Сергей Лейбград. Убитое время
Опубликовано в журнале Знамя, номер 10, 2020
Сергей Лейбград. Убитое время: стихи. — Самара, 2020.
В предисловии к предыдущей книге Сергея Лейбграда, «Распорядок ночи», вышедшей два года назад, поэт и философ Виталий Лехциер писал: «Лейбград принадлежит конкретистско-концептуалистской постлианозовской традиции, синтезировав ее непреходящую радикальную проблематику высказывания с риторическими формальными возможностями конвенционального стиха в его самых разных изводах и обогатив некоторыми собственными приемами (отмечу, что Лейбград признан в этом своем качестве ведущими представителями оной традиции). Поэтому его силлабо-тоника периодически (аналитически и спонтанно) распадается на речевые массы, фразовые миниатюры, обрывки, внезапные отдельные реплики, то бишь итальянские и иудейские осколки большого лирического стиля, — чтобы то и дело заново, процессуально собираться, оформляться в него здесь-и-сейчас».
Мне приходилось слышать упреки в адрес молодых современников, которые обращаются, например, к «беспроигрышной» теме Холокоста, но не пишут философскую лирику, не развивают интеллектуальную поэзию. Благодаря Сергею Лейбграду я знаю, что на это возразить.
Он — автор зрелый, глубокий, интеллектуальный — о Холокосте пишет и думает. В «Убитом времени» тень былых трагедий ложится на множество текстов, даже на забавные афоризмы автора. И мое сердце на это отзывается: и мне при слове «катастрофа» являются расстрельные рвы. Это знание не в крови, оно в памяти культуры, можно желать и мечтать от него избавиться — но забвение самоубийственно. Травма, нанесенная двумя мировыми войнами ХХ века, до сих пор не изжита, не все ее уроки усвоены — и Сергей Лейбград напоминает об этом постоянно.
«Убитое время» — книга очень современная, актуальная во всех смыслах, в ней отразился уже и 2020 год (стихи о коронавирусе), который во многом стал переломным (как минимум для ряда механизмов общения, для культуры). Поэзия социального сдвига эсхатологична. Поэт пишет о самоощущении человека на краю гибели, накануне конца истории:
что за женщина
что за страна
чье это тело
оторванное от дома
комната от дыма черным черна
кома
искомая немота
оскомина
похожая на сушеную грушу
время
сплюснутое как жмых
стисни зубы
оставшиеся в живых
чтоб ни одно слово
не вырвалось наружу
Для поэта необычные соположения близких по звучанию слов — не самоцель, этот и другие приемы поставлены на службу смыслу текста. Лейбград виртуозно владеет приемами превращения слов, близких по звучанию, в «однокоренные», создавая целые цепочки перехода созвучий в значения (кома — искомая немота — оскомина), у него «каждое слово — скоба». Такие столкновения смысла и звучания любили и Хлебников, и Мандельштам.
Иногда новые смыслы у Лейбграда рождаются и словно из простого зубоскальства («пол путин»). Мы знаем, как это сделано, — но есть здесь и то, что не дает просто улыбнуться: горькое зерно. Вырисовывается сюжет, в котором «дроны кончаловского» участвуют в безумной самогонке вооружений («иенг сари и пол путин…»).
Лейбграду свойственны афористичность и злободневность. Среди текстов книги есть короткие высказывания, то поэтические, то намеренно прозаические. Их можно охарактеризовать как афоризмы или даже bon mots, выражения, которые стремятся (и имеют шанс) уйти в народ, стать мемами:
Монолог Обломова
Я рано лег.
Я поздно встал.
Я так устал.
Я так устал.
Или:
в наших киллерских прицелах
мы видали много видов
белый дом для престарелых
желтый дом для инвалидов
Или:
культуры нет
зато есть люди
не дающие ей исчезнуть
Поэзия Сергея Лейбграда — мост между ХХ и ХХI веком. Она актуальна без выпячивания актуальности и при этом традиционна в рамках тех традиций, которые активно осваиваются современной поэзией, — например, традиции авангарда начала ХХ века, как футуристской, так и акмеистской. Сама поэтическая серия «Цирка Олимп» очень интересна, в ней издавали, например, прекрасного и недооцененного Александра Ожиганова. Сергея Лейбграда называют продолжателем поисков лианозовцев. Однако тексты его не только описывают реальность, но и яростно на нее реагируют — как будто продолжая вечный спор, превращаясь в аргументы этого спора, в отражение постоянной работы мысли.