Отражение реки в публикациях журнала
Опубликовано в журнале Знамя, номер 1, 2020
Фрукт — яблоко, поэт — Пушкин, река — Волга.
Первая ассоциация всегда самая точная. Саратовскую «Волгу» многие по праву считают одним из лучших региональных литературных журналов России. Среди других изданий хватает тех, кто замыкается в себе, отдавая приоритет местным авторам. Для «Волги» же никаких границ нет — в журнале печатаются поэты, прозаики, критики и публицисты со всего света. Скажем, в № 1–2 за 2019 год представлены авторы из нескольких российских городов, а также из Украины, Израиля и США. В № 3–4 есть гости из Прибалтики и Австралии. И список можно продолжать. Среди них немало литераторов с именем — авторов многочисленных книг, финалистов и лауреатов авторитетных премий. Также «Волга» регулярно открывает новые имена и иногда служит мощным трамплином для тех, чье имя раньше звучало совсем тихо. Скажем, неожиданно обретший славу роман Алексея Сальникова «Петровы в гриппе и вокруг него» впервые был опубликован именно в «Волге».
Сегодня роман или большая повесть есть в каждом выпуске журнала. Также на страницах издания присутствуют рассказы, стихотворные подборки и рецензии. Иногда появляются пьесы и переводы. Не забывают здесь и о публикациях из культурного наследия. Отдельного упоминания заслуживает рубрика «Жизнь художников» — подобного в литературных «толстяках» нынче мало. Есть в журнале и иной местный отпечаток. Куда же «Волге» без Волги? О главной русской реке — о ее отражении в «волжских» публикациях 2019 года — мы и поговорим в этом выпуске «Переучета».
Начнем с Сергея Боровикова, много лет возглавлявшего редакцию «Волги» и по сей день остающегося постоянным автором журнала. В № 1–2 под рубрикой «Ретроспектива» печатается его очерк «Лодки». Лодки — одна из радостей человека, чья жизнь проходит в городе, расположенном на берегу крупной водной артерии. Три лодки — три этапа судьбы: детство, молодость, зрелость — повод вспомнить тех, кто был рядом, с кем автор в разные годы плавал по Волге. Рассказчик стареет, и в его текстах растет количество грустных нот. Истории про неслучившуюся папину дачу и случившуюся «гулянку» из первой части очерка — бодрая песня счастливого человека. Черта понятна и естественна: о собственной молодости опытные писатели почти всегда рассказывают легко и весело — часто в баечной форме, даже немного по-хулигански. Получается дружеское литературное застолье. Умные, много читающие люди, ходячие энциклопедии — но при том и хряпнуть могут как следует, и матерную частушку забабахать… Финал третьей части очерка — минор в формате дневниковой записи: «…от лодки надо избавляться. Какой из меня лодочник теперь и физически — канистру поднять нельзя». Возраст и сопутствующие ему болезни берут свое: шесть журнальных полос — короткий мемуар: вся жизнь человека в трех лодках.
Грустью пропитана и шестидесятая серия многолетнего цикла Боровикова «В русском жанре». Она увидела свет в № 3–4 «Волги». «Нашему поколению пришла пора не вспоминать, а умирать. Может, и о нас вспомнят и напишут», — этими словами заканчивается заметка об ушедшем несколько лет назад прозаике Николае Климонтовиче, чей первый большой роман когда-то был напечатан именно в «Волге». Имя реки прозвучит в нескольких заметках шестидесятого — юбилейного и последнего, по словам автора, — «Русского жанра»: Боровиков скажет о судьбах поволжских немцев, признается, что вынужденно стал «невыездным», хотя раньше привычным делом были речные поездки к соседям в Волгоград, и порассуждает о современном названии этого города. Мысли автора о Волгограде — это мысли о нашей истории в целом, о непрекращающихся попытках ее переписать в угоду действующей идеологии. Три имени со значением: Царицын — Сталинград — Волгоград. Последнее — самое нейтральное, но при том и самое безликое, годящееся вообще для любого города, стоящего на великой реке. А нужны ли нам памятники русским царям и царицам, памятники Сталину? Новые — нет, — отвечает Боровиков, — однако уже существующие трогать не стоит. «Бороться с историей, ее именами, названиями, да и памятниками глупо и смешно». Были в нашей истории цари. Был Сталин. А Волга… Волга остается.
