Опубликовано в журнале Знамя, номер 9, 2019
Об авторе | Владимир Васильевич Колобов родился в 1958 году в Тамбовской области. Окончил факультет журналистики Воронежского госуниверситета. Работал журналистом в региональной и центральной печати. В 1992–1996 годах был главным редактором областной газеты «Молодой коммунар». В настоящее время — доцент факультета журналистики ВГУ. Доктор филологических наук. Автор многих документально-публицистических книг, в том числе «Жигулинский век», «Дневник А.В. Жигулина как документ эпохи», «Читая дневники поэта…», «Уроки “Нового мира” А.Т. Твардовского», и около ста научных работ. Член Союза российских писателей. Живёт в Воронеже.
В 1999 году поэт Анатолий Жигулин написал рассказ «Прогулки с Беллой»1 . Уже из названия понятно, что главный герой этого произведения (помимо самого автора) — Белла Ахмадулина…
Как и другие прозаические произведения Жигулина, рассказ основан на реальных событиях и личных переживаниях автора. «Прогулки с Беллой» — рассказ-реквием о любви на закате жизни. Это стихотворение в прозе, поражающее обнажённостью и целомудренностью чувств.
Дневники Анатолия Жигулина, поступившие в 2013 году на постоянное хранение в Воронежский областной литературный музей им. И.С. Никитина, раскрывают историю создания рассказа, содержат дополнительную информацию о личных и творческих отношениях известных поэтов.
Следует сразу сказать, что в рассказе присутствуют ещё два важных действующих лица. Это Ирина Викторовна Жигулина (1932–2013), супруга, муза и верный помощник поэта, и Борис Асафович Мессерер, муж Беллы Ахмадулиной, театральный художник, сценограф, педагог.
Ангелы-хранители…
* * *
Сюжет рассказа. Летом 1998 года Жигулин в очередной раз оказался в Центральной клинической больнице (ЦКБ) с тяжёлым недугом. Предстояла опасная, рискованная для жизни операция. Врачи не были уверены в благополучном её исходе в связи с тем, что их пациент, мягко говоря, не отличался богатырским здоровьем (до этого он уже перенёс несколько инфарктов). Выдержать испытание Жигулину помогла Ахмадулина, «по счастливой случайности» оказавшаяся в той же больнице в соседнем корпусе.
Из дневника Анатолия Жигулина:
«18 июня 1998 года, четверг.
Приходили Ира и Вова. Встреча у аптеки с Беллой Ахмадулиной и Борисом Мессерером. Белла лежит в другом корпусе. Беседа…»
Из рассказа «Прогулки с Беллой»:
«Приехали навестить меня жена Ирина и сын Володя. Я провожал их. Мы уже были в огромном вестибюле Главного корпуса, когда Ира сказала:
— Смотри, у аптечного киоска — Белла и Боря.
— Да, — сказал я громко, — это Белла и Боря.
Они услышали, обернулись, и Белла воскликнула:
— Толечка, и ты здесь?! Как хорошо! Я в пятом корпусе. Это недалеко. По асфальту и немного через лес. Приходи ко мне!.. Нет, я завтра сама к тебе приду! Какая палата?
— 580! На этом лифте подниматься.
— Хорошо! До завтра!».
Фразы простые и лаконичные. Без эпитетов и деепричастных оборотов. Восклицательные знаки свидетельствуют о чувствах, которые переполняют наших героев. Талант и искренность — отличительные черты поэзии Анатолия Жигулина и Беллы Ахмадулиной. Такими же — открытыми всему миру — они были и в жизни…
Продолжение рассказа «Прогулки с Беллой»:
«Я проводил своих и поднялся в свою палату. И стал вспоминать Беллу. Её стихи попались мне сразу после моего возвращения с Колымы и реабилитации — в конце 50-х годов в каком-то журнале, кажется, в «Юности». Стихи были прекрасны. Если юная девушка пишет такие чудесные стихи, подумал я, — это большая радость для русской поэзии.
Познакомились в Москве в середине шестидесятых годов, может, и раньше — на каких-то выступлениях. Обменялись книгами».
* * *
Далее автор вспоминает поездку в составе писательской организации в Грузию. Было это в 1972 году. «Поэтов много, но я помню ярко только Беллу», — пишет Жигулин.
Дневник писателя позволяет точно определить дату поездки в Грузию — 5–14 октября 1972 года. Именно тогда по приглашению вновь избранного первого секретаря ЦК Компартии Грузии Эдуарда Шеварднадзе республику посетила делегация советских писателей во главе с Константином Симоновым.
В «Грузинском дневнике» неоднократно упоминается имя Беллы Ахмадулиной. Цитирую:
«Рр с Беллой о кузнечике».
«Во время ужина — беседы с Беллой (о том, как она швырнула туфлю в Ф. Чуева, когда тот предложил тост за “самого великого грузина”. Молодец, Белла! И главное — попала прямо в нос и разбила до крови. А было это где-то здесь в Грузии). Беседа и на иные темы. Танцы».
«Белла со вчерашнего дня весьма ко мне прониклась».
«Правительственный приём в ресторане “Арагви”. Стоя. Стульев не было. Говорят, это впервые в Грузии. После приёма хороший вечер у Эдика Элигулашвили. Очень хорошо прошло время. Читали стихи: Белла, я (“Кострожоги”, “Бурундук”, “Забытый случай”), Ю. Ряшенцев, А. Тарковский, А. Цыбулевский. Мои стихи понравились, даже потрясли кое-кого. И Тарковский проникся, не говоря уже о Белле…»
Имя Беллы Ахмадулиной подчёркнуто розовым фломастером и с двух сторон шариковой ручкой выделено высокими чёрточками. В дневнике Жигулина много таинственных знаков в виде кружочков, стрелочек, инициалов, каких-то иероглифов, смысл которых был понятен только ему одному. Впрочем, некоторые тайны автору этих строк удалось расшифровать. Но это тема для отдельного разговора.
* * *
Продолжение рассказа «Прогулки с Беллой»:
«Белла пришла ровно в девять утра, сразу после завтрака. Она была в короткой курточке и в длинных белых брюках с черными квадратиками. В руках — букет цветов. Лицо её сияло небесной радостью.
