Татьяна Вольтская. Крылатый санитар
Опубликовано в журнале Знамя, номер 1, 2020
Татьяна Вольтская. Крылатый санитар. — М.: Воймега, 2019.
Татьяна Вольтская вписалась в петербургский поэтический ландшафт около двадцати лет назад, но настоящее признание и в Москве, и в Петербурге, и в зарубежной русскоязычной среде пришло к ней только в последние два-три года. Почему? Вряд ли найдем исчерпывающий ответ.
Вероятно, в последние годы что-то уточнилось, чуть-чуть сдвинулось в поэтике Вольтской, обрело более четкую фокусировку, в том числе стала проникновеннее и органичнее мелодика стихов. Все стихотворения книги ярко эмоциональны: в любовной лирике — проникновенно-щемящие интонации:
Я хочу обнять тебя руками, ногами, хвостом,
Створками раковины, ворсинками, бахромой, кустом…
В гражданских стихах диапазон модуляций голоса широк — от гневного неприятия лжи и зла:
Мы живем на проспектах имени палачей,
Раскрываем рот — и голос у нас ничей…
— до сопричастной сострадательности к жертвам:
У сухого пня с тобой посижу, браток,
Пошепчусь, пошуршу, как сухой листок, —
Пока мне на роток не накинет земля платок.
В каждом случае интонация вовлекает читателя в поэтический мир, созданный автором, приобщает к ее переживаниям, метким наблюдениям, саркастическим отповедям; делает читателя соучастником в творимом ею поэтическом пространстве.
Другое характерное отличие поэтики Вольтской — насыщенность ее стихов метафорами. Немало их даже в разделе «Содержание», включающем в себя названия стихотворений: «Ты включаешь меня, нажимая на пуск…», «В темной утробе зимы шерстяной…», «Снег лежит, как убитый царевич…», «Развернулась гармошка ступенек…», «Мы будем точкой с запятой на зимней мостовой…»…
В любом обыденном предмете или явлении автор сразу схватывает («хищный глазомер простого столяра») другую сущность: аэропорт предстает «прозрачным, как песочные часы», джин наполняет рюмку, в которой «уже притаилась тоска», в поворотах набережной — «повороты конских шей»; облака «летят, как ангелы».
Книга насыщена такими примерами.
Встречаются стихотворения — сгустки метафор, подобные галактическим образованиям в звездном небе. Они воспринимаются как одна большая развернутая метафора, например, «Спящий не спит…»:
Спящий — кочевник. Чем его сон короче,
Тем длиннее путь, тем больше мелькает лиц.
Черное молоко, черное молоко ночи
Под теплыми животами невидимых кобылиц.
Спящий — охотник: он забывает отчий
Язык, впереди его — дичью — несется мысль,
Которую он не поймает. Черное молоко ночи
Прокисает под утро, превращаясь в кумыс.
Здесь автор погружает нас в метафизику сна творческого человека. «Черное молоко ночи» — ночная тьма, которую непрерывно пьет спящий1 . Он путешествует по времени и пространству, как охотник за дичью, гонится за ускользающей мыслью. А с ослаблением сна творческое начало в спящем ослабевает, подобно тому, как «черное молоко ночи», «прокисая под утро», превращается в кумыс, то есть теряет свои первоначальные свойства…
Поэзия Вольтской традиционна, насколько это возможно сегодня, когда традиции сотрясаются новыми веяниями и сам язык претерпевает изменения чуть ли не катастрофические. Тем не менее поэту удается сохранять верность традиции: стих ее грамматически безупречен, налицо пренебрежение формалистическими изысками, подкупают искренность и доверительность интонации. Традиционна и запись стихов: каждая строчка стихотворения начинается с прописной буквы. При этом стихи ее чаще всего сложны и многоплановы, и если уместны здесь математические параллели, то можно уверенно сказать, что ее поэзия ассоциируется с высшей математикой, оперирующей интегралами и производными.
«Крылатый санитар» — одиннадцатая книга Вольтской. В ней четыре раздела: «С той стороны жизни», «Отпуск», «Случайные попутчики», «Здравствуй, снег».
Стихотворения в первом и четвертом — в основном о любви: то счастливой, то драматической, то печальной. Счастливой, когда взаимная, дающая ощущение полета:
Башмаками земли не касаясь,
Головами — сырых облаков,
Вызывая веселую зависть,
Раздвигая руками легко
Невода непросушенных улиц,
Сквозь вечернюю белую мглу
Мы идем, поминутно целуясь,
Замедляя шаги на углу…
Драматической любовь ощущается, когда отягощена расставанием:
Ты не вспыхнешь напоследок, не прошепчешь мне — постой! —
Этот воздух слишком едок, и на улице пустой
Резок свет автомобиля, словно лезвие ножа.
Ничего я не забыла. Уезжаешь — уезжай!
Печальной, потому что лирический герой2 умер какое-то время назад:
…Жила бы в другом краю,
Без еловых густых мехов —
Ни про жизнь твою, ни про смерть твою
Никаких бы не знала слов.
