
До Вас будут доходить голоса людей на разных языках со всего света, всех тех, кто имел счастье и возможность прочитать Вашу книгу. Среди этих счастливцев и я, счастливая вдвойне, так как передо мной стоит задача донести Вашу книгу до людей и распространить ее так широко, как только возможно. После встречи с Вашей книгой мне представляется, что профессия издателя еще никогда не имела такого значения и не была столь близка к исполнению своего предназначения. Редко удается издателю встретить книгу, которую он может безоговорочно любить и почитать так, как это произошло для меня и моего мужа с Вашим романом. Я думаю, что сегодня более чем когда-либо поэты, «владеющие» словом, — именно те, кто движет миром, кто предсказывает будущее, открывая новое. Известная строка Гельдерлина никогда не звучала более верно, чем сегодня: «То не прейдет, что создают поэты»16 .
Читая Вашу книгу, встречаешь людей, забыть которых невозможно. За их судьбой следишь с большим волнением, со смехом и слезами, со страхом и счастьем. Ваши люди рождены и живут среди природы, с которой судьба связала их на всю жизнь, и эта сокровенная связь и есть та сила, которая движет их поступками, терпением и страданием. Ваша книга представляется мне большой музыкальной симфонией, звук органа слышится уже на первых страницах и затем звучит снова и снова, то нарастая, то затихая.
Некоторые сцены, например, ледяное лесное уединение в окружении волков накануне внезапного расставания Юры и Лары, поднимаются до немыслимой высоты человеческого страдания и очищения, сцены, которые для умеющих слушать меняют образ мира.
После встречи с Вашей книгой возвращаешься в мир изменившимся, пробудившимся для новой жизни и нового знания. Благодарю Вас за это.
С глубоким уважением,
Ваша Бригитте Б. Фишер
- Готфрид Б. Фишер Борису Пастернаку, 21 октября 1958 года,
Франкфурт-на-Майне
Дорогой, глубокоуважаемый господин Пастернак,
я был очень рад получить от Вас письмо и иметь возможность разделить Ваши мысли.
Пишу Вам в тот самый день, когда немецкое издание Вашей книги выходит к немецкой читающей публике. Оно рассылается книжным магазинам в количестве 40 000 экземпляров — таково число предварительных заявок на Вашу книгу. Я предвижу, что при тех ожиданиях, которые питают немецкие читатели по поводу Вашей книги, и после восторженных газетных статей, которые уже написаны и еще пишутся о Вашей книге, к Рождеству тираж сильно вырастет. Пусть Вас порадует, что своим великим произведением Вы столь многим людям здесь дарите счастье и раскрываете мир мыслей и души русского человека.
Вчера в Мюнхене я провел несколько часов с Гердом Руге. Он много рассказывал о Вас и о Вашей жизни. Я передал ему для Вас три экземпляра немецкого издания. Надеюсь, что Вам понравится то оформление, которое получил Ваш роман. Пожалуйста, поставьте меня в известность, если что-то Вам не понравится. Тогда при следующих тиражах мы сможем внести те изменения, какие Вы пожелаете.
Разговор с Гердом Руге пробудил в нас желание приехать когда-нибудь в Москву. Мы немного знакомы с этим городом, так как в 1940 году ехали с семьей в Соединенные Штаты через Россию и Японию. У нас сохранились живые воспоминания об этом путешествии, ставшем возможным благодаря любезности русского правительства, особенно о тех четырех днях, которые мы провели в Москве. Можно ли будет навестить Вас, если мы приедем весной?
С сердечным приветом
Ваш Готфрид Б. Фишер
- Бригитте Б. Фишер Борису Пастернаку, 1 декабря 1958 года,
Франкфурт-на-Майне
Дорогой господин Пастернак!
Я только что вернулась из небольшой поездки в Лондон и Париж и хочу передать Вам привет и теплые пожелания от Ваших сестер, у которых я побывала в Оксфорде.17 Конечно, все там были обеспокоены и хотели бы получить от Вас весточку. Маленький дом в Оксфорде с волнующими картинами Вашего отца излучал большую теплоту, и возможность соприкоснуться с кругом Вашей семьи была необыкновенно важна для меня.
Мне очень трудно выразить в письме множество мыслей, надежд, желаний, которые ежедневно всплывают в связи с Вами и Вашей книгой. Я думаю, воздух между здесь и там должен вибрировать от всех чувств и мыслей, идущих теперь к Вам от стольких людей. Но Вы так щедро одарили всех нас, что радость от этого подарка должна находить себе выражение. Вы ведь простите это и мне, не правда ли?
То, что в наше «скудное время» Вы чувствуете и провозглашаете прорастание нового, будущего, каждый день заново дарит мне чувство счастья, дает необходимые силы и бодрость духа, чтобы справляться с «дневными трудами». Это прорастание «нового» сегодня чувствуется уже повсеместно и ежедневно приводит к новым открытиям во всех областях. Так как понятия пространства и времени тоже находятся в постоянном движении и изменении, вероятно, наши внуки (у нас их четверо!) вырастут с совершенно иной, нежели наша, картиной мира. И я думаю, что вряд ли найдется другое поколение до нас, которому выпало бы на долю стать свидетелем столь грандиозных изменений! — Эта же перспектива просвечивает в гибели Живаго.
Мы очень хотели бы навестить Вас. Сбудется ли это?
С самыми добрыми мыслями о Вас
Ваша Бригитте Б. Фишер
- Готфрид Б. Фишер Борису Пастернаку, 2 декабря 1958 года,
Франкфурт-на-Майне
Дорогой, уважаемый господин Пастернак,
мы были счастливы узнать от Г<ерда> Р<уге>, с которым я только что говорил по телефону, что Вы чувствуете себя хорошо. В течение последних недель мы очень беспокоились о Вас, так как не получали ответов на наши письма, и нам приходилось полагаться только на газетные новости, которые не сообщали ничего хорошего.18
Я хотел бы рассказать Вам, как здесь была принята Ваша книга. Она вышла 21 октября.19 С этого момента не прекращается поток заказов, число которых возросло до трехсот тысяч. Два обстоятельства сыграли свою роль: глубокое впечатление, которое роман производит на читателей, и участие в Вашей судьбе.
Для меня как издателя трудно обходиться без коммуникации с Вами. Я уже писал Вам, насколько мы недовольны переводом стихов. Тем не менее мы отважились на публикацию; так как в противном случае появление книги было бы поставлено под угрозу. За это время мы нашли Александра Кемпфе20 , который во главе целого штаба переводчиков работает над Вашей более ранней лирикой и стихотворениями Живаго. Так что скоро появится хороший сборник стихов.
Затем выйдет своего рода антология, куда наряду с 4 новеллами — «Письма из Тулы», «Детство Люверс», «Апеллесова черта» и «Воздушные пути» — войдут автобиографическое эссе «Охранная грамота» и около 25 стихотворений. — Далее последует более поздняя автобиография под заголовком «О себе — опыт автобиографии». — Я надеюсь, что большой сборник стихов переводчикам удался и сможет дать немецким читателям представление о Вашей поэзии. И как важен был бы обмен мнениями по множеству вопросов, которые естественно возникают при подготовке издания. Не забывайте также, что мы не можем надолго откладывать публикацию, так как иначе невозможно будет предотвратить попытки других издательств выпустить незащищенные здесь произведения, не особенно заботясь о качестве перевода.
Я уже познакомился с госпожой Ренате Швейцер. Я встретился с ней в Берлине, и мы поговорили о Вас, о нашей тревоге за Вас.21 Несколько дней назад я узнал также о господине Тенсе22 то, что меня интересовало.
Надеюсь вскоре получить известие от Вас. «Письма в пустоту» действуют угнетающе. Позднее мне хотелось бы рассказать Вам о нашей судьбе после 1933 года, которая гнала через полмира меня, мою семью и издательство.
С наилучшими пожеланиями Вам и Вашим близким,
Ваш Готфрид Б. Фишер
- Борис Пастернак Бригитте и Готфриду Б. Фишерам, 14 декабря 1958 года,
[Переделкино]
Дорогая, уважаемая милостивая госпожа, как легко мне было с благодарностью отвечать на первые письма Вашего мужа, и каким вечно несостоятельным должником я становлюсь перед двумя Вашими письмами и еще одним письмом от Вашего мужа.
Эти письма представляют собой целый мир мыслей и чувств. Честь, которую Вы мне оказали, написав их, нисколько не меньше той огромной чести, которую выказывает мне Ваше издательство, с большим вкусом и изяществом заполнив новогодний номер23 исключительно моими произведениями.
Итак, простите меня не только за то, что я так долго оставлял без ответа и благодарности Вашу щедрость, но и за то, что Вы не найдете здесь ответа, сравнимого с Вашими строками. Меня извиняет только Ваше превосходство. Я молчал не из-за каких-то затруднений. Просто я провел месяц за ремесленной, изнуряюще напряженной переводческой работой24 , чтобы не слышать опасных неприятностей, шумевших вокруг меня.
Теперь прошу Вашего супруга подойти поближе. И я продолжу письмо, обращаясь к вам обоим. Дорогой, уважаемый господин Фишер, моя признательность Вам безгранична! Но мне следует быть кратким, потому ограничусь только деловыми вопросами. Я перечисляю пункты Вашего рукописного письма от 2/XII.
1) О невозможности быстрого почтового сообщения и получения моих рекомендаций. Одному актеру25 , выступавшему с чтением стихов и хотевшему получить совет по поводу моих собственных (так как я был еще молод и разрешен) я ответил, что художественное произведение, если оно подлинное и совершенное, становится посмертным уже при жизни автора. Так что не у кого просить объяснений и разъяснений (которые ничем не обогащают и ничего не могут добавить к подлинному произведению). Если же оно неподлинно и несовершенно, то об этом не стоит и говорить. Итак, недостаточность нашей коммуникации правильна и желательна, Вам не о чем меня спрашивать. Я сожалею, что 40 лет назад не начал сразу с Ж<иваго>. Из названных Вами ужасных рассказов «Il tratto»26 и «Воздушные пути» кажутся мне самыми невозможными. Но если бы Вы спросили меня обо всем в целом, то я бы ограничился романом, автобиографией и последними послеживаговскими стихами, что, может быть, и неправильно. Так что действуйте без моих рекомендаций. Хорошо, что Вы собираетесь насытить эту антологию прозы стихами. Но пусть господин Кемпфе обязательно поищет и достанет откуда-нибудь последние и неопубликованные (тетрадка заканчивается «Вакханалией»), это чрезвычайно важно для сборника, господин Г<ерд> Р<уге> поможет ему в этом (у моих сестер в О<ксфорде> и мадам Пруайар в П<ариже> должны быть экземпляры) 27 .
2) и 3) Попытка а<нтологии> и большого сборника. Да благословит Бог Ваш замысел, если только провал первого намерения (антологии) не сделает эти планы невыполнимыми.
__________
Среди бесчисленных писем, которые я получаю из различных уголков мира, от сумасшедших (жалобы на суды, правительства, царствующие дома), от бесталанных дилетантов-графоманов (жалобы на судьбу, театры, издателей и т.д.), от практичных советчиков (которые предлагают мне не отказываться от премии, но уступить ее им за полцены или десятую часть и т.п., которую они мне выделят), от молодых восторженных читателей и читательниц, которые говорят мне много прекрасных и сердечных слов и просят прислать фотографии и автографы… Среди этих и прочих писем из нашей страны и из-за границы есть просьбы о материальной помощи. Я вынужден пока откладывать выполнение просьб первого рода, так как мое материальное и правовое положение, видимо, еще долго будет в подвешенном состоянии, пока какое-нибудь высказывание власть имущих, которого, может быть, и не случится, не разрешит ситуацию. Просьбы второго рода я попрошу в будущем исполнить Вас через посредничество Курта Вольфа28 или Фельтринелли, исходя из тех возможностей, которые последний мне любезно предоставляет29 .
А теперь (облегчите мне часть во многих отношениях затруднительных ответов), теперь я намереваюсь засыпать Вас несколькими страшно назойливыми просьбами о написании писем.
1) От датской поэтессы Эллен Кьер я получаю тетрадки датских стихов. Позавчера я ее поблагодарил (поскольку она не дала своего адреса*) на адрес Gyldendal (Gyldendalska Boghandel 3 Klareboderne Copenhagen Danmark) за стихи и пожелания, а также за вложение, которое я принял за красную ленту для пишущей машинки. Лишь позже я узнал, что это магнитофонная запись. Попросите Гильдендалей передать фрейлейн мои извинения и сообщение о том, что аппарат моего младшего сына воспроизводит лишь искаженные невнятные обрывки песен и плохо различимого английского стихотворного текста.
* все же: Aldumgård Stenderup, Danmark Ellen Kjær — это адрес?30
2) Пожалуйста, будьте так добры, напишите от моего имени в издательство Albert Bonnier в Стокгольм Sveavägen 56, St.c., что я не нахожу нужных слов, чтобы поблагодарить руководство, поэта Бу Сеттерлинда31 и всех переводчиков, в том числе дорогого бесценного Нильса Оке Нильссона32 за присланную книгу моих стихов. (Вы тоже ее посмотрите!). Оформление, подборка, композиция, подходящие отрывки в качестве эпиграфа33 (так же, как в Вашем поздравлении), прекрасная ритмика и превосходное качество перевода (насколько я могу отгадать, опираясь на немецкий и английский) выше всяких похвал! В ближайшие дни продолжу разгадывать.