— Толечка родной! Я к тебе пришла!.. Вот цветов тебе принесла, нарвала на пустыре. Они уже в стакане с водой. Стакан я стащила в нашей столовой.
— Спасибо. Бел! Ты такая очаровательная! Я тебя поцелую?
— Да, конечно! Мы сегодня ещё не целовались.
И я подумал: Боже мой! Да ведь это судьба посылает мне последнюю в моей жизни любовь (я был уверен, что не выдержу операцию)».
Ключевые фразы из рассказа «Прогулки с Беллой»:
«…В первые же дни наших прогулок вдруг твёрдо выяснилось, что нас давно, может быть, с Грузии связывает какое-то особенное тонкое дружеское чувство понимания и даже нежности, очень похожее на любовь. Оно долго теплилось и вспыхнуло вдруг ярко в ЦКБ. Наверное, поэтому наши долгие прогулки были насыщены и радостными, и печальными ощущениями, как сама жизнь, из которой ничего нельзя ни выкинуть, ни забыть. Мы целиком интересовали друг друга — и своими судьбами, и своим творчеством, и своим разным душевным и жизненным опытом. Мы словно бы пришли из двух разных миров, но, несмотря на это, оказались вдруг очень близкими людьми».
* * *
Имя Беллы Ахмадулиной часто мелькает на страницах дневников Анатолия Жигулина 1970–1980-х годов. Два поэта встречались на писательских собраниях, творческих вечерах в Центральном Доме литератора, в редакциях газет и журналов. Упоминается её имя и в разговорах с другими поэтами.
«8 января 1973 года, понедельник.
Встреча и беседа с А. Вознесенским во дворе СП СССР. Шёл впервые за зиму снег. О поэзии… О Б. Ахмадулиной — рожать собирается. Дай Бог!»
В октябре 1973 года Жигулин во время своего выступления на вечере поэзии в Политехническом музее, посвящённом Владимиру Маяковскому, прочёл стихотворение «Забытый случай»:
Забытый случай, дальний-дальний,
Мерцает в прошлом, как свеча…
В холодном БУРе на Центральном
Мы удавили стукача.
Случай, честно говоря, жуткий: двенадцать заключённых, взявшись за жгут с двух сторон («чтоб никто не смел сознаться, когда допрашивать начнут»), совершили самосуд над человеком, пусть и плохим. Ортодоксальные литературные чиновники решили наказать поэта за публичное чтение «нежелательных стихов».
В защиту Жигулина выступили К.М. Симонов, В.Н. Соколов, Е.А. Евтушенко и другие известные литераторы. Естественно, не могла остаться в стороне и Белла Ахмадулина.
«26 ноября 1973 года, понедельник.
Редакция «Д н».
Приходил Кайсын . Знает о моём выступлении в Политехническом и о моих неприятностях в связи с этим. Очень, мол, Белла беспокоится за тебя. Она, дескать, помнит это стихотворение о стукаче — по Грузии, и очень взволновалась. Что ж, спасибо Белле. Она — добрая душа! Да и Женя, мол, Евтушенко тоже был возмущён всем этим делом».
Поясним: Кайсын Кулиев — не только знаменитый в то время балкарский поэт и друг Анатолия Жигулина. Его сын, режиссёр Эльдар Кулиев, в 1970-х годах был гражданским мужем Беллы Ахмадулиной и отцом их общего ребёнка.
Ахмадулина искренне радовалась успехам своих друзей и коллег. В том числе, конечно, и Жигулина.
«19 июня 1975 года, четверг.
Восторженный отзыв Б. Ахмадулиной о моих стихах, обо мне».
«26 октября 1975 года, воскресенье.
Звонок Белле Ахмадулиной по новому телефону. Рр с Беллой — о новой её книге, и вообще — краткий разговор о жизни».
«1 января 1995 года, воскресенье.
Вчера вечером меня поздравили с Новым годом и 65-летием… Очень порадовала меня Белла Ахмадулина. Она в восторге от моих “Чёрных камней”:
— Толечка родной! Я всё время читаю твою книгу. Читаю и перечитываю. Это прекрасная проза! Я много прочитала всего о тюрьмах и лагерях, но с такой великолепной книгой я встретилась впервые. Ты пишешь так тонко и удивительно. И стихи в книге прекрасны — мудры и человечны. Спасибо тебе!».
* * *
Ахмадулина первой встала на защиту Жигулина, когда в 1995 году на страницах столичной газеты появился тенденциозный материал, содержавший грубые выпады в адрес писателя. В коллективном письме под названием «Чёрный камень — в автора “Чёрных камней”», подписанном известными литераторами, в частности, говорилось: «Жигулин жил и живёт как бессребреник, как подвижник, не желая суетиться и унижаться в пресловутой борьбе за место под солнцем. Это просто противно его природе, природе поэта и человека. Присутствие таких людей в обществе бесценно, ибо способно облагородить сам духовный климат» («Литературная газета», 24 мая 1995 года).
В 1996 году Жигулин Указом Президента России был удостоен Пушкинской премии в области поэзии. В числе его самых активных сторонников, хлопотавших о присуждении премии, была Ахмадулина.
«2 августа 1996 года, пятница.
Давно хочу записать трогательную деталь. Когда фотографировались в Георгиевском зале с Президентом, я оказался рядом с Борей Мессерером. Он мне сказал:
— Моя Белла чуть с ума не сошла из-за Вашей премии (так хлопотала!)».
Как и многие современники, Жигулин ценил в Ахмадулиной не только её блестящий талант, но и благородные личные качества, бескорыстную гражданскую позицию, готовность прийти на помощь любому обиженному властями человеку. Она исключалась из Литинститута за отказ поддержать травлю Бориса Пастернака после присуждения ему в 1958 году Нобелевской премии по литературе. Участвовала в создании неподцензурного литературного альманаха «Метрополь». Выступала в поддержку советских диссидентов Андрея Сахарова, Льва Копелева, Георгия Владимова, Владимира Войновича. Бывшему политзаключённому и ярому противнику тоталитаризма Анатолию Жигулину это не могло не импонировать…
«11 апреля 1997 года, пятница.
