Стихи
Опубликовано в журнале Знамя, номер 3, 2020
* * *
Мне приснилось — мы где-то на даче,
Стол с графином и огурцом.
Ты вернулся с войны — и я плачу
Над твоим обгоревшим лицом.
Всё пытаюсь обнять тебя — только
В заклубившейся тьме и пыли
Не могу дотянуться — сквозь толпы
Тех, которые не пришли.
* * *
Как же вышло так нелепо —
Повернулась жизнь кругом —
К керосинке, к пайке хлеба,
К еле видной лунке неба
С мокрым звёздным поплавком.
Крутанулась и вернулась —
В паспорте лиловый штамп,
А свобода ваша — дурость:
Вновь — петля пеньковых улиц,
Вновь — голодный Мандельштам.
И бояре кличут к бою,
Как наелись белены,
Слышишь флейты и гобои?
Только мы, дружок, с тобою
Всё пьяны и влюблены.
Что нам злоба, что нам ярость,
Чьи-то бредни и чины,
Что нам юность, что нам старость, —
Только нежность нам осталась
Среди будущей чумы.
Свет вечерний скуп и редок
Над заснеженной стернёй.
Только ёлки напоследок
Чёрные знамёна веток
Наклоняют над страной.
* * *
О, поезда отечества, долгих колёс бряцанье,
Дымящаяся картошка с солёными огурцами,
На бесконечных платформах спины квадратных тёток
То ли с картин Малевича, то ли с ближайших соток.
О поезда отечества, скверики привокзальные,
Сумки, платки пуховые, и анекдоты сальные,
И остановки во поле голом меж полустанками,
Свалкой, болотом: выехал, выпил — очнулся сталкером.
Тут тебе и Смородина речка, и мост Калинов,
Зековских белых косточек из-под земли — лавины.
Звонкие подстаканники. Хрящик куриный — съеден.
Пустошь да пустошь. Долго ли, коротко ли — доедем.
О, поезда отечества, каждый из вас — эпоха,
Кажется, не до Вологды, Кондопоги — до Бога.
Шпалы да волны гравия,
Пение про себя:
Это не география,
Это судьба, судьба.
* * *
Маше Виролайнен
Огромный дом остался без хозяина.
Притихли книг осенние леса.
В гостиную зайдёшь — а там зияние,
На лестницу шагнёшь — как в небеса.
Вдова с трудом идёт между пустотами,
Ещё не понимая, что вдова,
Как паутинки смахивая — сотнями
По воздуху плывущие слова.
Не то чтобы из рук работа валится —
Ей кажется, что мир утратил вес:
Глаза поднимешь — стены расплываются,
Подвинешь стул — как в поле или в лес.
Под вечер снег в окне займётся танцами
И кошка спрыгнет на пол — как при нём,
И голый куст — куда-то вбок потянется,
Антеннами шурша — приём, приём!
* * *
На поднос, не жостовский, голубой —
Жёлтый лист берёзовый, грошик медный:
Осень разгорается, как любовь,
Поначалу кажется незаметной.
Поначалу что там — банальный флирт,
Поблестит чуток и сыграет в ящик.
Красной краски тюбик да жёлтой — литр,
И огонь какой-то ненастоящий.
Но пока ты мудрствовал и решал,
Что же это — Гжель, Хохлома ли, Палех,
Точно печь открыли — пожар, пожар,
Дураку понятно, что мы попали,
Что уже охвачены все дворы,
Все леса полны золотым безумьем,
Что спасаться поздно, лишь до поры
Повисает в небе гусиный зуммер.
Золотым и красным горят тела,
А плечо заденешь — и сразу искры,
И ещё не скоро — зола, зола,
Утро, иней, яблоки в синей миске.
* * *
То не люблю его, то снова люблю:
То протрезвею, то опять на бровях,
То шью, склоняясь, то бросаю иглу,
Поранив палец или нитку порвав.
Как будто в доме то потоп, то пожар,
То батареи замерзают опять,
Как будто время вышивает Бежар —
За пядью быстрою — тягучую пядь.
Сейчас бы встать и повернуться спиной.
В окне торчит трубы кирпичной культя.
Но он склоняется вот так надо мной —
Верхушки сосен вдалеке золотя,
И тает облака бесстыжий Роден,
И слово жалкое не стоит гроша,
И бормочу ему — ну, шарф-то надень,
Ещё простудишься, — и губы дрожат.
* * *
Избавь меня, Господь, от суеты,
Оставь мне это поле и цветы,
И озеро, где брызгаются дети,
И поцелуи краденые эти,
И на косых лучах висящий лес,
И всё. Поскольку времени — в обрез
* * *
Август. Ясновельможное небо —
Так и хочется поклониться.