_______
Если Вы будете писать госпоже Ренате Ш<вейцер>, сообщите ей, что я написал ей открытку и письмо.34 Последнее я писал, находясь в состоянии самых печальных угрызений совести по поводу того, что из-за беспрерывного повторения моего имени я уже всем действую на нервы, что все уже сыты мною по горло и я должен был уже всем надоесть, возможно, и ей тоже. Она не должна обижаться или огорчаться из-за моего плохого настроения. Оно пройдет, и надеюсь, это не последнее мое письмо к ней. Я хочу собраться, чтобы вырваться из под этого возмутительного гнета. Ее письмо, которое я получил сегодня, и ее нарисованный на стекле архангел осчастливили меня.35
______
Вчера я написал госпоже и господину Вольфам36 . Я не выразил особенной радости по поводу «Избранного» в «New Directions». Своим замечанием по поводу предисловия Бабетте Дойч, которое она напишет, возможно, с ненужной подробностью, я хотел сказать, что она будет приводить незначительные детали, которые с ее субъективной точки зрения кажутся ей важными… Но я ничего не имею против нее, пусть будет, что будет, точно так же, как в Вашем случае (пункт первый).37 В Англии и Америке было уже много статей ничем не хуже, например, статья Маргарет Хиггинс38 .
Ну, теперь Вы можете, наконец, вздохнуть с облегчением. Примите, пожалуйста, мои наилучшие пожелания, равно как мои уверения в глубочайшей преданности.
Пожалуйста, подтвердите как можно скорее получение этого письма, что вызывает у меня некоторые сомнения. Напишите мне, пожалуйста, о решении шведской Академии. Говорят, что за мной сохранили не только почетное звание, но и все остальное, чему я не верю, поскольку это, как я заключаю из рассказов, противоречит уставу этого учреждения.
- Берман-Фишеры Борису Пастернаку, 24 декабря 1958 года, Камайоре (открытка)
Уважаемый господин Пастернак — из нашего дома в Тоскане, где мы проводим праздники, — наши пожелания и сердечная память о Вас! Мы были счастливы получить от Вас длинное письмо, пришедшее вчера, которое таким образом шло не более недели. Прекрасно быть в таком непосредственном контакте! Вскоре мы напишем подробнее, а сегодня только пожелания счастливого 1959 года.
Ваши Фишеры
- Берман-Фишеры Борису Пастернаку, Рождество 1958 года, Лукка (открытка)
Дорогой друг, мы были на Рождественской мессе в Сан-Франческо в Ассизи и думали о Вас. Мы очень надеемся, что когда-нибудь Вы сможете навестить нас здесь, в нашем доме. Как это было бы прекрасно! Мы всегда готовы принять Вас. Самый сердечный привет и пожелания.
Ваша Бригитте Б. Фишер
Спасибо за письмо, на которое я отвечу в ближайшие дни. Мы будем также очень рады увидеть скоро Г<ерда>.Р<уге>. Самые лучшие пожелания на 1959 год.
С глубоким уважением, Ваш Г.Б. Фишер
С глубоким уважением и благодарностью приветствует Вас и шлет сердечные пожелания хорошего нового года Ваш Рудольф Хирш.
- Готфрид Б. Фишер Борису Пастернаку, 16 января 1959 года,
Франкфурт-на-Майне
Дорогой, глубокоуважаемый господин Пастернак,
Из-за нескольких поездок и большого количества работы я до сих пор не мог написать Вам подробнее после того, как мы обменялись новогодними и рождественскими поздравлениями. В этой рабочей нагрузке, между прочим, Вы повинны не в последнюю очередь, — хотя, что касается Ваших дел, это была отрадная работа. Как Вы уже знаете, продажи Вашей книги идут с такой электронной скоростью, что нам пришлось приложить немало усилий, чтобы печатать тираж с той же скоростью, с какой книги расхватывали.
Относительно отдельных пунктов Вашего письма.
Об издании карманного формата СТИХИ — РАССКАЗЫ — ОХРАННАЯ ГРАМОТА:
Мы отказались от Черты. Это было еще возможно, и я рад, что мы смогли выполнить это Ваше пожелание. Стихи, которые Кемпфе переводил с группой сотрудников, более или менее удались. Я пишу «более или менее», поскольку абсолютно адекватная передача оригинала возможна только поэту Вашего уровня, а такого, к сожалению, не существует. Не буду более распространяться об этом перед Вами, мастером перевода.
Полное оглавление и библиографию томика, выходящего в серии карманного формата «Библиотека Фишера», Вы можете увидеть в прилагаемом перечне. — Вы увидите, что мы пока не включили в публикацию подборку, которая заканчивается «Вакханалией».39 Эту тетрадь мы получим от мадам де Пруайар только через несколько дней. Она создала некоторые затруднения и потребовала сначала фотокопию того абзаца Вашего письма, в котором об этом упоминалось. Так что пересылка несколько затянулась.
Но, как я уже писал Вам ранее, мы планируем издать большой стихотворный сборник, и я предполагаю, что упомянутая тетрадка стихов составит значительную его часть. Но я был бы Вам весьма признателен, если бы Вы прислали мне перечень тех стихов, которые Вы сами желали бы видеть в подобном сборнике. Я был бы счастлив и спокоен, если бы эта книга состоялась при Вашем участии, и Вам наверняка не составит большого труда прислать такой список. Мы сами позаботимся о том, чтобы собрать эти стихи, что будет не трудно, так как, я думаю, мы располагаем всеми текстами.
В этот том войдут также новые переводы стихов Живаго. Господин фон Вальтер уже работает над новыми переводами. Но я не могу судить, насколько они удачны. Наряду со стихотворным сборником в марте выйдет, как я уже писал Вам, автобиография под заголовком «О себе самом» с тринадцатью иллюстрациями, которые не совпадают с теми, что появились в издании Фельтринелли.40
И наконец, по поводу Вашего последнего вопроса о решении Шведской Академии. В соответствии с полученной мной информацией, за Вами сохранено почетное звание. Но остальное вернулось в общий фонд, из которого в будущем будут выплачиваться премии. Так что Ваше предположение оказалось верным. Сумма, о которой идет речь, составляет лишь небольшой процент от того, что приносит Ваша книга. Написать ли Вам об этом подробнее? В дальнейшем пишите мне, пожалуйста, могу ли я посылать Вам книги. Как Ваши собственные, так и другие, вышедшие у нас, которые Вас, возможно, интересуют. Если пожелаете, я могу сначала прислать Вам каталоги, чтобы Вы могли выбрать что-нибудь. Если господин Герд Руге сможет показать или отдать их Вам, пожалуйста, выберите то, что Вас интересует.
Датской поэтессе Эллен Кьер и в издательство Боннир я написал, как Вы просили.
Пожалуйста, ответьте поскорее и примите самый сердечный привет от моей жены и от меня,
Ваш Г.Б. Фишер
- Борис Пастернак Берман-Фишерам, 5 февраля 1959 года,
[Переделкино]
Дорогие госпожа и господин Фишер, я сгибаюсь, падаю и тону под грузом и количеством писем, лишь на ничтожную часть которых (да и то с ужасным опозданием) я в состоянии, должен и хочу ответить. Так что буду краток.
Подборка для томика «Библиотеки Фишера» очень хороша. Я благодарю Вас, переводчиков и всех остальных, у меня нет никаких возражений. И вообще не стоит принимать близко к сердцу мой отказ, мой уход от разговора почти обо всем из моей «начальной поры». Издателям, переводчикам и прочим причастным к этому людям не стоит обижаться на такое отчуждение. Оно относится не к ним, а к самому этому прошлому. Я недоволен не ими, а самим собой.
Но буду ли я в состоянии в те немногие годы, что мне еще остались, в новой оригинальной работе наверстать те пятнадцать лет, которые я потратил на чисто ремесленную переводческую работу? Сомневаюсь. Так имею ли я право и возможность полностью (именно целиком и полностью) отказаться от всего, что написал до Ж<ива>го и совершенно этим пренебречь? Скорее всего, это невозможно. Придется допустить некоторые исключения. Но какие? Если бы я знал!
Очень хорошо, что Вы исключили Tratto, но и по поводу всего остального у меня нет ясных и определенных пожеланий, никаких твердых, необратимых решений. И теперь, поскольку не только в Германии, но повсюду хотят опубликовать полное собрание моих неудач и, кажется, частично в том преуспели, огорчаться поздно. Все, что мне остается, — это переплыть море нежелательного и не потонуть в нем.41
Но не следовало бы перепечатывать мои уродливые, зверски характерные (хотя, возможно, и похожие) смехотворные фотографии (как, например, в парижском томике Seghers42 , да и у Руге, и в некоторых других) наряду с хорошими, которые все-таки существуют, чтобы не сделать это мое плавание еще труднее. Я удивляюсь: где у людей глаза? Моя фотография с Маяковским, например, которая уже не имеет ничего общего с первоначальным снимком и на которой моя щека распухает из репродукции в репродукцию как от флюса. Или многочисленные незначительные биографические подробности, которые я рад был числить навсегда забытыми.
У меня не было пока времени как следует просмотреть книгу Руге43 , не говоря уже о том, чтобы прочитать. Мне не нужно книг, спасибо. Вы не представляете себе, как мне не хватает времени. Но в бандеролях книги обычно доходят. Мне отовсюду присылают книги в подарок. Если бы мне присылали только самое важное из того, что касается меня, напр., автобиографию от Ф<ельтринел>ли (я ее еще не видел и заранее опасаюсь возможно неудачных иллюстраций) или немецкие издания «Охранной грамоты» 44 и другие, этого было бы более чем достаточно. Лишь в одном пункте я позволю себе отступить от выше сказанного. Не могли бы Вы прислать мне итало-немецкий и немецко-итальянский словарь, по весу не слишком тяжелый (для деревенской почтальонши)? Я был бы Вам за это благодарен! Или это должен сделать господин Джанджакомо45 ?
Пропадают многие, очень многие письма. Дорогой господин Курт Вольф и его жена, кажется, не получили мое бесконечно длинное письмо от ноя<бря>–декабря (со множеством просьб).46 Некоторые друзья в Германии тоже. В эти месяцы пропали также некоторые из писем, адресованных мне. Четыре месяца моей переписки с Францией просто вычеркнуты в обоих направлениях. Но это не должно нас обескураживать. (Ваше поздравление из Италии я получил в свое время). Будем и дальше писать друг другу по почте.
О деньгах я пока не хочу и не должен вести переговоры с кем-либо из Вас. Чем мне это помогло бы и что было бы толку, узнай я нечто определенное?
Кто-нибудь из вас окажет мне неоценимую милость и положит это богатство куда-нибудь на хранение под своей защитой и контролем. При теперешних обстоятельствах я не могу принять решение даже о частичном использовании этих денег. Но оно постепенно придет. Я скоро начну распределять сто тысяч долларов (100000 $) денежных подарков разным людям за границей. Я напишу об этом господину Ф<ельтринел>ли и приложу список людей и сумм.
______________
Что касается предполагаемого к изданию большого сборника стихов, то я просмотрел соответствующую рукопись («Когда разгуляется»), переданную мне Руге. Я сам не смог бы подготовить все это подробнее и тщательнее, чем тот, кто был столь великодушен это выполнить. Заголовок «Когда разгуляется» остается для этого сборника (а также для любого дополнения к рукописи, которое я, возможно, смогу передать Руге). Название «В промежутке» (от которого следовало бы, вероятно, отказаться) было задумано для сборника, который должен был объединить стихи Живаго в качестве первой части и «Когда разгуляется» в качестве второй. Но поскольку они входят как самостоятельные части в сборник с более обширной подборкой, заголовок «В промежутке» можно опустить.
Я ни в коей мере не хочу влиять на выбор стихов. Это должен сделать редактор сборника. Пусть он руководствуется только чувством непосредственного, необоримого, свободного и откровенного удовольствия, а не второстепенными соображениями моды, политической остроты и т.д. и т.д. Например, если стихотворение «Нобелевская премия» (в приложении)47 не является поэтическим произведением по существу, его не должна соблазнять побочная ценность этого стихотворения. То же относится к стихотворениям «Душа» и «Перемена». Когда я просматривал подборку, «Вакханалия» показалась мне лучшим стихотворением, пожалуй, единственно живым, которое увлекло меня.
Пришел господин Руге, я заканчиваю письмо, не перечитывая.48
С благодарностью и уважением — Ваш Б.П.
- Борис Пастернак Берман-Фишерам, 6 апреля 1959 года,
[Переделкино]
Госпожа и господин Фишер, дорогие, бесценные друзья, как бы Вы огорчились, если бы я мог рассказать Вам все! Не сочтите меня забывчивым и неблагодарным. Мне следовало сразу же поблагодарить Вас за прекрасный словарь49 , который я обнаружил дома, вернувшись после недолгого пребывания на Кавказе50 (будут и другие бессовестные просьбы о книгах вследствие Вашей любезной готовности их выполнить). Но прекрасный подарок был не единственным, что ожидало меня по возвращении домой. Избавлю себя и Вас от описания всего этого.51 Благожелатели советуют мне вовсе отказаться от писания писем. Может быть, перестать и дышать? Итак, я реже буду давать о себе знать и писать короче. Но мне можно и нужно писать, как прежде.
Не помню, был ли у меня повод обременить Вас следующей просьбой. В Марбурге-на-Лане живет энергичная госпожа Кете Беккер, обладающая явной живой писательской жилкой. Она хозяйка автозаправочной станции Газолин в Марбурге на федеральном шоссе (Marburg Krummbogen 57). Она поздравила меня с днем рождения и сделала подарок, и по той единственной причине, что вычитала в одной из гессенских газет, что в 1912 году я учился в Марбурге, а позднее прекрасно написал об этом городе. Она не единственная, кто пишет мне из Марбурга, но это особый случай, живой и трогательный. С Вашей дружеской помощью я хочу сделать этой женщине ценный, ощутимый сюрприз. Она обязательно должна получить по почте в подарок «Д<окто>ра Ж<иваго>», и ничего больше из моего, разве что новые стихи (Когда разгуляется). Но не биографию от Руге и ничего из моих экспрессионистических грехов!! И еще несколько других книг. Эта женщина любит путешествовать. Может быть, несколько описаний городов (монографии с множеством иллюстраций, швейцарские виды, итальянские города, Венеция, Флоренция, Рим). Это еще не все (скажите, какое нахальство!). Если бы кто-нибудь из Вашего издательства проехал по этой дороге и остановился у автозаправочной станции в Марбурге, не мог бы он вдобавок вручить ей (в Марбурге много садов, и летом невозможно поразить ее букетом цветов) большой торт или что-то получше, что Вы или Ваша супруга мне посоветуете?
