Василий Молодяков. Валерий Брюсов. Будь мрамором.
Опубликовано в журнале Знамя, номер 5, 2020
Василий Молодяков. Валерий Брюсов. Будь мрамором. — М.: Молодая гвардия, 2020.
Книга историка и собирателя Василия Молодякова «Валерий Брюсов. Будь мрамором» — первая биография поэта, появившаяся, страшно сказать, за четыре года до столетия его смерти.
Молодяков начал брюсоведческие штудии почти тридцать лет назад; первая серьезная его работа — составленная и откомментированная книга «Из моей жизни. Автобиографическая и мемуарная проза» появилась в 1994 году. С тех пор он не оставлял стараний. В 2010 году в петербургской «Вита-Нове» вышел первый вариант написанной им биографии. Сейчас — второй, исправленный и дополненный. Как и в первом издании, ему предшествует эпиграф из стихотворения Брюсова, которое так и называется — «Будь мрамором» (1920):
Являй смелей, являй победней
Свою стообразную суть,
Но где-то, в глубине последней,
Будь мрамором и медью будь!
СтоОбразную. Как не вспомнить прикрепленное к имени Анны Ахматовой «в ста зеркалах». Но Брюсов у нас не вызывает подобных ассоциаций. Мы норовим понимать его плоско, однозначно, отказывая именно этому поэту и в глубине, и в сердечности, и даже в художественности.
Сама структура работы Молодякова призвана это наше прочтение поколебать. По аналогии с брюсовскими книгами стихов (не сборник произведений, составленный механически, а единое целое, последовательно раскрывающее авторский замысел) текст делится на четыре «книги»: «Холод утра (1873–1897)», «Построение фаланги (1897–1906)», «Чаша испытаний (1906–1917)», «В такие дни (1917–1924)». Каждая включает несколько глав. С одной стороны, подход формальный, стандартный, подчиненный логике человеческой жизни, становления судьбы. С другой, при первом же взгляде на содержание тома возникает подспудное представление о некоторой организации жизни, ее заданной подчиненности осознанной цели, о тончайших событийных и психологических нитях, связывающих один период с другим.
Эти осознанность и заданность тоже ставят в вину Брюсову. Поэт, мол, должен быть спонтанным, вдохновение не подчиняется алгоритму, нельзя осуществлять творческую жизнь согласно плану и т.д., и т.п. Вопрос первый: почему нельзя, если для автора это органично? Вопрос второй: а что, Пушкин или Блок действовали иначе? Чем идея Брюсова организовать молодую литературу — и да, стать ее вождем — хуже проекта Жуковского по продвижению молодого Пушкина? Тем, что Брюсов собирался лично возглавить новое литературное направление? А что, на эту роль кто-то претендовал? Или даже, спросим жестче, кто-нибудь на нее годился? Или с другой стороны: неужели кто-то всерьез полагает, что Мандельштам, сотрудничая в газете «Московский комсомолец», не предпринял попытку организовать молодую советскую литературу? Предпринял, и еще какую. А что плохого-то в этом?
Как и положено биографу, Молодяков приводит документы и свидетельства современников, анализирует факты, выстраивает внутренние связи между событиями, обобщает и ставит вопросы, обращенные к читателю прежде всего. Специфика текста в том, что автору приходится, хочет он того или нет, работать и с антибрюсовским мифом. Осенью 2019 года исследователю довелось прочитать в музее «Мемориальная квартира Андрея Белого» на Арбате лекцию, которую он многозначительно назвал «Биография писателя: случай Валерия Брюсова (находки, открытия и закрытия)». О находках разговор долгий: Молодяков — библиофил и множество иллюстраций для биографического тома брал из своего собрания. Что помогает воссоздать атмосферу эпохи.
Что же касается открытий и закрытий… Сам Брюсов, раздумывая о позитивистском детстве в семье позитивистов-шестидесятников, почитавших Некрасова, Писарева и Чернышевского, резюмировал: «Вот что было впечатлениями моего детства, вот что создало мое миросозерцание, мою психологию. И я думаю, что какой она была в детстве, такой она осталась и до конца моей жизни». Рискованное, опрометчивое заявление. Молодяков комментирует: «Эту фразу повторяли авторы популярных (а порой и научных) статей о Брюсове, стремясь выставить его последовательным материалистом, оторвать от “мистических туманов” символизма и объяснить его позднейшее сотрудничество с большевиками принятием их философии. Все, что не укладывалось в схему, — от юношеского увлечения спиритизмом до серьезных работ в области эзотерики и традиционных знаний — объявлялось недостойным внимания или замалчивалось».
Подробно пишет биограф и об отношениях Брюсова с современниками; нужды нет специально оговаривать, кому в таких случаях достается обычно роль «мальчиша-плохиша». Вот, скажем, история с Буниным: «Бунин, подписавший 31 августа 1900 года со “Скорпионом” [имеется в виду издательство] договор на издание сборника стихов “Листопад” (вышел в конце января 1901 года), переживал медовый месяц отношений с символистами, которые омрачились отсутствием его имени в анонсах альманаха [“Северные цветы”]. Некоторая напряженность между ним и “скорпионами” возникла из-за отношения к стихам Бунина, чего Иван Алексеевич не прощал. <…> “За что, Валерий Яковлевич? Почему я исключен из «Северных цветов?»” — вопрошал Бунин 5 февраля. <…> Недоразумение быстро разрешилось: деловитый Брюсов напомнил обидчивому Бунину, что его приглашали, а он ничего не ответил, и сообщил, что место в альманахе еще есть. Тот не стал важничать и послал рассказ “Поздней ночью”. Бунин не зря запрещал печатать свои письма — они опровергали те легенды, которые он слагал о себе и других, исключая возможность того, что их автор когда-то мог проситься в декадентский альманах.