По Волге и не только по ней продолжает путешествовать Михаил Бару, чьи путевые очерки появились в нескольких номерах саратовского журнала за этот год. Для своих поездок автор выбирает маленькие российские города, куда нога туриста ступает нечасто. Вельск, Шацк, Заволжск… Вспоминается серия очерков Дмитрия Данилова о подобных «нераскрученных» городах, когда-то выходивших в ныне покойной «Русской жизни» и затем объединенных под одной обложкой в книге «Двадцать городов. Попытка альтернативного краеведения». На этом месте стоило бы пуститься в размышления о двух типах читательского отношения к травелогам. Первому типу всегда любопытен новый или иной взгляд на хорошо известное. Так, скажем, продолжают издаваться и пользоваться успехом многочисленные литературные путешествия по исхоженной вдоль и поперек Венеции. Второй тип жаждет прочитать о том, чего он никогда не видел, вряд ли увидит и, более того, вряд ли прочтет где-то еще. На литературной карте страны Шацк не виден, да и на географической его с трудом найдешь, а то и не найдешь вовсе. Как он связан с Волгой? Очерк «Обломок надгробного камня», опубликованный в № 5–6 «Волги», Михаил Бару начинает с преданий старины глубокой, обращаясь к временам, «когда никакого Шацка не было, а на том месте, где он сейчас стоит, шумели дремучие дубовые и сосновые леса. Леса шумели по берегам маленькой речки Шача, которая впадала в Цну, которая впадала в Мокшу, которая впадала в Оку, которая впадала в Волгу, а уж Волга… Рыбы в этих реках было столько, что у живших в тех местах племен мордвы и мещеры в языках не существовало глагола “не клюет”». Но давайте лучше обратимся к городу, который на Волге стоит и чье название, как и название Волгограда, образовано от имени реки. «Золотую комету о пяти лучах», вышедшую в № 3–4 «Волги», автор посвятил Заволжску. Ивановская область, десятитысячный городок на левом берегу Волги напротив Кинешмы. «От Кинешмы до Заволжска всего полчаса езды на машине — переехал через Волгу по мосту, проехал несколько километров по разбитой дороге и вот уже Заволжск». Вроде просто, но ближе к концу очерка Бару поведает нам историю долгого строительства этого многострадального моста. С подробностями и горьким юмором: от нашей русской бесхозяйственности и извечной надежды на авось не сбежать. Любое путешествие автора — прежде всего в историю — историю города, выстроенную по хронологическому принципу. Заволжск — это люди, заводы, взлеты и падения. И — Волга.
На Волге, в Саратове, родился писатель Александр Митрофанович Федоров (1868–1949), о котором в № 1–2 журнала рассказывает Вадим Ярмолинец. У объемного нон-фикшна «На грани забвения» есть почти все, чтобы в перспективе стать книгой в серии «Жизнь замечательных людей». Биография героя от пращуров до потомков, обстоятельный анализ его творческой и личной жизни… Не хватает главного — громкого имени. Ширнармассы Федорова попросту не знают. Ярмолинец уточняет, что имя его героя и вовсе «было бы, скорее всего, забыто, если бы только Валентин Катаев не использовал историю его семьи для одного из своих лучших текстов — повести “Уже написан Вертер”. Это был не первый случай, когда Катаев вспомнил Федорова. Он появился под своим именем в более ранней повести “Трава забвения” и под именем писателя Воронова в рассказе 1917 года». Катаев, Бунин, Москва, Уфа, Одесса, Болгария — перипетии судьбы Федорова увлекают. Что же касается Волги — героини нашего «Переучета», — то река становится единственным светлым пятном в детстве Федорова. Страшная нищета, пьющий отец, избивающий мать и доводящий ее до смерти… Зато рядом — «волжские просторы, бесконечные плоты и похожие на разбойников косматые плотовщики, угощающие мальца ухой и раками».
На Волге прошли ранние годы и Петра Андреевича Рылова — центрального персонажа новеллы Николая Фоменко «Коллекция», представленной в № 1–2 журнала. «Ночью Рылову снилось детство. После войны Рылов был в детском доме под Саратовом. Снилась маслянистая вода на Волге, измятая мелкой волной. Маслянистой она казалась от зеленых водорослей и солнца, которое пробивало зеленую воду, окрашивая ее в цвет растительного масла. Их водили на Волгу купаться». В настоящем Рылов — старик, решивший передать городу много лет собираемую им коллекцию картин. Этакий современный Третьяков. Только оказывается, что городу его коллекция не нужна. Подобрать подходящее для галереи помещение, все юридически оформить, затем тратить и без того скудные бюджетные средства на его содержание — да кому нужен такой геморрой! Поднимаемая в рассказе проблема не нова: почти везде — что на Волге, что на Енисее — культура финансируется по остаточному принципу. Национальная оборона, правоохранительная деятельность, экономика — это важнее. Но «культурка» не нужна и тем самым ширнармассам. Народ, как и государство, волнует совсем иное. Вопросы, задаваемые Рылову и чиновниками, и горожанами, показательны. Ключевой — естественно, про деньги: сколько стоят твои картины? Какая культура, если все измеряется деньгами?! В сегодняшних широких представлениях культура — прежде всего то, что продается. Делающее кассу патриотическое кино или собирающие «Олимпийский» модные исполнители — это культура. Остальное, по определению грузчика, пытающегося вместить картины Рылова в два контейнера, — хлам.
Коротенький рассказ Андрея Резцова «Итальянский Сергей Есенин», увидевший свет в № 3–4 «Волги», — сплошной оксюморон. За спиной героя — замерзшая зимняя ночная Волга — бесконечный черный лед, освещенный полной луной. Перед ним — рыбный магазин с продавцом-итальянцем, похожим на Есенина и одетым в одну лишь майку — «жарко же». В одном кадре зима и лето, холод и жара, черное и белое, Россия и Италия, смерть и жизнь. Фантастическое двоемирие, а рассказчик — на его границе. Плюс угощение рыбой как христианский символ. Сколько читателей — столько и трактовок. Что точно хотел сказать прозаик — поди ж угадай. Издалека долго…
Напоследок — еще раз о многозначности. На страницах «Волги», помимо Волги, можно встретить и «Волгу». На автомобиле этой марки ездят мэр города из «Коллекции» Николая Фоменко и персонаж рассказа Кати Капович «Рынок, очередь…» («Волга», 2019, № 1–2) Саша Болван.
«Ударение в фамилии на первый слог».