У меня есть к Вам еще целая куча других обременительных просьб. Я задумал написать три различных произведения в стихах и в прозе, пьесу из русской жизни времен освобождения крепостных, затем поэтическое произведение о жажде свободы как о доходящем до безумия инстинкте, опираясь на какой-нибудь славянско-иллирийский, далматско-адриатический материал, наполовину выдуманный, наполовину почерпнутый из книг, если смогу получить таковые и если что-нибудь можно найти.52 Для третьей работы, которая связана с Грузией, дохристианскими древностями, ранним христианством, археологией, раскопками и находками, я сразу прошу Вас о трех книгах. Свой запас гимназических и университетских книг я в течение жизни неоднократно раздавал и распродавал без остатка. Так что у меня нет классических словарей. Поэтому пришлите мне, будьте так добры, словарь 1. греческий и 2. латинский из той же двуязычной лангеншайдовской серии. Затем (данные я беру из двух рецензий в венском библиографическом журнале «Biblos»), затем 2 книги о Кумранских находках: 3) Дэвис, A. Пауэлл, Кумранские находки (немецкий перевод этой работы). Свитки мертвого моря. Wiesbaden, Brockhaus, 1957 и 4) (но уже и «3» достаточно, наверное, «4» слишком дорогая и для почтовой бандероли слишком тяжелая), итак 4) Берроуз, Миллар, Свитки мертвого моря (по-немецки) München, Beck, 1957.
Я надеюсь, это заказное письмо дойдет до Вас. С Вами мне везет, в отличие от других людей, к которым почти все письма пропадают, как, например, к госпоже Р<енате> Шв<ейцер>, к некоторым парижским друзьям и в Оксфорд. Это напрасная трата чувств. Больше всего мне не везет с Вольфами. В тон удивительному письму, которое написала мне несколько месяцев назад госпожа Элен В<ольф>, я написал ей письмо — своего рода коленопреклонение, или восхваление, и отдельно несколько страниц безбрежной философии господину Курту (а также множество просьб и поручений), и все тщетно.
Простите, что я обременяю вас таким количеством пожеланий. Прежде всего госпожа Беккер. Остальное Вы, в крайнем случае, можете игнорировать.
Но если Вы, Коллинз или Галлимар (пожалуйста, напишите им об этом) захотите прислать мне что-то из моих новых публикаций (я знаю практически только о романе, кроме этого почти ничего), меня бы это порадовало.
Хотя я сразу после этого письма попробую написать Вольфам53 , сообщите им, пожалуйста, что я чувствую себя хорошо и собираюсь в ближайшее время работать, и передайте им, пожалуйста, привет от меня.
- Готфрид Б. Фишер Борису Пастернаку, 22 апреля 1959 года,
Франкфурт-на-Майне
Дорогой, глубокоуважаемый господин Пастернак,
Как неожиданно приходит иногда радость. Именно это чувство испытал я сегодня, получив после долгого перерыва письмо от нашего глубокоуважаемого друга. Конечно, тягостно, когда не знаешь, насколько можно дать себе волю в выражении этих чувств. Тем больше радуемся мы, что можем исполнить хотя бы незначительные просьбы. — И с какой радостью мы делаем это!
Госпожа Кете Беккер из Марбурга уже давно получила роман и получит стихи, как только они выйдут в свет. — В основу этого сборника легла Ваша собственная подборка, за которую я Вам очень благодарен. Я очень надеюсь, что на этот раз переводы встретят Ваше полное одобрение, так как они находятся в руках молодого приват-доцента54 , который не только в совершенстве владеет обоими языками, но и обладает — как я понял из предоставленных им пробных переводов — особым талантом понимать Ваши стихи, улавливать их смысл и переводить на другой язык со всей присущей им глубиной. Лишь благодаря ему я смог, как мне кажется, постичь дух Вашей поэзии во всем его значении.
Сразу после получения Вашего письма моя жена решила сегодня же во второй половине дня ехать в Марбург к госпоже Кете Беккер, чтобы передать ей привет от Вас и вручить торт от Вашего имени. Кроме того, моя жена возьмет с собой несколько очень красивых путеводителей, которые мы подобрали.
Я сразу же вышлю Вам все книги, а также еще несколько других, имеющих отношение к упомянутым Вами темам. Я посоветуюсь со своими консультантами.
Я сразу же напишу упомянутым Вами издателям и друзьям. К тому же Курта и Элен я увижу в начале мая. 1 мая мы с женой отправляемся в США, где я живу часть года. Но на этот раз я проведу там лишь около месяца, так что в начале июня уже вернусь в Европу. Но писать мне можно всегда на этот адрес.
Мне остается только от всего сердца пожелать Вам всего наилучшего и передать самый сердечный привет от моей жены и моих сотрудников.
С надеждой на скорый ответ Ваш Готфрид Б. Фишер
- Бригитте Б. Фишер Борису Пастернаку, 22 апреля 1959 года,
Франкфурт-на-Майне
Дорогой и уважаемый друг, мне доставило радость самой передать сегодня привет от Вас госпоже Кете Беккер с марбургской заправочной станции. Книги она уже давно от нас получила. А теперь я могла порадовать ее также особенным тортом и несколькими фотоальбомами разных стран, а также поговорить с ней. Я думаю, ей прежде всего нужны люди, которые слушали бы ее и которым она могла бы рассказать о своей молодости. Как многие люди, сегодняшняя жизнь которых представляет собой каждодневный изматывающий труд, она живет воспоминаниями, и я хорошо представляю себе, сколько прекрасных историй из своей марбургской молодости она могла бы Вам рассказать. Она наделена добрым нравом и фантазией, трогательно видеть, как она старается украсить «мир бензоколонки» вокруг себя, с большим увлечением устраивая за домом садик и любовно ухаживая за ним. Ее маленький садик показался мне своего рода бастионом для защиты от механического мира машин.
Было так радостно снова услышать о Вас. В этот раз нам долго пришлось ждать. Мы часто думаем о Вас и очень ждем встречи, которая должна когда-нибудь стать реальностью. А пока мы попросили одного очень близкого и хорошего друга передать Вам привет от нас, а какой радостью станет для нас эта встреча, когда она произойдет! Мы рады были узнать о Ваших планах и от всего сердца желаем их осуществления. Нужные Вам книги будут отправлены в самое короткое время, и будем надеяться, что они благополучно прибудут к Вам. Нам хотелось бы рассказать Вам о нашей работе здесь. Мы увлечены изданием книг карманного формата. Они имеют большой успех в первую очередь у молодежи, и интерес постоянно растет. Издавать «лучшее» в предельно дешевой форме — одна из важнейших задач сегодня, хотя уже мой отец на рубеже веков начинал работать с этим книжным форматом.55 То, что тогда было литературным и художественным событием, сегодня становится моральным и формирующим характер ориентиром для лишенной корней молодежи. Знаете ли Вы, что у нас также есть большой театральный отдел и мы приобретаем все важные и выдающиеся драматические произведения для немецких театров? Поэтому Ваше сообщение о планах создать пьесу нас взволновало и очень порадовало.
Прилагаю к письму нашу с мужем фотографию, которая была сделана во время открытия нашего нового берлинского бюро56 . Мы знаем, как Вы выглядите, познакомьтесь и Вы с нами!
С множеством добрых мыслей и пожеланий,
Ваша Бригитте Б. Фишер
- Борис Пастернак Б. Фишер, Э. Вольф, Г. Б.-Фишеру, К. Вольфу, 12 мая 1959 года,
[Переделкино]57
Дорогие друзья, милая госпожа Бригитте, милейшая и благороднейшая госпожа Элен, глубокоуважаемые господа Фишер и Вольф, — простите меня за это не совсем настоящее письмо, за это соборное послание! Пусть каждый найдет в моих строках то, что относится лично к нему.
С чего начать? Я не знаю, насколько велики и серьезны были давление и угрозы истекшего года. Я никогда не принимал их всерьез и не считал реальными и значительными. Настоящие трудности и испытания только начинаются. Я оглушен своей заграничной судьбой, заокеанской любовью и признанием, книгами, подарками и письмами, идущими издалека от этого заморского чуда. Это надо преодолеть и победить, чтобы идти дальше. Но когда и как я этого достигну?
Дорогой мой, душевный и внимательный друг Курт Вольф, Вам кажется, что на пути Вашего намерения создать памятник (Доктору Ж<иваго>)58 стоят посторонние внешние препятствия? Внутреннее сопротивление этому — во мне самом. Не достаточно ли уже выпало на долю Доктора? Можно ли допустить, чтобы в качестве насилия над идеей у этой дойной коровы оборвали вымя? Памятником может быть только одно: новая работа. И это могу выполнить только я один.
Я хочу написать пьесу в прозе для театра, нечто сконцентрированное из времен отмены крепостного права в шестидесятых годах прошлого столетия в России. Это кладет конец моей нужде в источниках и книгах. Благодарю Вас за обе книги о Кумране, которые я получил.59 Больше ничего такого не требуется. Но от словарей (греческого и латинского), если они уже в пути, я не откажусь. Удивительно, как эти послевоенные находки соответствуют носившемуся в воздухе настроению тех лет. Разные части взаимосвязанного могут даже ничего не знать друг о друге.
Дорогой Вольф, благодарю Вас за душевное понимание, выразившееся в восхитительно изданном и оформленном Автобиографическом очерке («I remember»), за миниатюру с Вашей, глубокоуважаемый Вольф, надписью на обороте, за память и внимание, за письмо и газетные вырезки. Мне бы только приняться за работу, — каждую ночь я говорю себе, что завтра рано утром прекращаю все и сажусь работать, но как можно не отвечать на некоторые письма! И все хотят осенью приехать, чтобы меня навестить, тогда как я решил почтительным и самым решительным образом полностью отказаться от радости общения.
Большая ошибка представлять роман свалкой отдельных символических достопримечательностей вплоть до имен собственных (Моро и Ветчинкин и т.д. и т.д.), как это встречается в некоторых статьях.60 Не чувствуется ли при этом, как это противоречит художественному подходу? Будь это так, как пытаются представить, — я был бы безвкусным дураком и тупицей. Что может быть неестественнее, чем сначала старательно искать что-то и потом, найдя, снова это затемнять и терять? Разве произведение искусства не глубже и благороднее, чем ребусы или игра в прятки? Этот прикладной аллегоризм всегда был нетворческой и отвратительной бессмыслицей, всегда казавшейся мне необоснованной, даже когда это выискивали у Ибсена. Если роман нуждается в построчном толковании, то это неудача, не достойная даже минутных усилий и их не стоящая. Вместо того, чтобы истолковывать текст и строить догадки, лучше бы критики описали характер полученного впечатления (что и делают самые лучшие из них), тогда можно было бы приблизиться к правильному пониманию, о каком символизме может идти речь в моих работах.
То, что для французских импрессионистов значили воздух и свет, и то, как они писали увиденное, а не просто названное, — для меня единый и всеобъемлющий принцип, мое собственное устремление, противоположное неподвижной символике отдельной застывшей и законченной эмблемы. Тогда как железная причинность Толстого и Флобера, логика резко обрисованных характеров и т. д. — для меня любительски наивное и внушающее почтение суеверие. Моя цель, чтобы даже в единичном живо описать ход жизни как таковой, жизни в целом, жизни, как я ее видел и испытал. Какой же я ее видел и пережил? Меня всегда удивляло, что данное, узаконенное, фактическое и принятое за истину не созданы раз навсегда, жизнь постоянно переполняет все сосуды, и помимо всяких бесчисленных физических и душевных движений в пространстве и во времени, сама жизнь, как неделимое явление мира в целом, охвачена стремительным движением, — все присутствует и совершается так, будто это нескончаемое вдохновение, выбор и свобода. Стиль моего письма, моя поэтика посвящены усилению и передаче этой стороны действительности, ее общего потока, перед разными мелкими подробностями. И по ошибке все (даже те, кто расточает похвалы) ищут у меня старой изжитой определенности классического романа при том, что новизна этой прозы состоит именно в том, что я все время стараюсь обойти и избежать легко достижимой определенности очертаний.
Я не нахожу слов благодарности, дорогая госпожа Бригитте, за Вашу с мужем фотографию. Что сказать о Вашей поездке в Марбург?! Как мило и любезно с Вашей стороны и как благородно! Вы так живо и метко описываете Кете Беккер!61 И с таким остроумием рассказываете обо всем происшедшем! К этому добавлю глубокую признательность Вам, дорогой, многоуважаемый доктор Фишер, за Ваши строки! Доктор Кайль прислал мне своего Шекспира62 , а на следующий день мои стихотворения. У меня пока не было времени просмотреть все это более добросовестно и внимательно, но в основном это прекрасно в том смысле, что хотя это переводной язык, но он остается человеческим языком, а это такая редкость. «Классические переводы», как Шекспир, сделанный Георге, или Микеланджело — Рильке (русские символисты шли в том же направлении) казались мне чудовищно страшными. Перевод должен быть как раз обратным, объяснением оригинала и даже его упрощением. В стремлении к оригиналу перевод должен быть вторичной, подчиненной и зависимой формой, а не дублирующей (подлинный текст) и обладать дополнительной свободой, чтобы быть движущимся и прозрачно понятным, как народный или обиходный язык. Мне кажется, Кайль владеет всем этим. Ему следовало бы только совершенно отказаться от неполных рифм (ассонансов). Его рифмы хороши, часто блестящи, чувство ритма очень живое, бурное и свежее. Словарь насыщен красками и цветом. Но не слишком ли велико его пристрастие к уменьшительным суффиксам? Не снижает ли это стиля? Я написал ему очень поспешно и поверхностно. Может быть, я это еще поправлю.63 Во всяком случае, его свободные переводы кажутся мне талантливыми и удачными.
Поскольку письмо получилось таким непривычно длинным, подтвердите, пожалуйста, его получение. И пишите мне свободно, обо всем, что захотите.