Идёт уже несколько дней по всем программам телевидения и по всем газетам юбилейный бум Беллы Ахмадулиной. Что ж, она этого стоит, о советской власти хвалебных стихов не писала… Она поэт истинный и органичный. Ей могут дать и Нобелевскую премию».
* * *
Из «больничного» дневника Жигулина:
«19 июня 1998 года, пятница.
Схема дня. Спал хорошо — 7 часов беспробудно. Был на новом исследовании. Ультразвуковая ангиография. Пришёл в свою урологию, а в коридоре меня встречает Белла:
— Толечка родной, я к тебе пришла! Цветов тебе нарвала. Пойдём!
Заходили в палату, беседовали. Потом гуляли возле корпуса».
«20 июня 1998 года, суббота.
Самое яркое впечатление дня: явилась в палату Белла в белой одежде и с букетом полевых цветов — колокольчики, васильки, ромашки, будра плющевидная, клевер, лютики:
— Это я тебе, Толечка, нарвала на пустыре.
Очень трогательно. Гуляли, она привела меня в свою палату по лесной тропинке. Угощала соком, кофе, красной икрой. Кормили белым хлебом ворона с балкона её больничного “люксика”. Договорились, что напишем и посвятим друг другу стихи. Вообще очень интересно беседовали. Она придёт теперь в понедельник.
P.S. Последние новости. Вечером приходила Белла с дочкой Аней. Подарил Белле последнее издание “Чёрных камней”».
«22 июня 1998 года, понедельник.
Приходила Белла. Она каждый день приходит.
После обеда долго был у Беллы (5 корп., 328 палата). Она была рада. Угощала меня красной рыбой, каким-то особенным сыром, кофе. Интересная беседа (Евтушенко, Андрей , Бродский и др.). Она провожала меня к моему корпусу, встретил нас на машине её муж. Подкинули меня до моей обители».
«23 июня 1998 года, вторник.
Моя книжка с портретом на столе у Беллы с закладкой из вороньего пера на “Урановой удочке”. Вечером она пришла ко мне в “шахматных” штанах-колготках. Курение на лестнице, прогулки по парку до большой клумбы. Прощание. Она уже написала мне стихи, но не прочла (недоделаны ещё). Я — как ниточка жизни, за которую она держится. “Не выписывайся, — говорит, — без тебя, Толечка, я не смогу”. Жаль её. А что можно сделать? На неё давит её прошлая жизнь. Борис прилагает неимоверные усилия, чтобы удержать её на плаву».
Записи в дневнике Жигулина накануне и в ночь перед операцией:
«29 июня 1998 года, понедельник.
Ночью проснулся около трёх часов от странного и мрачного сна. Был обход во главе с В.П. Козловым, зав. отделением. Он будет оперировать. Говорили, в частности, о том, что операция на вене может не понадобиться. Я сказал, что внутренне готов к операции, но жена сомневается, а она, как известно, главнее.
Гуляли с Беллой по парку — к магазину “Цветы” и к нашему корпусу через стройку.
Заходили и в мою новую палату. Белла за операцию. Обещала завтра принести молитву Иоанна Кронштадтского. Прощание на тропинке.
Исследовали сегодня в КФД (Кабинет функциональной диагностики. — В.К.) моё дыхание. Мысли мрачные. Много курю.
Помоги, Господи и Пресвятая Богородица! Помогите, святые Николай Чудотворец, Великомученик-целитель Пантелеймон и мой Ангел-хранитель Анатолий! Помогите, все святые!»
Операция была назначена на четверг, 2 июля. Сколько их было в жизни Жигулина! Однажды сам Твардовский звонил хирургу в московскую больницу с просьбой сделать всё возможное, чтобы спасти жизнь поэта. А сколько было других случаев! Но тогда он был сильнее и моложе. Выдержит ли сейчас?
Из дневника Жигулина:
«1 июля 1998 года, среда.
Терапевт написала, как и прежде, что из-за сердца риск операции чрезвычайно высок. Но операция будет. Приходила Белла в белом. Принесла свою книжку с нежной дарственной надписью и стихотворением, мне посвящённым.
22.20. Говорил минуты три с Вовой и Ирой. Ира:
— Держись! Всё будет хорошо. Мы молимся за тебя. Борьба и Победа!
— Борьба и Победа!
Помоги, Господи!».
«Борьба и Победа!» — это клятва КПМ. Она произносилась в самые драматичные и самые ответственные моменты. Главнее этих слов в жизни Жигулина и его товарищей не было.
Накануне операции Ахмадулина подарила ему свою книгу и большую тетрадь в красной обложке. Дарственная надпись на книге: «Дорогому другу и собрату Анатолию Жигулину с просьбою и пожеланием возыметь ещё более присущих ему сил и дарований — для вдохновения и утешения многих людей (в том числе и меня — любящей его Беллы Ахмадулиной)».
Мой друг, мой брат, мой Анатолий!
Не забывай: я — здесь, я — есмь.
В составе наших анатомий —
проклятье тех оленьих мест.
Ты — Высших почестей достоин,
и беды их не сокрушат.
Твой охранитель — чудотворец,
увы, он не упас Кронштадт,
и так бывает, что убивец
сильней того, чей дар высок.
Тем более, души любимец,
тебя Он, Толька, упасёт.
В сей день твержу тебе, Жигулин:
вдвоём мы в этот мир пришли.
Избранник, каторжник, игумен,
пребудь! прими тетрадь! пиши!
Твоя Б.А.
1 июля 1998 г
.
* * *
Из рассказа «Прогулки с Беллой»:
«Получая ежедневно такие стихи или письма, да ещё и цветы, можно ли было думать об операции? Нет, конечно. Вернее так: операция представлялась мелкой досадной необходимостью, из-за которой я целый день, а может быть, даже и два не буду видеть Беллу.
Когда в посетительский день Ира увидела на моём столе семь букетов полевых и лесных цветов, она спросила:
— Это Белла тебе принесла?