Пусто. Аистов больше нету —
Испарившихся колонистов,
Ни над полем, ни над машиной
Тарахтящей, ни у реки,
Только там, где они кружили,
Всё как будто висят круги —
Над сосной, над посёлком спелым
Всё не тают, кренясь, дрожа.
Так вот, плача, кружит над телом
Сорок дней, говорят, душа,
Высоту набирая, скорость,
Постигая свой путь земной.
А когда ты уходишь – голос
Долго кружится надо мной.
* * *
Знаешь, что я скажу тебе? Иди сюда.
Хватит нырять сквозь мокрые провода,
Кутаться в байковые облака:
Всё, что ему нужно — твоя рука
На плече и заполночь разговор.
Помнишь, как тень твоя переплывала двор?
Он её высматривает из-за бельма
Занавески: вырос. Но в руках его — складки льна.
Сделай что-нибудь, наконец, — приснись,
Перепрыгни ограду его ресниц,
Просто кивни, — он ждёт твоего кивка.
Ты же можешь. Пожалуйста. Жду. Пока.
* * *
Давай, как будто это оттепель
И снег раскисший, а не грусть,
Давай, как будто ничего теперь,
Тебя утратив, не боюсь.
Пруды под призрачными ивами
Стоят, продрогшие до дна.
Давай, как будто оба живы мы
И веселы — не я одна,
Как будто ты губами жадными
Уже нашёл меня во сне.
Звезда подрагивает жабрами
В своей колючей полынье.
* * *
Как же мне надоели дороги с ямами
И дворцы с заборами окаянными,
Чердаки с бомжами, вокзалы с пьяными
И ларьки с царевнами-несмеянами.
Как же мне надоела в подъезде хроника —
Маша-сука — почерком детским, ровненьким,
Протокольные рожи ментов-разбойников
И красавицы жены моих любовников,
Как начну помирать — так рядами стройными
Поплывут — клиентами Иеронима
(Наш отец — кабак, наша мать — ирония),
Надо мной склоняясь — теперь-то проняло?
Как начну лепетать — мол, играла-пела я,
Дескать, так и жизнь пролетела целая.
Залетит в окошко снежинка белая —
Что, скажи, душа, ты с собою сделала?
Всё вертела своими словами-цацками,
Не смотрела на небо тихо-ласково,
А уходит жизнь — не заманишь плясками —
Не беги за ней, не хватай за лацканы.
* * *
Набери меня, как проснёшься, —
Ну, конечно же, наберу.
Громыхая, трамвай пронёсся,
Спит река в голубом пару,
И на всей земле, по периметру —
Набери меня, набери меня!
Долго, тщательно, как наборщик
Набирает, шепча, букварь,
Набери меня — больше, больше,
Как прохожих — сырой бульвар.
Назови ты меня по имени,
Безымянную, — набери меня!
Словно армию, словно скорость,
Набери меня — словно хворост,
Воду — плещется по ведру,
Чистый воздух — поглубже в грудь.
Набираешь — слетают саночки,
Разгоняясь, со снежных гор,
И врезаются голоса наши
В самый дружный на свете хор —
От Архангельска и до Римини—
Набери меня, набери меня!
* * *
Каждый летний день — как стакан с вином.
Пей большими глотками, чтобы в ином
Мире, где ни запахов, ни ноздрей,
Помнить лица лютиков. Пей скорей,
Никаких довольно и не могу,
Пей с утра — ни капельки мимо губ.
Всё смешалось — воздух, листва, смола,
И гудящее низко ядро шмеля,
И шиповника вспыхнувшие огни, —
Пей. Повинную голову наклони –
И дождя прозрачные письмена
Наизусть заучивай, и меня.
Прыгнет белка, пойдёт по канаве ёж,
Пену облака сдуешь — и снова пьёшь.
* * *
Дни бегут, как крысы с корабля,
А душа, мошенница, растратчица,
Всё глядит на мокрые поля,
Медлит, упирается, артачится.
Щас под белы руки поведут,
Точно посчитают, что промотано,
Щас её, голубушку, на суд,
С криками ликующими — вот она!
Меж конвойных ангелов, гребя
Крыльями игрушечными, глянцевыми,
В первый раз не прячась,
на тебя,
Резко шею вывернув, оглянется.
* * *
Хорошо Александру
С изменившим Лепажем в руке,
Его ангел глиссаду
Не осилил, сорвался в пике.
Хорошо и Мишелю:
Стал мишенью — зато не зачах
С золотой вермишелью
На суконных казённых плечах.
Хорошо Николаю
В Ковалёвском просторном лесу —
Ни Руслан не залает,
Ни баландою не обнесут.
Как сияет кончина
Отметая подробностей гнёт!
А кому не по чину
Погибать — затаённо вздохнёт.