- Борис Пастернак Бригитте Б. Фишер, 25 июня 1959 года,
Франкфурт-на-Майне
Дорогой и уважаемый друг,
Ваше последнее письмо, которое Вы написали нам и Вольфам вместе, ждало нас в Париже, когда мы вернулись из Штатов.64 Это было прекрасное «welcome in Europe». То, что Вы говорите о методе, форме и содержании Вашего романа, очень поучительно и имеет для нас большое значение. Была счастлива также узнать, что я, причисляющая себя к довольно наивным читателям Вашей книги, подошла, быть может, ближе других к «тайне» Вашей творчества, чем иной Ваш собрат по цеху. И теперь благодаря переводам господина Кайля мне открылась Ваша поэзия! О, какую полноту, какую нежность и какую силу я нашла здесь! И как из всего этого складывается образ Вашей личности. Она переливается множеством граней. И попадает прямо в суть вещей — вечность! Необычайно и чудесно, как живет подлинное произведение искусства, совершенно независимо от своего «стиля», который все же подвержен влиянию времени. Ведь это одинаково свойственно всем «языкам» искусства, не правда ли? Ваши планы многогранны и достойны восхищения. Пусть они увенчаются успехом, успехом — в смысле, осуществлением! Желаю Вам сил и покоя, которые необходимы для их осуществления.
Через неделю мы отправимся в наш дом в Италии, который мы построили в прошлом году на одном из виноградников северной Тосканы. Может быть, Вы когда-нибудь сможете провести там отпуск? Это самое прекрасное место на нашей Земле, плодородное, красивое и жизнерадостное. Перед собой мы видим море, а за нами начинаются горы. Лукка — ближайший к нам город. Можем ли мы посылать Вам время от времени книги из нашей карманной серии? Я отправлю Вам каталог, а вы сообщите нам, что Вас интересует, пожалуйста!
Всеми добрыми мыслями с Вами,
Ваша Бригитте Б. Фишер
- Борис Пастернак Бригитте Б. Фишер, 31 июля 1959 года,
[Переделкино]
Дорогая и уважаемая госпожа Фишер, я решил отложить приятную мне переписку и делать только настоящую непритворную работу. Самым трудным в эти недели воздержания было для меня оставить без ответного ликования и благодарности Ваше ангельское послание. Но больше я не могу противиться искушению. Хотя, возможно, это не настоящее письмо. Не ищите здесь ничего кроме благодарных взглядов и восклицательных знаков.
Благодарю господина Фишера за присланные книги — но не буду пока их обсуждать — ах, если бы у меня было время на чтение!
Мне было легко оценить и восхититься достижениями Кайля. Помимо того, что это действительно выдающееся достижение стихотворного и переводческого искусства, оригиналы тоже нормальные человеческие произведения, что проясняет и облегчает дело.
А что сказать, когда талантливая и всегда идущая в глубину госпожа Элизабет Коттмейер65 вешает себе на шею жернов моих ранних стихотворных сборников и с таким ожерельем во время жаркого купального сезона собирается переплыть поток моей судьбы, в который я в этом месте ни за что не рискнул бы войти во второй раз! Вы знаете что-нибудь об этом?
О, сколько времени у меня ушло на ошибки, о, как мало остается для исправления и наверстывания! Тут хотелось бы написать Вам введение во всю будущую эстетику, но принесли сегодняшнюю обширную почту, и для того, чтобы знаки моего преклонения и моей преданности дошли до Вас, спешу подписаться как Ваш покорный слуга
Б. Пастернак.
- Бригитте Б. Фишер Борису Пастернаку, 18 августа 1959 года, Камайоре, пров. Лукка, дом Фишеров
Дорогой и уважаемый друг, Ваши строки от 31.7 я получила спустя всего несколько дней, они очень меня порадовали. Ваши письма такие теплые и так близки мне, и они так живо передают многое из атмосферы Вашей жизни, что хочется долго говорить с Вами, чтобы коснуться всего для нас общего. Вместо этого приходится довольствоваться лишь немногими подробностями жизни и постоянно заверять Вас в том, что мы чувствуем себя очень близкими Вам. Мы проводим лето в нашем недавно построенном доме в Тоскане, в месте, находящемся на взгорье Апуанских Альп посреди оливковых рощ и виноградников, приятно-терпкий ландшафт, с давних времен обрабатываемый человеческими руками, а потому живется здесь «как дома». У нас свое собственное вино, овощи и фрукты, и жизнь под южным солнцем и безоблачным синим небом кажется нам намного легче, чем на сером Севере. В сентябре мы отправимся в Грецию и Израиль — впервые, и уже предвкушаем это!
Как хорошо, что переводы Кайля Вас убедили. Найти его было настоящей удачей, и сборник стихов обещает быть прекрасным и «подлинным». О переводах Элизабет Коттмейер мы ничего не слышали. С каким издательством она работает? Мне было бы очень интересно узнать это!
Пишите нам и примите самый сердечный привет от нас обоих,
Ваша Бригитте Б. Фишер
- Борис Пастернак Бригитте Б. Фишер, 9 сентября 1959 года,
[Переделкино]
Дорогая и уважаемая госпожа Фишер, все еще не пришло время написать Вам длинное письмо. Хочу лишь с благодарностью известить о получении Вашего письма от 18.8 из Вашего тосканского дома.
Я странно чувствую себя все последнее время. Работа продвигается очень медленно66 . Я работаю теперь не больше двух часов в день. Не то чтобы намерение писать эту вещь было бы необоснованным самообманом, а не естественной моей потребностью. Но предположим даже, что после неопределенно долгого и утомительного труда эта пьеса станет невероятным шедевром, — в моем существовании, в моей жизни это не будет уже иметь такого значения или играть ту же роль, что прежде. Судьба приняла такую бесповоротно фатальную форму, что ею не могут уже управлять и ее направлять ни произведения искусства, ни воля, ни усердие. А так как все это всегда связано с подлинными, выполнимыми жизненными з адачами, то эта бесперспективность, вероятно, ослабляет мое усердие.
Я никогда не был знатоком и почитателем Ницше. Теперь, поскольку я не смею лелеять надежду попасть когда-нибудь в светлый мир, то мне хотелось бы, чтобы если не я, то хотя бы моя фотография почтила посещением его могилу. Я кажусь теперь самому себе воплощением его лихорадочно горького, невероятно деятельного и полного одиночества. Я уже писал об этом кому-то, Вольфам или Э. ф.д. Шуленбург в Бонн.67
Это не письмо. К чему вся эта ерунда. Но осталось сказать кое-что значительное: Торнтон Уайлдер68 чрезвычайно нравится мне, восхищает меня. Передайте от меня сердечный привет Вашему мужу.
Ваш Б. Пастернак
- Готфрид Б. Фишер Борису Пастернаку, 15 сентября 1959 года, Афины
Уважаемый, дорогой господин Пастернак,
С большой радостью прочитал я здесь в одной из газет, что Вы посетили концерт Нью-Йоркской филармонии в Москве и лично познакомились с молодым и необычайно талантливым дирижером Бернстайном69 . Мы долго ничего не слышали о Вас, так что это газетное сообщение мы восприняли как радостную новость о Вашем хорошем самочувствии.
В нем говорилось и о Вашей новой пьесе, которую Вы недавно упомянули также в письме ко мне. Вероятно, излишне будет писать Вам, что я хотел бы выпустить немецкий перевод в своем издательстве, и что помимо этого я хотел бы заключить соглашения с немецкими театрами. У меня есть специальный театральный отдел, который обеспечивает подобные договора с театрами. Пожалуйста, сообщите мне, согласны ли Вы на это и следует ли мне заключить договор с Вами или с кем-то другим? Если Вы получите предложения от немецких театров, переадресуйте их, пожалуйста, в издательство S. Fischer. Я думаю, если все подобные дела будут в одних руках, это будет отвечать интересам всех сторон, и могу Вас заверить, что приложу все усилия в Ваших интересах и в интересах Вашей пьесы.
Мы наслаждаемся пребыванием в Греции и завтра летим на Крит.
Примите наилучшие пожелания от Вашего Готфрида Б. Фишера
- Бригитте Б. Фишер Борису Пастернаку, 20 сентября <1959 года>,
теплоход «Enotria»
Дорогой друг, вчера, незадолго до нашего отплытия из Афин я получила Ваше письмо от 9.9., которое Вы адресовали в наш дом в Италии! Ваши строки глубоко меня тронули, и у меня не осталось более заветного желания, чем иметь возможность увидеться с Вами и поговорить обо всех вещах, затронутых Вами! Как хорошо я Вас понимаю, я знаю, как часто бывает мучительно и тяжело создавать, творить, наперекор всему! Ваша тема предполагает грандиозную работу, и я желаю Вам, чтобы «вопреки всему» Вы ежедневно находили необходимые силы и мужество для ее продолжения. Может быть, то ницшеанское одиночество, то «абсолютное одиночество», о котором Вы говорите, как раз необходимо, чтобы иметь возможность осуществить столь грандиозную работу? Особенно, если помнить о том, что Ваше слово, Ваша работа — это обращение, которое достигает и уже достигло миллионы людей всех национальностей. Это должно послужить Вам утешением в одиночестве. Ведь Вы воспламенили огромное количество сердец, которые теперь «осознанно» бьются сильнее, точнее говоря — «иначе». Не правда ли, это ведь больше, чем может совершить один человек. «Поэты — пророки» — сказал еще Гельдерлин, мой самый любимый поэт. Хорошо ли Вы знаете его небольшое произведение — «Гиперион»? Есть у вас эта книга или я могу прислать ее Вам?
Мы провели 2 недели в Греции, из них 3 дня на острове Крит, этот античный мир, природа и точно так же сокровища древней культуры обладают необыкновенной красотой и возвышенностью и чрезвычайно захватили меня. Ибо лишь здесь мы находим корни человечества и узнаем в грандиозной природе зарождение всего религиозного в нашем мире. 4–5-тысячелетняя культура, которая с Крита через Грецию позднее распространилась на Италию, все еще является сокровищницей, из которой все мы черпаем. И кто, в конечном счете, указал нам на это? Снова не кто иной, как «поэт» Гомер. Его «Одиссея» — не что иное, как путеводная нить по миру Греции. И когда видишь этот мир собственными глазами, — прозреваешь. Сейчас мы на пути в Израиль, по приглашению тамошнего правительства. И мы с нетерпением ждем знакомства с новым государством и его жителями. Поездка на теплоходе по Греческому архипелагу сказочно прекрасна, Тысяча и одна ночь и все остальные сказки Востока вспоминаются при виде этих крошечных бухт.
Мы помним о Вас и всем сердцем с Вами, всегда!
Ваша Бригитте Б. Фишер
- Бригитте Б. Фишер Борису Пастернаку, 30 октября 1959 года,
Франкфурт-на-Майне
(открытка в конверте вместе с приглашением)
Дорогой друг, посылаю Вам этот пригласительный билет с самыми добрыми пожеланиями и приветами. Вчерашний литературный вечер прошел целиком под Вашей звездой и увенчался успехом.
С наилучшими пожеланиями,
Ваша Бригитте Б. Фишер.
Приглашение:
Издательство «S. Fischer» приглашает Вас 20 октября, с 17.30 до 19.30 по адресу Франкфурт-на-Майне, Цайль, 65–69.
Рольф-Дитрих Кайль читает свои переводы стихов Бориса Пастернака.
- Борис Пастернак Бригитте Б. Фишер, 14 ноября 1959 года,
[Переделкино]
Дорогая госпожа Фишер, сердечно благодарю Вас за Ваши бесценные строки и пригласительную открытку. Поздравьте, пожалуйста, Кайля с успехом, я не смогу некоторое время писать часто и помногу. На Ваши милые послания из путешествия тоже не отвечаю (это касается и письма господина Фишера). Позволю себе вывести из Вашей открытки, что Вы великодушно простили мое молчание…
Не могли бы Вы сообщить Вольфам, что после того, как я послал ему телеграмму в Локарно, я написал ему еще письмо по-английски. Получил ли он его? И сообщите, пожалуйста, госпоже Элен, что великолепное сочинение Т. Мертона у меня теперь есть в трех экземплярах.70
Горы писем, отвечать на которые в другое время было бы для меня радостной потребностью (и надеюсь, однажды, может быть, весной, и станет), разделяются на две группы: театральная сфера и область поэзии. Для меня настоящая сердечная мука невозможность сразу же поговорить о присланных в подарок сборниках Т.С. Элиота и Стивена Спендера и отложить письма к ним на неопределенный срок71 . Но разве не велит мне долг подчинить свое новое произведение (со всем тем внутренним, что к нему привело) почти недостижимо сложной цели, полному внешнему воплощению? А сколько времени и сил требует эта цель!..
Попросите Вашего супруга простить меня за то, что время от времени я обременяю издательство просьбами о книгах. Госпожа Урсула Вир из Геттингена, аллея братьев Гримм, 28, прислала мне томик 271 библиотеки Фишера72 с просьбой его подписать. Вероятно, в свое время мне были посланы экземпляры, но они до меня не дошли. Я вижу это издание впервые. Я хотел бы оставить книгу у себя, тем более что обратное путешествие книги закончится наверняка ее пропажей. Я напишу этой даме посвящение на отдельном листке и пошлю ей в письме, а издательство, может быть, заменит украденный мною экземпляр другим? Не могли бы мы еще вдобавок вознаградить эту даму «Д<октором> Ж<иваго>»? Или оставим это, с моей стороны это постепенно превращается уже в настоящее бесстыдство!
С наилучшими пожеланиями от всего сердца
Ваш Б.П.
Приписка 1: Теперь мне стала ясна причина вопросов по поводу библиотеки, которые господин д-р Фишер задавал мне мимоходом весной. Он был вправе предполагать, что томик находится у меня перед глазами, и надеяться, что я как-то выскажусь по поводу № 271, а также в целом о содержании и отборе стихов для библиотеки. И как же должны были переводчики и Г<ерд> Р<уге> расценить мое молчание!!