— Да! — ответил я с гордостью.
— Какая хорошая Белла! Наверное, целую поляну оборвала… Не думай об операции, думай о Белле.
— А я и не думаю об операции. Посмотри, какие мне Белла стихи пишет.
— Прекрасные стихи! А где тетрадь?
— Вот и тетрадь.
— Так и пиши в ней свои стихи — Белле. Она ведь пишет: «прими тетрадь! пиши!»
— Я после ей напишу. Сейчас что-то не пишется».
* * *
Из предисловия Беллы Ахмадулиной к подборке стихов «Из больничной тетради» (сентябрь 1998 года):
«Анатолий Жигулин до операции приходил ко мне в пятый корпус. Мы стояли на балконе, я просила его согласиться на операцию и просила его есть. Во время операции — оперировал врач Вадим Петрович Козлов, хороший врач, хороший человек, — я молилась о Толе».
Операция прошла благополучно. Итогом этих встреч и волнений для обоих поэтов стали стихи.
* * *
Из рассказа «Прогулки с Беллой»:
«После операции я встал на ноги очень быстро, дня через два. Но спускаться вниз и гулять в лесу мне ещё было нельзя. Белла приходила ко мне в палату с цветами и блокнотиком. Я уже знал, что она пишет в нём стихи, поздно вечером в своём корпусе правит их и переписывает, а утром приносит мне. Великая труженица, она писала стихи быстро и хорошо. А я только мечтал написать ей стихи.
По утрам в больнице всегда суета, а у меня ещё и перевязка. Лучшее время было для нас после обеда и особенно вечером. Мы сидели рядом на диване в пустом холле и разговаривали. Иногда наши беседы приобретали фантастические оттенки.
— Толечка, если бы мы с тобой поженились, у нас была бы хорошая семья — трое детей.
— А кто дети?
— Двое моих дочерей и твой сын Володя.
— А куда бы мы Иру-то дели? И Борю?
— Да, действительно…
— Я ведь с Ирой живу лет тридцать пять. Да ведь мы и венчались с ней…
— А мы бы с тобой тоже повенчались.
— Это никак нельзя, Бел. При живой венчанной жене венчаться с другой женщиной — это тяжкий грех. И ни один священник венчать не будет.
— Да, я это знала, но забыла. Наверное, Ворона правильно сказала…
— Ворона — глупая птица…
— Тогда пусть всё останется, как было и как есть… Давай только дадим клятву всегда дружить и любить друг друга. Как два гепарда.
Иконы были теперь в холлах в каждом отделении. Молодой и красивый великомученик и целитель Пантелеймон внимательно выслушал нашу клятву».
* * *
Всему рано или поздно приходит конец. Так устроен мир. И с этим ничего не поделаешь.
Из рассказа «Прогулки с Беллой»:
«Однажды Белла пришла не одна, а с Борей. Они пришли прощаться.
— До свидания, Толечка! Когда будешь дома, звони мне, я к тебе приеду.
Мы поцеловались и перекрестили друг друга. Так мы всегда прощались по вечерам. Без Беллы стало грустно.
Но вскоре и меня выписали. За мной приехали Ира и Володя».
* * *
Платонический роман, вспыхнувший в ЦКБ, не погас после выписки главных героев рассказа из больницы. Он продолжал ярко гореть. И вскоре этот костёр заметила Москва и вся Россия.
Из дневника Анатолия Жигулина:
«2 августа 1998 года, воскресенье.
Ровно месяц со дня операции. Но слабость ужасная.
Были, навещали меня Белла и Боря. Белла принесла, подарила новую синюю чашку с цветком. Очень интересный разговор (родословное древо Раевских герба Лебедь), фотографии, мемориальный уголок, книга, нарицаемая «Златоустом», и многое другое».
«7 августа 1998 года, пятница.
Днём звонила Белла. Сказала, что всё написанное ею мне в ЦКБ под названием “Из больничной тетради” берёт И. Виноградов в бывший “Континент”».
«10 августа 1998 года, понедельник.
Звонила Белла… Была на прощании со Шнитке. А вечером — поминки. Рассказала, что в Грузии в довольно взрослом состоянии её крестили Анной. Опять разговор о её больничных текстах. Нынче же сделаем ей ксерокопии. Об И. Виноградове и предстоящей у него её публикации».
Подборка стихотворений Ахмадулиной, посвящённых Жигулину, под названием «Из больничной тетради» была опубликована в журнале «Континент» (1998, № 3).
* * *
Жигулин и его семья в последние годы жили в нищете, на грани голода. Помогали друзья, в том числе Белла Ахмадулина и Борис Мессерер.
«11 августа 1998 года, вторник.
Ира и Вова ездили к Белле — отвезли ксерокопии её больничных стихов и молитв, привезли от Беллы и Бори помощь — 300 долларов. Вот уж спасибо настоящим друзьям».
«17 сентября 1998 года, четверг.
Спал мало, всего часа 3–4. Во сне сочинил четверостишие. См. зап 1391. Впрочем, вот оно:
Тюрьма да больница
Да вечный покой…
И вещая птица
Кричит за рекой…
Долго говорил с Беллой. Она ждёт от меня посвящённых ей стихов».
«18 сентября 1998 года, пятница.
Ночью спал всего 3–4 часа. Не дало уснуть стихотворение. Встал ещё до семи. Работал, выправил. Читал Белле. Она одобрила стихи, сказала, что они прелестные, замечательные. Читал стихи и Ирине Ришиной. Она тоже в восторге. Она же дала мне дачный телефон Натальи Ивановой. Она сказала, что первая вёрстка 11-го номера придёт в понедельник. И возможно, что найдётся место для одного 24-строчного стихотворения. Если в подборке есть “воздух”, то можно будет поставить новые стихи. Дай Бог!»
«21 сентября 1998 года, понедельник.
Важное дело — поездка в журнал “Знамя”. В редакции встретили нас радушно и Чупринин, и Иванова, и Ермолаева. Новое стихотворение всем понравилось и “воздух” в корректуре нашёлся. И строку для общего названия взяли оттуда, из стихов, посвящённых Белле: “Фиалка и вереск” .