Окончательный разрыв произошел осенью 1901 года: “Скорпион” не взял ничего из предложенных Буниным книг, включая сборник стихов, а Брюсов резко сказал, “что все его писания ни на что не нужны, главное скучны” (сентябрь 1901), занеся эти слова в дневник. Это окончательно толкнуло Бунина в лагерь реалистов-“знаньевцев”, причем личные мотивы только усилили литературные разногласия. Брюсов несколько раз хлестко писал о бывшем приятеле <…> В 1910 году формальные отношения были восстановлены, но обида осталась. Бунин не простил отсутствия Брюсова на праздновании 25-летия своей литературной деятельности 28 октября 1912 года, что не компенсировалось ни избранием юбиляра в почетные члены Литературно-художественного кружка, ни оглашением официального приветствия, написанного Брюсовым как председателем дирекции Кружка, ни его личной телеграммой, хотя в обоих текстах подчеркивался поэтический дар чествуемого.
Через две недели после юбилея Бунин сообщил Н.А. Котляревскому мнение московских академиков <…> о кандидатах на три вакантных места по Разряду изящной словесности Академии наук <…> и решительно высказался против Брюсова <…>. Бунин как будто забыл, что дверь в Академию ему приоткрыли именно модернисты, издавшие “Листопад”, который Академия позже увенчала Пушкинской премией».
На таких историях не стоило бы заострять внимание — все люди, ангелов нет, у всех характеры, особенности, но ничья малость и мерзость, если позволительна такая отсылка к Пушкину, никак не влияет на художественное качество. Есть довольно много читателей с развитым вкусом, которые, услышав словосочетание «поэзия Бунина», вежливо пожимают плечами. Есть и другие, кто впадает в экстаз. Литература огромна, выбирай на вкус. Но репутация автора, основанная на бесконечном воспроизводстве небылиц, влияет на формирование и ход литературного процесса, в данном случае лишая Брюсова заслуженного посмертья: чем она хуже, тем меньше молодых брюсоведов; чем меньше их, тем слабее надежда на академическое собрание, на школьное и вузовское изучение, в итоге на читателя, ибо для кого еще работает литератор?..
Правда, в последнее время наметился перелом. Люди, ранее не замеченные в интересе к Брюсову, вдруг открывают его книги и начинают их читать. Недавно вышло несколько новых важных книг: «Валерий Брюсов — историк литературы. Переписка с П.И. Бартеневым и Н.О. Лернером», подготовленная и откомментированная Н.А. Богомоловым и А.В. Лавровым (М.: Литфакт, 2019); пьесы «Декаденты», «Учитель» и другие, опубликованные и откомментированные А.В. Андриенко (М.: МЦФ, 2019); чуть раньше Государственный Литературный музей выпустил альбом-каталог «Jeanne. Жена поэта Брюсова», составленный М.В. Орловой, А.О. Флеминг, М.Б. Шапошниковым. Но все это, при неоспоримой ценности публикаций и высоком качестве подготовки текстов, снова лишь подготовительные работы, материалы для изучения, а не реконструкция целостной картины жизни поэта, которому когда-то «путеводной звездой в тумане» показался несуществовавший русский модернизм — и который создал и организовал его.
Молодяков последовательно проводит в своей книге одну чрезвычайно важную мысль. Русский модернизм — это прежде всего прочего искусство свободы. Неслучайно едва ли не единственным литератором-модернистом, концептуально возразившим В.И. Ленину по поводу статьи «Партийная организация и партийная литература», был именно Брюсов, творческую свободу ценивший превыше всего, даже философии, а уж общественной мысли тем более. И спорили они именно о свободе, которую Ленин понимал сугубо партийно, а Брюсов — эстетически: вот кто первым заговорил об эстетических разногласиях с властью, позже отозвавшихся в деле Синявского и Даниэля…
Мне, как и Молодякову, во-первых, нравятся стихи Брюсова. Все прочее — в-остальных. Брюсов — поэт настоящий. Да, если продолжать делить единое русло на «поэзию чувства» и «поэзию мысли», его область, конечно, вторая. И что с того? Чем одно хуже другого?
Кстати, пора бы уже научиться оценивать искусство как искусство, а не как вторичный продукт по сравнению с «взглядами», «мнениями» и уж тем более «политической позицией». Сколько ж можно. Двадцать первый век на дворе.
Даже в таком изумительном контексте научная биография писателя — первый шаг к системному изучению его наследия. На данный момент можно сказать, что этот путь наконец начат. Вопрос о том, как процесс станет развиваться дальше, открыт.
Решат его время и профессионализм. Ну и обычная человеческая добросовестность.