Приписка 2: Пропадают многие письма с обеих сторон, но весенняя корреспонденция пропала вся целиком.
- Борис Пастернак Бригитте Б. Фишер, 17 декабря 1959 года,
[Переделкино]
С наступающим новым годом, дорогая госпожа Бригитте, передайте, пожалуйста, господину доктору Г. Фишеру мои наилучшие и самые горячие пожелания к Рождеству и Новому году. Подарки от издательства приходят один за другим (последние — пластинка и «Новое обозрение»), приходят и превосходят мою возможность отблагодарить за них, погрузиться в их чтение.
Я знаю о превосходных достижениях Целана73 (так же как, например, Куно Рэбера74 ), о том, что существуют молодые поэты. Мне тягостно на сердце оттого, что у меня до сих пор лежат без ответа сборники стихов Т.С. Элиота и Стивена Спендера. То, что я не написал ничего о Кафке и других присланных книгах75 , не означает, что мне нечего об этом сказать или что все эти имена для меня совершенно внове (а о радости по поводу блестящего Торнтона Уайлдера я повторяю в каждом письме). Но не могу выразить, как мне не хватает времени. Завершить драму «Слепая красавица» для меня дело чести, долг чести. Невозможно, сделав (вследствие многолетних и многочисленных переводов) так неслыханно мало своего собственного, так бесконечно долго паразитировать на успехе одной-единственной работы. Это безвкусно и пошло. Но, естественно, не по этой второстепенной причине я хочу быть прилежным. Работать над рукописью, шлифовать ее — моя внутренняя потребность и мое горячее желание.
Жизнь, однако, продолжается, обгоняет меня, приносит события, огорчения, отвлечения, осложнения. Но в том, что работа продвигается так медленно (то же было и с Д<октором> Ж<иваго>), менее всего повинны эти жизненные трудности. Я принадлежу к тем, кто всегда превращает любимую работу в каторжный труд. Пишешь много, много меньше, чем переписываешь, меняешь и, о Боже, о Боже, до умопомрачения вычеркиваешь, и вычеркиваешь, и вычеркиваешь…
И теперь, наконец, пришла очередь бессовестных просьб к издательству, которые Вы, уважаемая госпожа, ожидаете в конце каждого письма.
В течение недели здесь у нас был на гастролях Гамбургский драматический театр.76 О живой искрящейся свежести представления не буду теперь распространяться, письмо и без того грозит стать очень длинным. Но есть одна незначительная мелочь, которой я должен здесь коснуться в качестве просьбы. Если меня не ослепляет самонадеянная глупость, люди были необыкновенно милы и любезны по отношению ко мне. Я хотел бы передать им что-нибудь на память. Если Вы и Ваш супруг останетесь довольны оформлением моего стихотворного сборника (в Америке77 , например, на обложку поместили какое-то чудище, имея дерзость утверждать, что это я), если, далее, первые отзывы создадут у Вас благоприятное впечатление, словом, если подарок будет чего-то стоить и не покажется его адресатам обидно ничтожным, я хотел бы просить Вас уговорить издательство послать от моего имени книги нескольким ведущим лицам в Гамбургском театре. Г-же Элле Бюхи, г-же Элизабет Гёбель, г-же Эми Бессель и г-ну Вернеру Хинцу (как я слышал, это супруги). Господину Густафу Грюндгенсу. Когда Вы надеетесь увидеть вышедшие из печати «Стихи»?
Вынужден прервать письмо.
Благодарный и преданный Вам — Б. Пастернак.
- Борис Пастернак Бригитте Б. Фишер, 18 декабря 1959 года,
[Переделкино]
Дорогая милостивая госпожа, это дополнение к моему позавчерашнему письму, а лучше сказать, продолжение моего постоянного нахального попрошайничества. Простите, что я так часто Вас обременяю. Но письмо от 16-го я писал Вам после представления «Фауста», за день до того, как я увидел «Разбитый кувшин» и один акт из «Смерти Валленштейна».
Сценическое искусство, искусство создания и постановки драмы — область совершенно особая. Еще позавчера я был готов отрицать это, сегодня я вынужден это признать.
Я был потрясен, оказавшись свидетелем того, какое богатое, яркое, насыщенное жизнью (а следовательно — отчетливое, как зигзаг молнии) впечатление вызывают одноактная пьеса Клейста и фрагмент из Шиллера по сравнению с убожеством и слабостью одноактного «Фауста», его одного только первого акта!! Когда я переводил его, то в вихре работы позабыл, что вторую часть понять совершенно невозможно. И по рассеянности я ее нечаянно понял. Если я, хотя это и нескромно, представляю собой звено в развитии русской поэзии, русских поэтических форм, то это же следует признать и относительно моего перевода «Фауста». Работа над «Фаустом» — гигантский шаг на этом пути. В этой работе я следовал тем же законам самобытности (той надличной самобытности, истоки и возможности которой заложены в природе любого великого языка), тем же законам, которыми, вероятно, руководились и мои собственные скромные опыты, поскольку текст Гете был для меня не литературой, но первозданным и глубоким, основополагающим свидетельством, сходным по воздействию с природой. Так что меня не нужно убеждать в величии Гете.
Но чего стоит одна первая часть, как самостоятельное законченное целое, без намека на вторую, без примеси ее предвкушения? Простенькую девушку из народа совращает и убивает, доведя до эшафота, человек из образованного сословия. Этого было бы достаточно, чтобы мы проливали потоки горючих слез. Но словно для того, чтобы нам было легче, а девушке тяжелее, ей на шею вешают мельничный жернов гениальных лирико-философских диалогов и монологов преступника. И удивляешься, сколько усилий, вспомогательных и возбуждающих средств, дьявольских ухищрений и колдовских фокусов требуется для того, чтобы влюбиться в девушку и соблазнить ее. Я не мог понять, как режиссер терпит эту незавершенность, которая бесконечно затрудняет работу обоим исполнителям главных ролей. Только сегодня я узнал, что в Гамбурге идут обе части, что сюда привезли первую часть как большую половину, как огромный одновечерний фрагмент целого представления.
___________
Позавчерашнюю просьбу я дополняю следующей. Мог бы кто-нибудь из издательства разрезать предлагающиеся листки с посвящениями на соответствующие кусочки или полоски и наклеить их в соответствии с назначением на титульные листы отправляемых экземпляров стихов в переводе Кайля? Все имена принадлежат людям из Гамбургского театра. Если их слишком много, то можно отказаться от рассылки по вчерашнему списку (я уже выказал иначе свое уважение исполнителям главных ролей). В любом случае, эти более ранние посылки отправляются без моих письменных посвящений. Простите меня: если я слишком жадничаю, я ни в коем случае не обижусь и не огорчусь, если руководство издательства просто откажет мне во всем этом.
Что означает пометка Suhrkamp Verlag vorm. S. Fischer78 , которую я обнаружил в одной из книг? Вы хотите передать кому-то Ваше предприятие? О, каким огорчением явилось бы это для меня! Поскольку оба этих письма имеют все шансы потеряться, телеграфируйте мне, пожалуйста, сразу, если произойдет обратное.
Пожалуйста, не сердитесь на меня за то, что я Вас так утомил.
Ваш Б. Пастернак
- Бригитте Б. Фишер Борису Пастернаку, 29 декабря 1959 года, Тоскана, Камайоре, дом Фишеров
Дорогой друг (но так я смогу называть Вас, только если Вы перестанете обращаться ко мне «милостивая госпожа»)! Сегодня до меня в наше тосканское горное уединение дошли из Франкфурта Ваши письма от 17 и 18 декабря, получение которых я сразу же подтвердила телеграммой. Очень радостно было получить от Вас весточку с такими живыми подробностями, прежде всего, о вашей собственной драматургической работе, которая, очевидно, продвинулась настолько, что вы уже можете приступить к вычеркиванию? Вряд ли Вы представляете себе, насколько близко мне лично драматическое искусство и театр вообще. И не только потому, что моя дочь на сцене, она актриса и сейчас работает в разных театрах Франкфурта. Но и потому, что родители брали меня уже подростком на генеральные репетиции пьес Гауптмана в «Немецком театре» у Рейнхардта79 , а еще потому, что в нашем издательстве с самого начала выходили не только прозаические и поэтические произведения, но и драматические, так как мой отец создал внутри издательства театральный отдел для драматургии, чтобы его авторы, такие как Гауптман, Шоу, Уайлдер, Ибсен etc. могли издавать у него все свои произведения. И сегодня наш оборот драматической литературы весьма оживленный и полностью обеспечивает немецкие театры произведениями старых и молодых авторов. Это прекрасная цель — способствовать изданию и одновременно постановке пьесы, и мы постоянно делаем это с большим успехом, и поразительным образом, прежде всего в карманном формате. Уайлдер, Уильямс, О’Нил издаются большими тиражами, а также Кристофер Фрай, Ионеско, Беккет etc. И когда-нибудь мы будем иметь счастье получить и Вашу пьесу! Можете ли Вы представить себе, с какими ожиданиями, с каким волнением мы думаем об этом!
Как замечательно, что Вы пережили столько прекрасных моментов благодаря гастролям Гамбургского театра. Какие тонкие замечания Вы делаете по поводу Фауста I как драмы по сравнению с Шиллером и Клейстом! Шиллер и Клейст «прирожденные» драматурги, к чему они ни прикоснутся, драматический элемент возникает как будто из ничего; какие живые диалоги — как на острие ножа, тогда как Гете, в сущности, просто думает вслух на сцене. Тем не менее, первая часть «Фауста» у Грундгенса мне показалась очень живой, ироничной и саркастичной, переполненной отсылками к современности. С удовольствием отправлю всем тем, кого Вы упомянули из Гамбургского театра, книгу стихов в марте, как только она выйдет!
О, если бы Вы могли приехать к нам сюда, в то прекрасное, тихое и благословенное место, в котором мы живем. Перед нами расстилается цветущая плодородная долина, где зреет вино (и наше тоже, мы собрали 700 литров!), а за нами — Апуанские Альпы, покрытые оливковыми рощами. Тут встречаются деревья, которым по 500 лет, а они все еще плодоносят. Это придает оптимизма. Здесь мы проведем Рождество и встретим новый год, который, как мы очень надеемся, подарит нам встречу с Вами. Может быть, летом? В апреле-мае мы поедем в Штаты, там мы тоже живем, а в июне мы снова будем в Европе! Недавно я отправила Вам небольшой подарок к Рождеству и надеюсь, что он дошел до Вас.
Мы составим и отправим Вам небольшую подборку наших изданий карманного формата. До сих пор мы не решались обременять Вас книгами, боясь перегрузить Ваши книжные полки. Но если мы можем порадовать Вас тем, что мы «выводим в свет», то хотели бы послать Вам все наиболее важное. У нас есть еще очень интересная подборка пластинок с литературными записями — Томаса Манна (читающего «Круля» и «Тонио Крегера»), Верфеля, Цукмайера, <…> etc.
Примите от нас обоих самый сердечный привет и наилучшие пожелания к новому, 1960 году, который так важен для Вас и должен принести много радости,
Ваша Бригитте Б. Фишер
- Готфрид Б. Фишер Борису Пастернаку, 2 февраля 1960 года,
Франкфурт-на-Майне80
Глубокоуважаемый господин Пастернак!
Примите сердечные поздравления с днем рождения от меня, моей жены и от всего издательского дома Фишер.
Мы долго думали, что могло бы доставить вам радость, что имело бы отношение к вашей работе и к кругу Ваших мыслей, и мы решили поискать автограф Гёте, произведения которого Вы так прекрасно перевели. Мы обнаружили, что подобные автографы почти не попадают на свободный рынок, но тем не менее один все же нашелся. И хотя это всего лишь небольшая записка, приглашение на обед, но все же это его рука и его подпись, и небольшая частичка его души чувствуется в этих нескольких строках. С письмом связана также небольшая история, хотя и не очень значительная: оно адресовано профессору и веймарскому государственному советнику Х.В. Швейцеру и опубликовано в большом веймарском собрании сочинений Гёте, в томе 39 под номером 219 как черновик (с несколько отличающимся текстом).
Упоминаемый в письме епископ Рёр произносил речь на похоронах Гёте.
Итак, мы надеемся, что это письмо Вас немного порадует, и просим принять сердечные пожелания от всех нас.
Ваш Готфрид Берман-Фишер
- Борис Пастернак Берман-Фишерам, 14 февраля 1960 года,
[Переделкино]
Дорогие друзья, госпожа Бригитте и господин Готфрид, рукописный текст Гёте прибыл.81 Я изумлен и не нахожу слов для выражения благодарности. Вы не должны были этого делать. Разумеется, я отдам его вставить в рамку под стекло и повешу на стене в своем кабинете, но я не тот человек, в жизнь которого это вписывалось бы, и (по моим свойствам) не достоин такой редкости. Вы обо мне слишком высокого и благородного мнения. И потом, меня беспокоит, что ради меня Вы потратили столько усилий на поиск и столько денег на приобретение!
После долгого перерыва и проволочек я снова занят своей собственной работой.
Ваш Б. Пастернак
- Бригитте Б. Фишер Борису Пастернаку, 17 февраля 1960 года,
Франкфурт-на-Майне
Дорогой друг, наши мысли неизменно с Вами, и мы надеемся, что Вы получили наши поздравления с днем рождения, идущие от самого сердца, а также листок, который мы Вам послали, автограф Гёте! Доставило ли это Вам радость? Вольфы написали мне также, что мой небольшой рождественский подарок дошел до Вас, греческий сосуд для масла из третьего столетия до Р.Х., который я нашла в Афинах.
Теперь мы с нетерпением ждем известия от Вас о получении «Когда разгуляется» и о том, нравится ли Вам оформление книги. Мы слышим множество прекрасных отзывов о том, какое впечатлении производит Ваша поэзия, и я сама так счастлива и благодарна, что перевод Кайля помог мне проникнуть в царство Вашей поэзии. Ваш язык такой близкий, такой живой, столь многое сказано скупыми средствами, столь многое остается почти невысказанным, но тем явственнее чувствуется. Как много стоит за словом, за мыслью! Благодарю за все это!