Дома беседа с Беллой и Борей. Белла попросила прочитать стихи “Тюрьма да больница” Боре — понравилось и ему. Изящное — говорит».
«19 ноября 1998 года, четверг.
Вчера говорил с О. Ермолаевой — стихотворение, посвящённое Белле, поставлено, уместилось. Журнал выйдет в конце ноября».
Нетрудно представить, с каким волнением Жигулин взял в руки 11-й номер журнала «Знамя», в котором было напечатано его стихотворение, посвящённое Ахмадулиной:
Тюрьма да больница, Фиалка и вереск, —
Да вечный покой… Лесные цветы.
И вещая птица Последняя прелесть
Кричит за рекой. Земной красоты.
А речки не видно — Она каждый день
Сосна высока. Навещает меня,
А может, придумалась Как белая явь
Эта река?.. Среди чёрного сна.
В костюмчике белом На свете на белом
Под пенье дроздов Немало чудес —
Идёт ко мне Белла И чудная Белла,
С букетом цветов. И сказочный лес.
1998
«2 декабря 1998 года, среда.
Разговор по телефону с Борей Мессерером. Белла опять была в больнице три недели. Не было, мол, выхода. Я сказал, что вышел журнал со стихами, посвящёнными Белле. Борис:
— Это очень хорошо! Встретимся через пару дней. Изящное стихотворение…»
* * *
Бежали дни. И все они — в той или иной мере — были наполнены мыслями о Белле.
«17 августа 1999 года, вторник.
Мы договорились встретиться с Беллой в среду. Я на всякий случай позвонил. Боря сказал, что он поместил Беллу в Боткинскую больницу. Недели на две. Упрятал свою Цаплю.
— Беллочка, ты Цапля.
— Почему?
— Потому что у тебя ноги длинные».
«24 сентября 1999 года, пятница.
Белла позавчера выступала в ЦДЛ. Борис брал её из больницы. Скоро будет дома. Звонить в воскресенье или понедельник».
«27 сентября 1999 года, понедельник.
Белла прислала с Володей свою новую книгу “Возле ёлки”, ж “Знамя” с новыми стихами, иконку Казанской Богородицы и большую бутылку кагора из Анапы. Какая прелестная девушка!».
«14 октября 1999 года, четверг.
Разговор с Беллой. Пишет предисловие. Договорились звонить ежедневно».
«19 октября 1999 года, вторник.
День Лицея. Телефонный рр с Беллой. Поздравления.
У Беллы нынче трудный день: открытие мемориальной доски, вечер Вознесенского и ещё что-то».
«22 октября 1999 года, пятница.
Я ещё спал, когда позвонила Белла. Ира с ней разговаривала. Белла сказала, что они с Борей на субботу и воскресенье поедут в Суздаль и Владимир, а потом мы встретимся у них или у нас».
* * *
Именно в те дождливые осенние дни рождается идея написать рассказ об Ахмадулиной. На вклеенном в общую тетрадь вставном листе Жигулин пишет: «Забавный случай в жизни: Белла…»
С этого дня начинается кропотливая работа над рассказом.
«23 октября 1999 года, суббота.
Думаю над рассказом “Последняя любовь” — обо мне и Белле в ЦКБ и на воле».
«24 октября 1999 года, воскресенье.
Весь день до глубокой ночи работал, думал над рассказом “Последняя любовь”, над композицией, диалогами, но не написал ни строчки. Материала в уме много. Есть и больничный сухой дневник, забытый на даче. Не хватает, может быть, немного самой Беллы. Впрочем, Беллы вполне достаточно. Задача трудна тем, что я всех называю своими именами, как Феликс Светов в рассказе “Русские мальчики”. И надо написать так, чтобы никто не обиделся — ни Белла, ни Ира, ни Боря. Поскольку со времени нашей дружбы с Беллой в ЦКБ прошло уже больше года (и это время я болел), я не очень ясно помню, что было в самом деле, а что незаметно придумалось, гиперболизировалось. Впрочем, главное в том, что любовь была, и она ещё продолжается. Но это какое-то особенное чувство. Оно начиналось давно, Бог знает, когда ещё в Грузии (1972) и вспыхнуло ярко в ЦКБ».
«25 октября 1999 года, понедельник.
Написал кое-как начало рассказа про себя и Беллу. Около страницы. Кажется, плохо. Случайно нашёл первую книгу Беллы “Струна”».
«27 октября 1999 года, среда.
Работа над рассказом. Строка:
“Лицо Беллы сияло небесной радостью”».
«28 октября 1999 года, четверг.
Спал мало. Во время работы это закономерно.
Работа над рассказом (первый приход Беллы ко мне, её разговор с хирургом В.П. Козловым)».
«31 октября 1999 года, воскресенье.
Работал над рассказом “Последняя любовь”. Звонил из Калуги Владислав Трефилов. Я сказал ему, что в “Шедевры русской лирики” надо было поместить и Беллу Ахмадулину. У неё много подходящих для этого сборника прекрасных стихов.
Вечером заболела голова. Снова спал и снова сидел над рассказом».
«1 ноября 1999 года, понедельник.
Работал над рассказом. Шлифовка разговора Беллы с хирургом В.П. Козловым».
«2 ноября 1999 года, вторник.
Работа над рассказом. Вставка о Вороне. Реанимация. Видение Беллы».
«6 ноября 1999 года, суббота.
…Уже ночь. Я перечитал свой рассказ-воспоминание “Последняя любовь”. Он мне не понравился. Кажется, плохо получилось. А Ира ещё не читала. Белле не звонил и не буду звонить. Господи! Помоги рабе твоей Анне! Исцели её!
Белла в святом крещении — Анна. Крестили её в Грузии, как она говорит, в довольно взрослом виде. Но кто её святая покровительница — она не знала. Я по церковному календарю легко выяснил, что это святая благоверная княгиня Анна Кашинская. День рождения Беллы 10 апреля, крестили её в середине июня. А 25 июня один из двух дней памяти св. Анны. Трудная была жизнь св. Анны — и не только земная, но и после канонизации. У меня есть старая (около XVII в.) икона св. Анны Кашинской. Это большая редкость. Ведь по приказу патриарха Иоакима все её иконы были уничтожены. А вновь прославлена она была только в 1909 году, 12 июня, т. е. 25-го по новому стилю».