Да, человек ушел в мир иной, но в поэтическом мире Вольтской он остается рядом с нею, и разговор с ним длится и длится.
Поэтому первый раздел книги получил название «С той стороны жизни…», а четвертый хотя и назван «Здравствуй, снег», но стихи в нем — тоже о любви, вероятно, о той же самой:
Этой ночью с завернутым краем
Стылой жизни, с подтаявшим льдом
Мы друг друга найдем, потеряем,
Потеряем и снова найдем.
Второй раздел, «Отпуск», назван по его центральному стихотворению, которое посвящено Крыму и состоит из двенадцати элегантных и классичных восьмистиший. Одно из них, третье, особенно хочется процитировать за его живописность:
Все торговки в ларьках у пирса,
Поклоняющиеся жаре,
Мужичок, что с утра напился,
Даль, дрожащая, как желе, —
В тучу вперились, как в крамолу,
Как в приплывшего мертвеца,
А мальчишки сигают с мола
В малосольное Черное море
Цвета свежего огурца.
Тут же ряд замечательных стихотворений, тематически отличающихся от стихотворений других разделов, в частности, «Уже смеркается, Меркуцио….» по мотивам трагедии Шекспира «Ромео и Джульетта», где смерть Меркуцио становится предвестием других смертей. Во второй строфе — потрясающая метафора сползания смертельно раненного друга Ромео по лестнице:
И можно не ползти по лестнице,
Как краб с оторванной клешнею…
Нельзя не отметить стихотворения «В Европе учат жить, в России умирать…» —реплику и на стихотворение Мандельштама «Ариост» («В Европе холодно. В Италии темно…»), и на стихотворение Некрасова «Памяти Добролюбова»: «Но более учил ты умирать…».
В третьем разделе книги «Как я люблю вас, современники» Вольтская предстает в другом качестве: сюда входят ее гражданские стихи. Это тоже лирика, но иного накала: здесь отклики и на трагическое прошлое страны, и на драматические события сегодняшнего дня. Так, начинающееся строкой-рефреном стихотворение «Мы живем на проспектах имени палачей…» посвящено незаживающей, как рана, памяти жертв репрессий советского времени:
И куда ни пойдешь — на запад ли, на восток,
Бедный Юрик, бедный-победный Санек, Витек —
Все тропинки тобой перечеркнуты — поперек…
Стихотворение «Как я люблю вас, современники…» (с анафорой первой строки) — отчаянное сожаление об индифферентности значительной части молодежи по отношению к общественным событиям, происходящим сегодня в стране:
Как я люблю вас, современники,
В тенечке ждущие под соснами,
Когда из вас навяжут веники,
Когда засыплют вас доносами…
Здесь же стихотворение про общественное движение «Бессмертный полк» («Вот он плывет над нами — призрак, Бессмертный полк…») — о том, как благородный спонтанный порыв рядовых граждан, порожденный памятью о погибших на войне близких людях, превратился в результате вмешательства чиновников от власти в казенное пропагандистское мероприятие:
…Молчали деды — придя с войны.
Внуки пригубят крови дедовой — и пьяны,
Столько ее разлито — рядом ли, вдалеке —
Все мы стоим по шею в теплой ее реке.
Волны ее упруги: здесь, посреди реки,
Все поневоле братья, на берегу — враги.
Завтра пойдут колонной дети — и встретит их —
Черной икрой ОМОНа площадь: не для живых…
Искореженной судьбе известного правозащитника, историка войны Юрия Дмитриева, арестованного и находящегося под следствием в результате предвзятого, по общественному мнению, обвинения, посвящено стихотворение «Вот он, спаситель страны, которой не до спасенья…».
Пафос стихотворений этого раздела — в неприятии лжи и насилия над людьми, попрания гражданских свобод.
Главные направления творчества Татьяны Вольтской, лирика любовная и гражданская, счастливо сосуществуют и дополняют друг друга в ее творчестве и в книге «Крылатый санитар». В основе обоих направлений — любовь. В одном случае — к отдельному, самому дорогому для нее человеку, в другом — к отечеству, Петербургу, родной природе, снегу, соотечественникам.
Показательно в этом смысле ее недавнее стихотворение «Еще одно заброшенное поле…», опубликованное в Фейсбуке 8 июля 2019 года и не попавшее в книгу. В нем — мысль, очень важная для автора — и для нас: руки, раскрытые для объятия любимого, обнимают всех несчастных и обездоленных:
Но сквозь тебя плывут, как через поле,
То беженцы, скользящие из рук,
То детский плач, то отголоски боя,
То три солдатки, впрягшиеся в плуг,
И корка хлеба, и головка лука
На поздний ужин — кипяток и жмых.
Сквозь поле незасеянное — руки
Тяну к тебе, но обнимаю — их.
А «Крылатый санитар» в названии книги — это, по мысли автора, наш общий ангел-хранитель, с горечью наблюдающий из небесного «приемного покоя» за нашей духовной «стылостью», за отсутствием милости ко «всякой малости, всякой живности», за неспособностью в полной мере сострадать и сочувствовать друг другу.