Все книги с Вашими посвящениями были в соответствии с Вашими пожеланиями отправлены гамбургским актерам.
Мы с нетерпением ждем новостей о «Слепой красавице», хотелось бы знать, закончена ли она? Новые произведения нередко появлялись на свет именно здесь; многие шедевры имеют эту общую судьбу.
Самые лучшие наши пожелания постоянно сопровождают Вас,
Ваша Бригитте Б. Фишер
- Борис Пастернак Г. и Б. Берман-Фишерам, 16–17 февраля I960 года,
[Переделкино]82
Дорогие господин и госпожа Фишер, сегодня получил «Когда разгуляется»83 . Я вне себя от радости. Спасибо, спасибо. Позвольте вас обоих обнять. И как обычно, это застало меня в ужасной суматохе и спешке. Завтра утром я должен ехать в город, кое-что купить, и кроме того для соседнего дома Ивановых (он написал «Бронепоезд» и очень красочные рассказы в пору нашего экспрессионизма в начале революции).
Итак, купить подарки для дома Ивановых, очень милых людей, отмечающих завтра семейный праздник84 , — у нас далеко не простая задача. Поэтому мне придется встать в шесть часов.
Итак, это уже позади, — поездка в город и покупки, но не праздник, который еще предстоит вечером. Я вернулся из города и возобновляю письмо. Вы не находите, что Кайль гениален? Я плавал в слезах, читая его. Это я, попавший в достойные руки мастера. Кайль послал мне первую главу Евгения Онегина85 . Я прочел две-три строфы из его перевода людям, которые почти не знают немецкого. Я их спросил, — что это. Они мгновенно угадали произведение по ходу изложения, по излому синтаксиса, по музыке построения фразы. Всякое суждение о «Когда разгуляется» будет суждением обо мне: в оригинале это не лучше и не по-иному: главное — суть схвачена и передана по-царски. Все, что он делает, отвечает природе его дарования, и потому это блестяще и верно. Так нужно переводить. Я догадываюсь, что у него созрело вначале и что он убрал, так жив и естествен ход и возникновение работы. Это обеспечивает ему такое высокое понимание смысла и содержания оригинального текста у меня, в Шекспировских сонетах и перед лицом Пушкина, какое только могут дать дар стихосложения и знание языка. Он призван, чтобы схватить, овладеть и продолжить жизнь оригинала. Потому что остановить ход поэтического произведения (стремительно разворачивающегося утверждения) значит убить его.
То, что суждение о Кайле будет суждением обо мне, имеет также и отрицательный оттенок. Он так убедителен в своей близости к содержанию и верен смыслу, что, если предположить, что мой путь ошибочен, он гораздо полнее обнажает суть дела, чем это делаю я.
Провести четкую границу между жизнью и искусством — это душа творчества, качество вкуса, эстетическая заповедь. Очень высоко и эмоционально значительно она была проведена у символистов, постэкспрессионистские течения своим искусством прокопали эту межу еще глубже и в другом направлении. Первая половина моей деятельности была сильно подчинена этому ощущению «инобытия» искусства. Но все это было очень красиво сделано до нас, теми, кто начинал, когда это размежевание еще основывалось на открытиях и прозрениях, было серьезным и драматичным. Но затем это стало чересчур манерным. Неповторимое и мятежное начало создало собственных преемников и продолжателей, становясь подчас бедным и ничтожным, как, например, детские выходки дадаистов.
Незадолго до войны и в особенности в послевоенное время во мне росло непреодолимое влечение опрокинуть все эти эстетические упражнения и привычки. Это я сделал в романе. В прозе этот удар не так чувствителен. В стихах это яснее и прозрачнее. Как Вы думаете, не слишком ли далеко это зашло? Не стала ли эта жизнеутверждающая простота пустой, прозаической и банальной? Перевод, чтобы стать живым, не может остановиться на той же точке, где останавливается оригинал. Местами тон дружеской непринужденности в переводе возрастает, тогда как в оригинале сдерживается или вовсе отсутствует.
Но Кайль в этом не виноват. Иначе это не могло и не должно быть.
Напишите, пожалуйста, Кайлю, как велико мое восхищение. Я не знаю, когда найду время сделать это сам. Напишите мне, пожалуйста, откровенно, что Вы думаете о такой поэзии.
Я просил Вольфов, чтобы они купили и послали книгу нескольким лицам86 . Я забыл еще два адреса. Я хотел бы, чтобы книга была послана:
1) Госпоже Элизабет фон Шуленбург, Bonn-Endenich, Am Burggraben 18.87
2) Проф. Ивару Иваску, 905, Greenvale Avenue Northfield, Minnesota, USA.88
С бесконечно умноженной благодарностью
Ваш Б. Пастернак
- Бригитте Б. Фишер Борису Пастернаку, 6 марта 1960 года,
Франкфурт-на-Майне
Дорогой друг, Ваше письмо от 16.2. мы получили уже неделю назад, и мы очень рады тому, что Вы одобрили внешний вид и содержание книги «Когда разгуляется», наше счастье безгранично!
Просто замечательно, что благодаря искусству переложения Кайля мы «получаем во владение» Ваши стихи в их подлинности — как будто они были написаны по-немецки. Ибо почувствовать силу Вашей поэзии непосредственно на нашем родном языке — такое новое, совершенно неожиданное, счастливое «обладание». Вы сами так прекрасно пишете о том, что Кайль не только проникается и владеет оригинальным текстом, но и развивает его, тем самым воспринимая и еще более усиливая поток Ваших стихов, их динамику. Просто чудо, что подобное возможно!
Особенное впечатление производит на меня простота и непосредственность Ваших поздних стихотворений. Я вижу Ваш путь, который вел Вас прочь от манеры «измов» назад к сущностному, подлинному, к сердцевине (мне знаком сходный опыт у художников!). Ваши сегодняшние стихи почти стали «прозой», не будучи «прозаичными», но целостными и ясными, в то время как Ваш роман пропитан лирической стихией, особенно там, где происходит преображение и человек перерастает сам себя, короче говоря, там, где свидетельствует поэт. Не это ли свидетельство наивысшей творческой свободы, — так подчинять себе формы искусства?
Как хороша фотография, которую Вы послали мне через Вольфов! Она нравится мне больше всех остальных, которые я знаю, мы обязательно используем ее в наших изданиях. Спасибо!
Напишите о себе и о том, как продвигается работа.
Наши наилучшие пожелания всегда сопровождают Вас,
Ваша Бригитте Б. Фишер
- Берман-Фишеры Борису Пастернаку, 19 мая 1960 года (телеграмма)
Всеми добрыми помыслами с Вами
С глубоким уважением и любовью вспоминаем Вас
Фишеры
- Берман-Фишеры Борису Пастернаку, 24 мая 1960 года, Камайоре, провинция Лукка.89
Дорогой, уважаемый господин Пастернак,
Мыслями мы с Вами и надеемся, что Вы справитесь с тяжелой болезнью. Эту новость мы узнали из прессы, которая ежедневно помещает сообщения, так что мы узнали также, что Вас лечат прекрасные врачи, что успокоило нас и всех Ваших друзей. Ведь сегодня можно сделать уже так много для достижения полного выздоровления. Ваш живой дух и Ваш глубокий ум наверняка поддержат усилия медицины.
И пусть пожелания выздоровления и сочувствие миллионов людей совершат чудо.
Мы хотели навестить Вас этим летом, но теперь придется, видимо, немного отложить этот прекрасный план до того времени, когда Вы поправитесь. Мы каждый день думаем о Вас и мысленно шлем Вам наилучшие пожелания.
Ваша Бригитте Б. Фишер
Готфрид и Бригитте Б. Фишер
1 Несмотря на присутствие этих имен, русская литература не занимала тогда большого места в общем потоке издаваемых книг.
2 Brigitte В. Fischer Sie schrieben mir oder was aus meinem Poesiealbum wurde. Zürich, 1978. S. 148–156 («Они писали мне, или Чем стал мой альбом для стихов»).
3 В путь отправились пять человек: супруги Берман-Фишеры с двумя дочерьми и племянник Готфрида, родители которого попали в концлагерь.
4 Brigitte В. Fischer Sie schrieben mir … S. 158.
5 Fritz Helmut Landshoff (1901–1988) — немецко-нидерландский издатель, начинал в издательстве Густава Кипенхойера в Потсдаме, после закрытия которого в 1933 году по приглашению нидерландского коллеги Эмануэля Кверидо (погиб в 1943 году в концлагере Собибор) возглавил немецкоязычный филиал его издательства в Амстердаме, который печатал произведения немецких писателей-эмигрантов вплоть до оккупации Нидерландов в 1940 году (Альфред Деблин, Лион Фейхтвангер, Клаус Манн, Генрих Манн и Томас Манн, Эрнст Толлер, Арнольд Цвейг и другие). Чудом избежал гибели, так как в момент разгрома издательства находился в Англии, откуда перебрался в США, где в 1942–1946 годах вместе с Готфридом Берман-Фишером руководит издательством L.B. Fischer Publishing Corporation. После войны партнеры организовали совместное издательство в Амстердаме — Bermann Fischer / Querido Verlag N.V.
6 Brigitte В. Fischer Sie schrieben mir oder was aus meinem Poesie album wurde. Zürich, 1978. S. 295–312. В дальнейшем неоднократно переиздавалась.
7 Gottfried Bermann Fischer, Brigitte Bermann Fischer Briefwechsel mit Autoren. Hrg. v. Reiner Stach mit einer Einführung von Bernhard Zeller. S.Fischer Verlag, 1990. S. 585–614.
8 Перевод осуществлен по рукописным текстам, хранящимся в РГАЛИ (Ф. 379, оп. 7, № 6–8).
9 Письмо существует в двух экземплярах: один был отправлен на московский адрес (Лаврушинский пер.), второй — в Переделкино.
10 Переводчик первого издания «Доктора Живаго» на немецкий язык Райнхольд фон Вальтер (1882–1965) родился в Санкт-Петербурге, здесь же изучал теологию и философию, эмигрировал в Германию в 1917 году. Известный переводчик русской литературы, в 1910–1920-х годах перевел многие поэтические и прозаические произведения Пушкина, Блока, Достоевского, Гоголя, Л. Толстого, Н. Бердяева, Л. Шестова и других русских писателей, поэтов и философов. Русские авторы в переводах фон Вальтера оказали сильнейшее воздействие на восприятие России в немецкой литературе и философии XX века (см. напр.: Потапова Г. Е. Райнхольд фон Вальтер — переводчик и пропагандист русской литературы в Германии, Acta eruditorium, 2017, вып. 22, с. 35–41).
11 В этом Г.Б. Берман-Фишер не ошибся: издание «Доктора Живаго» стало самым успешным книжным проектом в послевоенной истории издательства: стартовый тираж составил 15 000 экземпляров, к концу 1959 года было продано более 440 000 экземпляров (Gottfried Bermann Fischer, Brigitte Bermann Fischer Briefwechsel mit Autoren, S. 790).
12 Рудольф Хирш — искусствовед, войну пережил в Нидерландах, в укрытии, в 1948 году стал руководителем редакторского отдела совместного издательства Bermann Fischer / Querido Verlag N.V. в Амстердаме, с 1950 года занимает ведущие позиции во франкфуртском издательстве Берман-Фишера, сначала как литературный редактор и редактор «Нового обозрения», с 1954 по 1963 год — коммерческий директор.
13 Б. Пастернак. Полное собрание сочинений. Т. 10. С. 389–390 (перевод Е.Б. Пастернака).
14 Герд Руге (1928) — тогда начинающий, а впоследствии известный немецкий радио- и тележурналист, в декабре 1957 года, после публикации «Доктора Живаго» на итальянском языке, в числе первых иностранных репортеров побывал у Пастернака в Переделкине, о чем сделал репортаж на радио (WDR), а в январе следующего года опубликовал статью под названием «Встреча с другой Россией» («Die Zeit»), в конце 1958 года с текстом Руге вышла первая (популярная) биография Б. Пастернака (Ruge, Gerd Pasternak. Eine Bildbiographie. — München: Kindler-Verlag, 1958). Вплоть до своего вынужденного отъезда из СССР в 1959 году поддерживал дружеские отношения с Пастернаком, оказывал ему услуги в перевозке книг и рукописей через границу (подробнее см.: Г.В. Лютикова. Надежда на свободу. К 90-летию Герда Руге. // Пастернаковский сборник III. Статьи. Публикации. Воспоминания. М., 2020. С. 135–168.). В письмах Берман-Фишеров Пастернаку часто обозначается как Г.Р.
15 Пастернак мог видеть следующие издания во время своего пребывания в Берлине в 1922–1923 годах: Alexander Block Gedichte [Übers.: Reinhold v. Walter]. Berlin: Skythen, 1920; A.S. Puschkin Kleine Dramen [Aus d. Russ. übertr. von Reinhold v. Walter]. Berlin: Skythen, 1922.
16 «Was bleibt aber, stiften die Dichter» — заключительная строка стихотворения Ф. Гельдерлина «Andenken», существуют разные переводы на русский язык: «Но что остается, то учредят поэты» (Г. Ноткин); «Так все, чему остаться, сотворят поэты» (В. Куприянов); «То, что пребудет, создали поэты» (Г. Снежинская) и др. В. Микушевич называет эту последнюю строку ярким примером непереводимости (В. Микушевич. Что остается…//https://stihi.ru/2012/12/03/10467 ).
17 В Оксфорде, в доме на Парк Таун, 20, в 1935 году поселилась после своего замужества Лидия Пастернак-Слейтер, сюда же после смерти жены в 1939 году переехал и Леонид Пастернак. После его смерти в 1945 году работы художника, вывезенные из России и пополнявшиеся новыми работами, созданными в Германии и Англии, оставались в доме, часть которого в 1999 году была отведена под музей, так что более сотни работ Леонида Пастернака — масло, пастель и рисунки — стали доступны публике. Жозефина Пастернак с семьей также переехала в Оксфорд после начала Второй мировой войны. Естественно предположить, что она также присутствовала в доме сестры во время этого визита.