По мере работы название рассказа изменилось. Не последнюю роль в этом сыграла Ирина Викторовна, которую Анатолий Владимирович полушутя-полусерьёзно иногда представлял своим друзьям так: «Это мой главный редактор, главный критик и главный цензор». Судя по дневниковым записям Жигулина, у Ирины Викторовны были серьёзные замечания по тексту рассказа. И даже сомнения по поводу его публикации. Она настаивала на том, что рассказ необходимо показать какому-нибудь авторитетному писателю.
«8 ноября 1999 года, понедельник.
Ира, наконец, прочитала рассказ и сделала по нему замечания. Название я придумал новое: “Прогулки с Беллой”».
«9 ноября 1999 года, вторник.
Работа над рассказом “Прогулки с Беллой”. Сделал одну поправку и пять разных вставок. Получилось, кажется, хорошо».
«16 ноября 1999 года, вторник.
Вчера поздно вечером Ира набросала мне радикальные замечания по рассказу».
«19 ноября 1999 года, пятница.
Днём, около 13 часов, говорил с Беллой. Договорились, что мы с Володей придём к ней в начале той недели.
Вычитывал исправленный текст рассказа “Прогулки с Беллой”. Сейчас Ира взяла его для внимательного чтения, для выяснения новых недостатков. Я уже правил рассказ по замечаниям Иры. См. рукопись — вставки, поправки, купюры».
* * *
«25 ноября 1999 года, четверг.
Звонок Белле. Говорит, что уже пообещала Виноградову в “Континент” мой рассказ “Прогулки с Беллой” и свои стихи обо мне. Сказала, что чувствует себя зечкой и пишет “Прогулки с Толей Жигулиным”. Я спросил её: подарит ли она мне свою книгу “Миг бытия”. Она ответила:
— Я тебе всю жизнь свою отдам, а не только “Миг бытия”».
В этот же день в гости к Жигулиным приходил Эдуард Пашнев. Писатель, драматург, земляк.
«25 ноября 1999 года, четверг.
Приходил Эдик Пашнев. Я его вызвал прочитать мой рассказ. Его восторженный отзыв см. в папке 1999 года. Прекрасный отзыв! Ира, прочитав его, смягчила своё отношение к “Прогулкам с Беллой”. Однако опасается, что Боре Мессереру может не понравиться наш разговор с Беллой перед концом рассказа (“А может, мы просто уедем куда-нибудь?”)».
В домашнем архиве А.В. Жигулина сохранился лист бумаги с отзывом Э.И. Пашнева: «Толя! Я прочитал твой рассказ-реквием “Прогулки с Беллой”. Это так здорово, это так целомудренно и печально. Это такое продление любви в поэзии и в жизни за рамки обычного любовного возраста.
Просто даже не верится, что так можно нежно писать, дружить, дышать стихами и ветром природы. Спасибо, что позвал и дал прочесть.
И роль жены в этом рассказе такая замечательная, чуткая. Спасибо, Толя!
25 ноября 1999 г.».
Ниже добавлено: «Толя, я аналогов такого поэтического печального чувства не знаю. Удивительное событие жизни и поэзии. И Беллу после твоего рассказа, её стихи, я люблю ещё больше. Свободная птичья чуткость в нежном полёте. Поздравляю!
Э. Пашнев».
Из дневника Жигулина:
«27 ноября 1999 года, суббота.
Несколько раз читал и перечитывал рассказ “Прогулки с Беллой”. Хорошо бы его напечатать в “Л Г” перед Новым годом. Помоги, Господи!»
«29 ноября 1999 года, понедельник.
Весь день работали сообща — и я, и Ира, и Вова — над вставкой о прогулках с Беллой — мой прозаический абзац и стихи Беллы; вычитывали текст. Володя “перегнал” его на дискету. Завтра он должен отнести “Прогулки с Беллой” в “Л Г”. Дай Бог!»
«30 ноября 1999 года, вторник.
Спал мало. Около пяти часов. Поливал цветы.
…Читал-перечитывал свой рассказ. Понравится ли Белле наш краткий диалог в конце? Не обидится ли Боря?»
«4 декабря 1999 года, суббота.
Перечитывал рассказ. Как его Белла воспримет?»
* * *
8 декабря 1999 года рассказ Анатолия Жигулина «Прогулки с Беллой» был опубликован в «Литературной газете». Телефон в квартире Жигулиных не умолкал. Коллеги, друзья, земляки-воронежцы — все поздравляли Анатолия Жигулина с необыкновенной публикацией. Не было только звонка от Беллы Ахмадулиной — она в очередной раз лежала в больнице.
«8 декабря 1999 года, среда.
Газета вышла. Белла получилась великолепная».
«11 декабря 1999 года, суббота.
Послал Акаткиным газету с Беллой. Хорошая Белла получилась. Ничего не скажешь. Как она там, в больнице, худенькая, слабенькая? Исцели, Господи, рабу твою Анну!»
«17 декабря 1999 года, пятница.
Тоскую без Беллы».
«18 декабря 1999 года, суббота.
Очень тоскую без Беллы. Это, собственно, желание узнать, как отнеслась (отнесётся) она к рассказу. Прочитал рассказ. Очень он хорош. Белла хороша. И Ира. “Какая хорошая Белла. Наверное, целую поляну оборвала… Не думай об операции. Думай о Белле”. Вот я и думаю. В основном: как ей рассказ?»
* * *
Ахмадулиной рассказ в целом понравился. В целом… За исключением отдельных моментов.
«23 декабря 1999 года, четверг.
Белла:
— Я удивляюсь, почему Ира не обиделась?
— Она не обижается, потому что понимает: это поэтическая фантазия, игра двух поэтов.
— И о венчании мне не нравится, но уж ладно — на меня и так много собак навешано. Ничего, дружба сохраняется, целую тебя».