18 Плохие газетные новости — сообщения о травле Пастернака в советской печати после присуждения ему Нобелевской премии, исключении из ССП, о возможной высылке из СССР. В эти месяцы переписка Пастернака была практически блокирована, поэтому письменные и телефонные сообщения Герда Руге стали важным источником информации для друзей за границей. В разгар скандала Руге находится в Германии, приезжает в Москву в середине ноября и сразу же отправляется к Пастернаку в Переделкино, в частности, чтобы передать поэту письмо Курта Вольфа с рассказом о поддержке его профессорами крупнейших университетов Европы и США. 2 декабря Руге пишет подробнейшее письмо Вольфу о своих двух визитах в Переделкино, в частности о том, что уже во время последнего Пастернак и выглядел и чувствовал себя лучше и бодрее, выражал уверенность в том, что худшее позади. (См.: Борис Пастернак. Переписка с американским издателем «Доктора Живаго». Перевод писем Е. Ивановой и Е.Б. Пастернака. // Знамя, 2005, № 3). Видимо, об этом же Руге рассказывает по телефону Готфриду Берман-Фишеру.
19 Boris Pasternak Doktor Schiwago. Roman. Dt. von Reinhold von Walter. S.Fischer-Verlag, Frankfurt/Main, 1958.
20 Александр Кемпфе (1930–1988) — немецкий переводчик, журналист и писатель. Его отец был сотрудником немецкого посольства в Москве, мать русская. Первые 11 лет жизни он провел в Москве, после начала войны семья выехала в Германию, он изучал славистику в университетах Гейдельберга и Мюнхена. Перевод ранней лирики и рассказов Б. Пастернака для издания, упоминаемого в следующей ссылке — его первая большая переводческая работа. В дальнейшем он переводил многих русских и советских авторов (Ахматова, Цветаева, Ахмадулина, Симонов, Вознесенский, Бродский, Тынянов, Шкловский, Лихачев, Окуджава, Твардовский, Трифонов, Маканин, Войнович, Битов), увлеченно писал о русской литературе, оставил после себя обширную русскоязычную библиотеку.
21 История переписки Бориса Пастернака с немецкой писательницей Ренате Швейцер (1917–1976) была издана ею самой в книге, названной «Дружба с Борисом Пастернаком» (Freundschaft mit Boris Pasternak. Wien; Munchen; Basel: Verlag Kurt Desch, 1963). Через два года в журнале «Грани» (1965, № 58) появился русский перевод писем Пастернака к Ренате Швейцер. В 1985 году журнал «Страна и мир» (№№ 10, 11) опубликовал их в переводе Р. Орловой. Последняя публикация: Из писем к Ренате Швейцер. Перевод Е.Б. и Ел. В. Пастернаков. Публикация, предисловие и примечания Ел. В. Пастернак // Наше Наследие, 2015, № 113. С легкой руки Пастернака, который всегда стремился своих друзей за той или иной границей подружить между собой, у Ренате Швейцер с четой Берман-Фишеров поначалу сложились теплые отношения, которые позднее расстроились.
22 Карл Тенс (1914–1999) — основатель музея Фауста в Книттлингене. Его переписка с Пастернаком опубликована по-русски в «Новом журнале» (1997, № 209).
23 Имеется в виду «Новое обозрение» (Die Neue Rundschau), один из старейших существующих и поныне немецких литературно-критических журналов, ежеквартально выходящий в издательстве S. Fischer Verlag с 1890 года. Номера, целиком посвященного Пастернаку, не существует, но в качестве рождественского и новогоднего подарка Берман-Фишеры отправили Пастернаку номер, в котором ему были посвящены восемь страниц — стихотворение «Утро» и факсимильная копия страницы его письма Фредеке Руге (жене Г. Руге, которая из-за болезни вынуждена была уехать из Москвы), в первом выпуске за 1959 год была опубликована большая статья Федора Степуна о Борисе Пастернаке (F. Stepun Der „Fall“ Pasternak //Die Neue Rundschau, 1959, 1. Heft. S. 145–161).
24 Пастернак в это время работает над переводом трагедии Ю. Словацкого «Мария Стюарт».
25 Возможно, имеется в виду Владимир Яхонтов.
26 Так Пастернак называет свою раннюю повесть «Апеллесова черта» (tratto, итал. — черта, штрих).
27 Речь идет о машинописной рукописи будущего сборника «Когда разгуляется», историю публикации за рубежом см.: Флейшман Л.С. Борис Пастернак и Нобелевская премия. М.: Азбуковник, 2013. С. 440–450.
28 Курт Вольф (1887–1963) — один из легендарных немецких «культурных издателей», имя которого связано прежде всего с немецкими экспрессионистами 1910–1920-х годов (Бенн, Брох, Гессе, Кафка, Краус, братья Манн, Мюзам, Тракль, Верфель, Цукмайер — далеко не полный перечень его авторов и корреспондентов). В 1930 году переехал в Италию, откуда в 1938 году бежал во Францию, а в 1940-м — в США, где вместе со своей второй женой Элен основал издательство Pantheon Books. Готовя к изданию «Доктора Живаго», он получил от Р.О. Якобсона адрес Пастернака и написал ему. В архиве Вольфа сохранилось 36 писем Пастернака к нему и его жене Элен, некоторые опубликованы в полном собрании сочинений Б.Л. Пастернака. Подробнее об этой переписке см.: Е.Б. Пастернак. Из переписки Бориса Пастернака с Куртом Вольфом. // Звезда, 2004, № 9. Полностью переписка вышла на немецком языке с предисловием Г. Руге: Boris Pasternak — Kurt Wolff. Im Meer der Hingabe. Briefwechsel 1958–1960. Hgg. Von Evgenij Pasternak und Elena Pasternak unter Mitarbeit von Fedor Poljakov. Mit einem Vorwort von Gerd Ruge. — Peter Lang-Verlag, Frankfurt am Main, 2010. — 208 S. Именно Курт Вольф обратил внимание Готфрида Берман-Фишера на Пастернака. Сам он выпустил две книги Пастернака: Doctor Zhivago. New York, Pantheon Books, 1958, 559 pp; I remember: sketch for an autobiography. New York, Pantheon Books, 1959, 192 pp.
29 Впоследствии Пастернак отказался от идеи привлечь к этому Вольфов и Берман-Фишеров, о его распоряжениях относительно распределения различных сумм из гонораров он писал Ж. де Пруайяр и Дж. Фельтринелли (Пастернак Б.Л. ПСС — Том X. С. 420–425; 449–453; 454–457).
30 Приписка на полях письма.
31 Bo Alf Ingemar Setterlind (1923–1991) — шведский писатель и поэт, один из переводчиков стихов Пастернака и предисловия для издания: Boris Pasternak Dikter. Av Bo Setterlind. Bonniers Frlag. 1958.
32 Nils Åke Lennart Nilsson (1917–1995), шведский славист и переводчик, в том числе и произведений Пастернака, автор нескольких популярных статей о нем, был одним из переводчиков указанного выше издания. Первая статья Нильссона о Пастернаке вышла в 1946 году, когда его имя впервые появилось в списке Нобелевского комитета — «Темная лошадка из России в гонках за Нобелевскую премию» (перевод статьи и подробно о Нильссоне и других его статьях см.: Флейшман Л.С. Борис Пастернак и Нобелевская премия. М.: «Азбуковник», 2013. С. 533–546).
33 Редакторы предпослали сборнику два эпиграфа: четверостишие «Давай ронять слова…» параллельным текстом и отрывок из заметок к переводам Шекспира в переводе на шведский.
34 Известна открытка Пастернака Ренате Швейцер от 5 декабря 1958 года, в которой он сетует на поток переводов его ранних вещей. Письмо же с «плохим настроением», видимо, не дошло до адресата.
35 Видимо, речь идет о письме Ренате Швейцер от 3.12.1958, в котором, как и в предыдущем ее письме от 19.11.1958, переданном с Гердом Руге, она среди прочего рассказывает о своей дружбе с четой Берман-Фишеров.
36 Это письмо не дошло до адресатов (Boris Pasternak — Kurt Wolff. Im Meer der Hingabe. Briefwechsel 1958–1960. Hgg. Von Evgenij Pasternak und Elena Pasternak unter Mitarbeit von Fedor Poljakov. Mit einem Vorwort von Gerd Ruge. — Peter Lang-Verlag, Frankfurt am Main, 2010. S. 84).
37 В начале октября 1958 года, сразу после выхода «Доктора Живаго» в Pantheon Books издательство New Directions предприняло переиздание сборника избранных произведений Пастернака (Boris Pasternak Selekted Writings. Norfolk, 1949), снабдив его вступительной статьей Бабетты Дойч «”Talent for Life” in a New Russian Novel». Бабетте Дойч (Babette Deutsch, 1895–1982), американская писательница, переводчица и литературный критик, была автором перевода нескольких стихотворений из этого сборника наряду с С.М. Баура. Главный редактор издательства Роберт Мак-Грегор сообщил Пастернаку о новом издании. 22 декабря Пастернак пишет ему письмо (которое было перехвачено), где дает высокую оценку предисловию Бабетты Дойч (подробно об этом см.: Е.В. Пастернак. Перехваченные письма // Новое о Пастернаках: Материалы Пастернаковской конференции 2015 года в Стэнфорде. М.: Азбуковник, 2017. С. 197–217). Возможно, за время, прошедшее с момента отправки письма Берман-Фишерам, Пастернак получил книгу и ознакомился со статьей.
38 Маргарет Хиггинс (Marguerite Higgins, 1920–1966) — американская журналистка, военный корреспондент, получила известность в связи с освобождением концлагеря Дахау 29 апреля 1945 года. За репортажи во время Корейской войны получила Пулитцеровскую премию. В 1955 году она основала и была руководителем московского бюро New York Tribune. Найти ее статью о Пастернаке не удалось.
39 Boris Pasternak. Gedichte — Erzählungen — Sicheres Geleit. — Fischer Bücherei KG, Frankfurt/Main, 1959 (Fischer Bücherei 271). В окончательной редакции остались четыре повести — «Письма из Тулы», «Детство Люверс», «Воздушные пути», «Охранная грамота». В поэтический раздел антологии вошли стихи разных лет: ранние стихотворения, из книг «Сестра моя жизнь», «Темы с вариациями», «Второе рождение», а также стихи-посвящения «Любка» и «Марине Цветаевой». Из поздних стихов — только уже опубликованные в 1956 году «Быть знаменитым некрасиво» и «Во всем мне хочется дойти до самой сути».
40 Книга стихов под названием «Когда разгуляется» вышла позднее в переводе другого слависта, Р.Д. Кайля (Boris Pasternak: «Wenn es aufklart, Gedichte 1956–1959, Die Gedichte des Jurij Schiwago — in neuer Übersetzung», aus dem Russischen von Rolf-Dietrich Keil; S. Fischer Verlag, Frankfurt a. M., 1960. 129 S.), автобиографический очерк «Люди и положения» с 12 иллюстрациями, 6 из которых были репродукциями картин Л.О. Пастернака, — в переводе Р. ф. Вальтера (Boris Pasternak Über mich selbst. Versuch einer Autobiographie. Dt. von Reinhold v. Walter. Frankfurt/Main, 1959. Итальянское издание Autobiografia e nuovi versi. Trad, di Sergio D’Angelo, Bruno Carnevali, Juri Kraiski e Mario Socrate. Milano, Feltrinelli, 1958, 271 pp. («Автобиографический очерк» и «Когда разгуляется») содержит 54 иллюстрации.
41 Подробная библиография всех публикаций Пастернака на тот момент, в том числе на иностранных языках, содержится в третьем томе издания: Б. Пастернак. Собрание сочинений. Под ред. Г.П. Струве и Б.А. Филиппова. Вступ. статьи Владимира Вейдле. Ann Arbor, Michigan, University of Michigan Press. 1958–1961. 4t . (Т. 3. С. 269–297).
42 Имеется в виду издание: Boris Pasternak. Une etude par Yves Berger. Choix de textes, traductions inedites, portraits, documents, bibliographie. Paris: Pierre Seghers, 1958, 222 pp. (Отдельные стихотворения, отрывки, документы по «делу Пастернака», библиография и вступительная статья).
43 Здесь и в предыдущем абзаце подразумевается иллюстрированная биография Б. Пастернака: Ruge, Gerd. Pasternak. Eine Bildbiographie. — München: Kindler-Verlag, 1958.
44 К этому моменту «Охранная грамота» уже вышла на немецком языке следующими изданиями: Geleitbrief. Entwurf zu einem Selbstbildnis. Übers. von Gisela Drohla. Kln-Berlin, Kiepenheuer u. Witsch, 1958, 95 SS. Frankfurt/M., Ullstein-Taschenbücher-Verlag, 1958. Издание S. Fischer Verlag выйдет только в марте 1959 года.
45 Джанджакомо Фельтринелли.
46 Е.В. Пастернак. Перехваченные письма // Новое о Пастернаках: Материалы Пастернаковской конференции 2015 года в Стэнфорде. М.: Азбуковник, 2017. С. 197–217.
47 Упоминание в письме стихотворения «Нобелевская премия» добавляет нюансы в наше представление о ситуации, которая сложилась буквально через неделю. Как известно, стихотворение было написано Пастернаком 20 января, через десять дней отдано корреспонденту Daily Mail Энтони Брауну, который опубликовал наскоро сделанный перевод 11 февраля, снабдив тенденциозным политическим комментарием. Сразу же разразился скандал. Пастернак был вынужден дать интервью нескольким иностранным корреспондентам, которые и сообщили ему о публикации. По словам одного из них, реакция Пастернака была резкой: «Я не давал разрешения на ее публикацию. Да, прекрасный подарок вы преподнесли мне в день рождения!» (подробно см.: Все тесней кольцо облавы: дело 1959 года на Бориса Пастернака // Знамя, 2017, № 11. С. 163–186). Однако мы видим, что Пастернак 5 февраля прилагает стихотворение «Нобелевская премия» к той рукописи, которую отправляет Берман-Фишерам, включая его тем самым в список, из которого предлагает редактору составлять подборку.