«28 декабря 1999 года, вторник.
P.S. к рассказу “Прогулки с Беллой”. Я написал его нынче, читал Белле. Ей очень понравилось. Чудесное, говорит, стихотворение. Мне оно очень нужно.
Ира говорила с Беллой. Тема: два поэта в ЦКБ.
Я тоже говорил:
— Любишь меня?
— Всеобщей Пушкинской любовью.
— Придешь 1-го?
— Позвоню!
Окончание разговора с Беллой:
— Толечка родной! Я тебя люблю и целую. Пока!
А раньше сказала: я придумала — мы будем писать друг другу стихи; ты мне маленькие и понятные, а я тебе большие непонятные».
Вот то самое стихотворение, которое Анатолий Жигулин прочитал Белле Ахмадулиной по телефону:
Продли, Господь, года прекрасной Беллы…
Душа моя пред ней всегда чиста.
Мне не страшны ни праведные стрелы,
Ни за спиной глухая пустота.
Сгорит в огне рождественская ёлка.
Сгорим и мы, когда пора придёт.
А вот рассказ останется надолго,
Ирины мудрый дух его обережёт.
Его прочтут совсем другие люди,
Когда пройдут ущербные года.
Рассказ о Белле всё равно пребудет,
Он так написан, чтобы быть всегда.
25–26.XII.99 г.
Стихи напоминали известное четверостишие, посвящённое Ирине Жигулиной:
Продли, Всевышний, дни моей Ирины.
Без глаз её душа моя пуста.
Я без неё — как ёлка без вершины.
Я без неё — как церковь без креста!
1981
Автор это хорошо понимал. Но ни сил, ни желания править написанное уже не было. Жизнь истекала капля за каплей. Он поправил только одну — первую — строку. Стало: «Продли, Господь, покой и счастье Беллы…»
Остальное оставил, как было.
* * *
1 января 2000 года Жигулину исполнилось семьдесят. С юбилеем Анатолия Владимировича поздравили оба писательских союза, многочисленные поклонники его таланта. Положительные публикации появились на страницах «Литературной газеты», «Культуры», «Труда», «Вечерней Москвы», «Книжного обозрения» и других изданий.
Телеграмму прислал президент России Борис Ельцин. Как оказалось, это была его последняя телеграмма на посту главы государства. За несколько минут до боя кремлёвских курантов он объявил о своей досрочной отставке.
Подводя итоги «юбилейного» дня, Жигулин пишет:
«1 января 2000 года, суббота.
Долгий-долгий день и вечер с поздравлениями — в телеграммах, в звонках. Поздравления с юбилеем, Новым годом и рассказом “Прогулки с Беллой”.
Многие читали “Прогулки с Беллой”. Ст. Лесневский, А. Турков, Н. Кондакова, И. Ришина, из Киева Сашко Ирванец, из Пскова Иван Криворучко, кто-то из Минска…»
* * *
В один из новогодних дней в гостях у Жигулиных побывали воронежские журналисты и учёные Лев Кройчик и Вадим Кулиничев. Они передали поэту местные газеты, откликнувшиеся на его юбилей. В том числе региональный вкладыш в «Известиях» с рассказом «Прогулки с Беллой».
Анатолий Владимирович внимательно стал разглядывать издания:
— Позвонил Сергей Чупринин, главный редактор «Знамени», поздравил с днём рождения и публикацией рассказа в «Литературке».
— Чупринин сказал, — добавила Ирина Викторовна, — что это изумительная маленькая повесть о любви.
— Вы не ревнуете? — задал вопрос Кройчик.
— Я? Мужа? Да вы что! Мужчина должен всю жизнь сохранять в себе чувство влюблённости.
— Борис Мессерер, муж Ахмадулиной, грозился меня убить, — засмеялся Анатолий Владимирович. — Но, как видите, я пока что жив…
* * *
Каждый день Жигулин ждёт звонка от Беллы. Но она не звонит. Расстроенный поэт пишет:
«7 января 2000 года, пятница.
Рождество Господа нашего Иисуса Христа.
Роман с Беллой закончен. Но он был. И он был прекрасен».
«8 января 2000 года, суббота.
Всю ночь смотрели и слушали Рождественскую службу из храма Христа Спасителя. Тоскую без Беллы…»
«10 января 2000 года, понедельник.
Символический день прощания с Беллой. Она обещала позвонить 1 января. Либо не дозвонилась, либо боялась Бори (он, несомненно, запретил ей звонить мне). А может, и сама не захотела звонить.
Её лицо в его простой оправе
Своей рукой убрал я со стола.
Лицо Беллы нашла мне Ира на пакете старой её пластинки.
Однако всё. Беллы больше нет».
От волнения и усталости он допустил ошибку. У Блока: «Твоё лицо в его простой оправе…»
24 февраля 2000 года Жигулин делает наброски нового стихотворения, посвящённого Ахмадулиной:
Наш роман давно уже закончен,
Может, и не встретимся уже.
Бел-бел-бел — далёкий колокольчик
Всё равно звучит в моей душе.
За сосновым лесом колокольчик.
Он тебя, наверное, зовёт.
Бел-бел-бел — далёкий колокольчик
Всё ещё звенит в пустом лесу.
«10 апреля 2000 года, понедельник.
День рождения Беллы и День мира. Я позвонил поздравить, и она обрадовалась и обрушила на меня волну нежности и любви:
— Толечка родной, прости меня! Я виновата. Я тебя нежно люблю и целую, и буду любить всегда, как в нашей клятве».
Дневник Жигулина свидетельствует: он думал и грустил о своей Белле до самого последнего дня. Пока билось его сердце. Сердце поэта…
* * *
Некоторые современники увидели в рассказе «Прогулки с Беллой» не только платонический роман двух творческих личностей, а нечто большее. Материальное. Земное.
У Жигулина это вызвало горечь и недоумение:
«7 января 2000 года, пятница.
Разговор с И Ришиной. Ира рассказ прочитала. Рассказ очень хорош, но, по её словам, всё-таки в тексте между строк просматривается, что близость была, ибо без близости так нежно, ласково не пишется:
— Уж вы там, наверное, нашли для себя в лесу или больнице уголок-закуток. И досталось ей, бедняжке, за этот рассказ.
Вот такое мнение существует. И Ира Ришина в своём мнении не одинока, далеко не одинока».
Позволю себе высказать мнение по деликатному вопросу. Роман, несомненно, был. Платонический, как об этом пишет сам Жигулин. Дневник писателя — зеркало его души. Утаить в зеркале что-либо невозможно. Если оно, конечно, не завешено траурным покрывалом…
Не будем к тому же забывать, что речь идёт о весьма пожилом человеке, прошедшем сталинские лагеря, принёсшем с собой на волю целый «букет» тяжёлых заболеваний, в том числе туберкулёз. Этот человек летом 1998 года, перед встречей в ЦКБ с Беллой Ахмадулиной, был абсолютно уверен в том, что он не перенесёт ещё одну, уже назначенную, операцию.
Смотрю на фотографии из домашнего архива Жигулина тех лет. На них Анатолий Владимирович как Дон Кихот Ламанчский… Кожа да кости. И грустные, как у дворовой собаки, глаза.
Какой уж из него, простите, герой-любовник…
Ещё одно доказательство — спокойная и мудрая реакция человека, который знал и понимал Анатолия Жигулина лучше, чем кто-либо другой. Речь идёт, конечно, об Ирине Викторовне Жигулиной, на протяжении 35 лет делившей с поэтом все радости и печали (а их было немало) семейной жизни.
«24 марта 2000 года, пятница.
До утра с Ирой не спали. Занимались разбором моего виртуального романа с Беллой в ЦКБ, в “Прогулках” и т.д. до печального конца. Это было неприятно, особенно для Иры, но необходимо. Кажется, мне стало легче».
Ирина Викторовна не ревновала. Она понимала: судьба послала поэту Анатолию Жигулину последнюю в его жизни любовь…
* * *
Анатолий Владимирович Жигулин скончался 6 августа 2000 года. «Скорая» не успела. Измученное невзгодами сердце поэта остановилось в третьем часу ночи.
Похороны состоялись 8 августа на Троекуровском кладбище в Москве.
На смерть друга и поэта Белла Ахмадулина отозвалась пронзительным некрологом, в котором сквозили горечь и боль от понесённой утраты: «Умер Анатолий Жигулин, поэт, мученик, узник. Поэт — никогда не знавший суеты, не искавший славы, наград, ничего не имевший, кроме доброты, щедрости, бескорыстия. Простивший всех — я это точно знаю, — кто виноват перед ним. Он умер от смерти, как все мы умираем. Но он был арестован, когда ему было 19 лет, и сослан на урановые рудники. Поэтому его смерть — горе для многих — причинена ему заведомо.
Мы познакомились, когда Анатолий Жигулин только реабилитировался. Я помню, конечно, как впервые прочла и его “Урановую удочку”, и “Чёрные камни”. Это стало событием не только для меня, но, я думаю, и для многих. Жигулин был мой близкий верный товарищ. Я знала, какая у него болезнь и сколько их, болезней, и старалась хоть чем-то ему пригодиться. При его жизни я понимала, что она кончается. Ему было свойственно удивительное благородство и совершенное неумение что-либо возыметь. И он ничего не имел. Но ему воздастся. Любовью и благодарностью многих людей».
Белла Ахмадулина скончалась вечером 29 ноября 2010 года в машине «скорой помощи». Как сообщил журналистам Борис Мессерер, причиной смерти стала остановка сердца.
Прощание с Беллой Ахмадулиной состоялось 3 декабря 2010 года в Центральном Доме литераторов. В тот же день она была похоронена на Новодевичьем кладбище.
В последние годы она страдала от глаукомы и практически не покидала свой дом в Переделкино.
Думала ли она о нём? Вспоминала ли его? Мы можем только предполагать…
По мнению воронежского литературоведа О.Г. Ласунского, на протяжении нескольких десятилетий входившего в круг почитателей и друзей поэта, «история личных и творческих отношений между Беллой Ахмадулиной и Анатолием Жигулиным — одна из самых чистых и романтических страниц недавней литературной эпохи».
В своём рассказе Жигулин вспоминает о том, как он приходил в себя после тяжёлой операции: «Очнулся я через долгое время. Надо мной было лицо Беллы в медицинской белой шапочке. Это было Видение. После долгого и сложного наркоза галлюцинации нередки. Это я знал по своему опыту. Но Видение было устойчивым. На всякий случай я сказал Видению:
— Беллочка! Я жив. Поцелуй меня!
Видение в белом халате наклонилось и поцеловало меня в губы. И послышался удивительный, но добрый женский голос:
— Что за поцелуи в реанимации?! Кто вы, сестра? Или вы его жена? Вы должны уйти. Дежурный врач может зайти в любую минуту. И не волнуйтесь за него — он при вас очнулся. Операция прошла хорошо. Сердце работает нормально. Если ничего не случится, мы завтра утром переведём его в палату. Приходите завтра в палату.
— Спасибо, извините.
И Видение исчезло. Пришло другое Видение. Это было лицо Ирины. Оно было зыбким. Ясными были только глаза.
Зелёные, полные муки,
Они до последнего дня,
До самой последней разлуки
Всё будут смотреть на меня».
Смею предположить: покидая сей бренный мир и навсегда прощаясь с любимыми местами на земле и самыми дорогими людьми, Анатолий Жигулин видел два склонившихся над собой женских образа, излучавших небесное сияние.
Что он пытался им сказать и что они ему отвечали, знают только они трое.
Да ещё Пресвятая Богородица, принявшая измученную душу русского поэта…
1 Жигулин А. Прогулки с Беллой // Литературная газета. — 1999. — 8–14 декабря; Или: Жигулин А. Полвека боли и любви: стихотворения и проза. — М.: Союз российских писателей, 2001. — С. 301–318; Или: Жигулин А. Далёкий колокол. Стихи, проза. Письма читателей. — Воронеж: Изд-во им. Е.А. Болховитинова, 2001. — С. 645–663.