48 Это была последняя или одна из последних встреч с Гердом Руге, так как журналист был вынужден покинуть СССР — из-за слишком тесного общения с Пастернаком ему не продлили аккредитацию. Видимо, уезжая, он взял с собой машинопись сборника «Когда разгуляется» с правкой Пастернака и передал ее Берман-Фишерам. (см.: Г.В. Лютикова. Надежда на свободу. С. 143–144).
49 Имеется в виду итальянско-немецкий и немецко-итальянский словарь, присланный Берман-Фишерами (Langenscheidts Taschenwrterbuch Italienisch. Italienisch-Deutsch. Deutsch-Italienisch, 1958). До сих пор стоит на книжной полке в переделкинском доме.
50 С 20 февраля по 2 марта Борис Пастернак находится в Тбилиси вместе с Зинаидой Николаевной, куда было решено уехать в связи с требованием властей отсутствовать в Москве и Переделкине во время визита в СССР премьер-министра Великобритании Макмиллана.
51 Имеется в виду допрос Пастернака генеральным прокурором СССР Руденко 14 марта 1959 года и угроза уголовного преследования по обвинению в предательстве родины и требование прекратить принимать иностранцев и переписываться с ними. (См. об этом: Е.В. Пастернак. Перехваченные письма // Новое о Пастернаках: Материалы Пастернаковской конференции 2015 года в Стэнфорде. — М.: Азбуковник, 2017. С. 197–217; А. Кознова. Все тесней кольцо облавы: дело 1959 года на Бориса Пастернака // Знамя, 2017, № 11. С. 163–186).
52 Вяч.Вс. Иванов вспоминал, что после возвращения из Грузии Пастернак делился с ним замыслами исторического романа, в котором должны были наложиться друг на друга разные эпохи, а героями должны были стать археологи (Вяч.Вс. Иванов. Пастернак. Воспоминания. Исследования. — Статьи. М., 2015. С. 178). Как обычно, Пастернак дублировал важные для него просьбы в письмах разным адресатам. Например, об этих же планах, сопровождаемых просьбами о книгах, он пишет Фельтринелли 4 апреля 1959 года. (Б. Пастернак, ПСС, т. 10. С. 455).
53 7 апреля Пастернак пишет короткое письмо Вольфам, подтверждает получение февральских писем и просит писать ему по-прежнему, но не ожидать от него скорых и пространных ответов (Boris Pasternak — Kurt Wolff. S. 97).
54 Имеется в виду Рольф-Дитрих Кайль (Rolf-Dietrich Keil, 1923–2018) — немецкий славист, переводчик русской литературы. С 1945 по 1950 год — военнопленный в СССР. По возвращении на родину окончил факультет славистики в Боннском университете. В 1955 году в качестве переводчика сопровождал Конрада Аденауэра во время визита в Москву (Герд Руге состоял в той же делегации в качестве радиожурналиста). Кайль был одним из основателей, а в 1987–2003 годах — председателем Немецкого Пушкинского общества (и оставался его почетным председателем вплоть до своей смерти). Известен своими переводами произведений Пушкина, Тургенева, Пастернака, Цветаевой, Ю.М. Лотмана. Рольф-Дитрих Кайль считается одним из лучших переводчиков стихов Б. Пастернака.
55 Дочернее издательство “Fischer Taschenbuch-Verlag” выпустило первую серию из шести книг этого формата в марте 1952 года. Несмотря на свой невзрачный вид, плохонькую бумагу и очень низкую цену (меньше двух марок), эти книжки открыли новую эпоху в европейской книжной торговле, так как к новому формату издательство добавило и новую форму презентации — стеллаж-вертушку, без которого сегодня немыслим ни один книжный магазин. Идея принадлежала Бригитте Берман-Фишер.
56 Фотография не сохранилась.
57 Б. Пастернак Полное собрание сочинений. Т. 10. С. 480–483 (перевод Е.Б. Пастернака).
58 Курт Вольф собирался издать сборник критических работ о «Докторе Живаго» и назвать его «Памятник Живаго».
59 На книжной полке в Переделкине до сих пор можно видеть присланную книгу о рукописях Мертвого моря: Burrows, Millar Die Schriftrollen von Toten Meer, Verlag G.H. Munchen, 1958.
60 Имеется в виду статья американского историка литературы Эдмунда Уилсона «Legend and Symbol in Dr Zhivago» («Nation», № 17. Apr. 25, 1959).
61 Этот визит послужил поводом не к окончанию переписки, как надеялся Пастернак, а напротив — к продолжению, всего известно 9 писем Пастернака к Кете Беккер. В следующем году, получив от нее подарки ко дню своего 70-летия, Пастернак писал Вольфам 14 февраля 1960 года: «Вы бы осчастливили меня, если бы как-нибудь помогли мне щедро и существенно одарить эту женщину. Думаю, что грузовик или рояль были бы для нее слишком большим подарком, — несколько книг — слишком маленьким. В одном из своих писем, при описании домашнего празднования Рождества, она, говоря о полученных подарках (Боже упаси, — конечно, без всяких задних мыслей!), призналась: “Втайне я надеялась получить золотой браслет и т.д.”. Не поймать ли нам ее на слове? И если Вы обладаете даром гипноза на расстоянии, пожалуйста, сделайте так, чтобы эта милая женщина больше не обязывала меня к ответной благодарности». (Б. Пастернак. Полное собрание сочинений. Т. 10. С. 483).
62 Имеется в виду издание: Shakespeare: Die Sonette (zweisprachig). Düsseldorf, Köln: Diederichs, 1959. На внутренней обложке надпись: «Б.Л. Пастернаку переводчику, поэту, человеку в знак глубокого уважения, от переводчика этого томика R.D. Keil в апреле 1959».
63 Пастернак написал Кайлю в тот же день. Всего сохранилось 8 писем к нему, некоторые опубликованы в ПСС, т. 10 (№ 1601, 1610, 1611, 1664).
64 Пастернак написал «соборное послание» 12 мая, предполагая, что Берман-Фишеры в это время находятся в США, письмо было отправлено 19 мая, прибыло по адресу Вольфов уже 25 мая (см.: Boris Pasternak — Kurt Wolff. S. 108), видимо, не застав уже Фишеров. Так что письмо отправилось им вслед в Европу.
65 Элизабет Коттмейер — Anna Elisabeth Kottmeier (1902–1983) — немецкая писательница и переводчица. До 1954 года публиковала стихи и рассказы в газетах, журналах и антологиях, позднее посвятила себя почти исключительно переводческой работе, прежде всего с русского и украинского языков (частично в соавторстве с мужем, Егором Костецким). Она переписывалась с Борисом Пастернаком, в ее переводе вышел сборник стихов (Boris Pasternak. Ausgewählte Gedichte und wie sie zu lesen sind. Verlag der Arche, Zürich 1961). Переводила также произведения Юрия Тынянова, Беллы Ахмадулиной, Николая Эрдмана, Юрия Олеши, Леси Украинки, Олеся Гончара, Станислава Ежи Леца и Василя Барка. В архиве Б.Л. Пастернака в РГАЛИ хранится несколько переведенных ею стихотворений Б. Пастернака, посланных автору (РГАЛИ, Ф. 379, оп. 6, № 61).
66 Имеется в виду работа над пьесой «Слепая красавица».
67 В сентябрьских письмах Пастернака разным адресатам не раз упоминается имя Ф. Ницше, например, в письмах Сувчинскому, Вольфам, Ренате Швейцер.
68 Берман-Фишеры охотно издавали произведения Торнтона Уайлдера в переводе на немецкий, личное знакомство состоялось во время эмиграции в США. Очевидно, они послали Пастернаку в подарок сравнительно недавно выпущенную книгу (книги). К сожалению, на книжных полках в доме-музее Б.Л. Пастернака книг Уайлдера нет, так что можно лишь предполагать, основываясь на издательской истории, что это могли быть три известных романа (или один из них), изданных в начале 1950-х и затем неоднократно переиздававшихся: «Мартовские иды», «Мост короля Людовика Святого», «К небу мой путь» («Небо — моя обитель»).
69 11 сентября 1959 года Пастернак побывал на концерте Нью-Йоркского филармонического оркестра под управлением Леонарда Бернстайна, а также принимал его у себя дома («Таким должно быть искусство». Б.Л. Пастернак и Л. Бернстайн: встречи и письма. Пастернаковский сборник — III. Статьи. Публикации. Воспоминания. М: 2020. С. 115–126).
70 Подразумевается статья Томаса Мертона «Люди в Брелоках»: «People with Watch Chains» // Jubilee Magazine (New York), no. 454, Juli 1959, 16–33 (цитируется по: Boris Pasternak — Kurt Wolff. S. 115 ). О переписке Б. Пастернака и Т. Мертона см. также: Елена Ванеян. Апостольство дружбы. // III Пастернаковский сборник, М., 2020. С. 177–219.
71 С. Спендер прислал Пастернаку две свои книги: Collected Poems и Nine sketches «Returning to Vienna 1947»; от Т.С. Элиота он получил четыре сборника: Collected Poems 1909–1935, Four Quarters, The Elder Statesman, Poems 1909–1925.
72 Имеется в виду издание Boris Pasternak Gedichte — Erzählungen — Sicheres Geleit. — Fischer Bücherei KG, Frankfurt/Main, 1959 (Fischer Bücherei 271).
73 Книга стихов Целана, присланная Пастернаку Берман-Фишерами, стоит в книжном стеллаже переделкинского дома: Paul Celan Sprachgitter, S. Fischer Verlag, 1959.
74 Куно Рэбер (Kuno Raeber, 1922—1992) — швейцарский немецкоязычный поэт и писатель, прислал Пастернаку свою первую книгу стихов с посвящением «Борису Пастернаку с большого расстояния и с огромным уважением. Куно Рэбер, 10.II.1959» (Kuno Raeber Die verwandelten Schiffe, Hermann Luchterhand Verlag, 1957). Считается, что на его раннюю поэзию оказало влияние творчество Гельдерлина, Рильке, Георге.
75 Пастернаку были присланы из издательства 6 томов произведений Франца Кафки (F. Kafka. Erzählungen, S. Fischer Verlag, 1952; Der Prozess, S. Fischer Verlag, 1953; Tagebücher 1910–1923, S. Fischer Verlag, 1954; Amerika, Fischer Bücherei, 1956; Das Schloss, S. Fischer Verlag, 1958; Briefe, S. Fischer Verlag, 1958).
76 В декабре 1959 года в Москве проходили гастроли Гамбургского драматического театра. Пастернак был приглашен 12 декабря на «Фауста» с Густавом Грюдгенсом в роли Мефистофеля и 13 декабря — на представление «Разбитого кувшина» Клейста, который был им переведен в 1914 году, но так и не был поставлен из-за начавшейся мировой войны.
77 Имеется в виду издание Poems. Tr., with an Introduction, by Eugene M. Kayden. Ann Arbor, University of Michigan Press, 1959, 194 pp.
78 После вынужденного отъезда Берман-Фишеров из Германии издательство продолжало носить имя его основателя, но в 1942 году оно стало называться Suhrkamp Verlag vorm. S. Fischer (vorm.= vormals — бывший).
79 Макс Рейнхардт (Max Reinhardt, 1873–1943) — австрийский режиссер, актер и театральный деятель, возглавлял Немецкий театр в Берлине с 1905 года и до прихода к власти нацистов в 1933 году. В 1920 году организовал первый Зальцбургский фестиваль. После аншлюса Австрии эмигрировал в США. Прославился как новатор театральной техники: вращающаяся сцена, перенос авансцены в зрительный зал, отказ от рампы, разделяющей актеров и публику.
80 Это письмо отсутствует в РГАЛИ, перевод сделан по изданию: Bermann Fischer, Gottfried Briefwechsel mit Autoren / Hrsg. von Reiner Stach unter red. Mitarb. von Karin Schlapp; Mit einer Einf. von Bernhard Zeller. — Frankfurt a. M.: Fischer, 1990. S. 609.
81 Автограф находится в семейном архиве.
82 Б. Пастернак. Полное собрание сочинений. Т. 10. С. 584–586 (Перевод Е.Б. Пастернака).
83 Boris Pasternak. Wenn es aufklart. Gedichte 1956–1959. S. Fischer. 1960.
84 Супруги Ивановы устраивали совместный день рождения (60 и 65 лет): «Уважаемые Зинаида Николаевна, Борис Леонидович, Леонид Борисович! Тамара Владимировна и Всеволод Вячеславович Ивановы имеют честь просить вас на ужин по случаю своего 125-летия, имеющий быть 17 февраля сего года в 8 часов вечера по адресу: Переделкино, ул. Павленко. Форма одежды и настроение — необыкновенные» (Тамара Иванова. Мои современники, какими я их знала. М., 1987. С. 423).
85 Alexander Puschkin. Eugen Onegin. S. Fischer Verlag, 1955. bersetzung von R.-D. Keil.
86 В письме К. Вольфу 7 февраля 1960 года Пастернак перечислил имена и адреса десяти своих корреспондентов, которым просил послать книги «Когда разгуляется» (Boris Pasternak — Kurt Wolff. S. 157–159).
87 Элизабет ф. д. Шуленбург (род. 1940) — молодой редактор, с которой Пастернак состоял в переписке, письмо к ней было опубликовано в воскресном приложении к Süddeutsche Zeitung 10.02.1990 г. (1990, № 34. S. 11).
88 Борис Пастернак. Письма Ивару Иваску (Публикация, вступительная статья и комментарии А. Сергеевой-Клятис) // Новый мир, 2018, № 9.
89 Пастернак не прочитал этого письма, штемпель на конверте свидетельствует о том, что оно было получено в п/о Баковка 6 июня 1960 года.