Стихи
Опубликовано в журнале Знамя, номер 9, 2019
Об авторе | Калерия Соколова родилась в Санкт-Петербурге в 1992 году. Лауреат премии журнала «Звезда» за первую публикацию (2011 год). Обладатель Гран-при Международного поэтического конкурса им. К.Р. Автор трёх поэтических сборников и книги переводов узбекского фольклора. Публиковалась в журналах «Звезда», «Нева», «Северная Аврора», «Аврора», «Русскоязычная Вселенная» (Великобритания). Живёт в Санкт-Петербурге. Дебют в «Знамени».
* * *
Памяти Ващенко Н.К.
Одиннадцать лет подряд мы виделись раз в неделю.
Ты ругала меня, а я усмехалась втайне
Дырке под мышкой, стоптанным тапкам, вытертому портфелю
С нотами тридцать шестого года издания.
Кто-то украл из класса Шопена и Мендельсона,
Может быть, просто — сдали в макулатуру,
А заодно и тебя попросили — надменно и отрешённо,
Сказали: свободна, нашли другую кандидатуру.
Ушла в рваных тапках последней своей дорогой.
И оттого, что больше ни одного урока
С тобой, такой смешной и такой одинокой,
Не будет, — становится жутко и одиноко.
* * *
Так вот зачем мне музыка дана:
Сказать Вам то, чего бы не должна
Жена и дважды мать,
О чём преступно думать, но не петь,
Себе твердить: не повторится впредь,
И снова повторять.
Так вот зачем мне музыка дана:
Сказать, что жизнь — куда ни кинь — одна, —
Транжирь или жалей,
Что мы попали в мёртвую петлю,
И что я Вас без памяти молю:
Смелей, смелей, смелей.
* * *
Ни с чем не сравнимое чувство начала влюблённости:
Ты в мыслях рисуешь все чёрточки, мелочи, тонкости,
Всё хочешь представить его поцелуи, объятия,
Не помнишь, о чём только что сообщили по радио,
Примеришь то платье, то кофту, не глядя: а впору ли,
С улыбкой бредёшь, чуть ли не попадая под «скорую»,
Желаешь здоровья всегда хамоватой уборщице,
Кладёшь ложку соли в свой чай, залпом пьёшь и не морщишься,
И, главное, не замечаешь ни в чём монотонности.
Любви грандиозней порою начало влюблённости.
* * *
Хоть в первый миг, хоть во второй,
Хоть тем последним днём
Пошла бы, бросив всё, с тобой,
Скажи мне ты: «Пойдём».
Мой ангел — пусть он без крыла, —
Мы с ним давно семья, —
Я и его бы предала,
Скажи мне ты: «Моя».
Не знаю, кто из них: то ль Бог,
То ль чёрт меня хранил,
То ль это и была любовь,
Но ты не говорил.
* * *
Не по тебе, а по весне
Скучала я во дни разлуки.
А ты по мне — шалаве, суке,
Скулишь, как волки — по луне.
Я цель не твоего ножа,
Не для твоих монет орлянка,
Не твоего двора дворянка,
Не волчьей стаи госпожа.
Мы подхватили эту страсть,
Как вирус во дворе весеннем.
Напрасно бьёшься, как Есенин —
Пред хулиганом мне не пасть.
Моей болезни вышел срок,
Я излечилась зноем лета.
А волчьего иммунитета
Тебе не занимать, браток.
История
История проста:
Всё начиналось с кофе в Маме-Роме,
Кончалось поцелуем на перроне,
И радости, конечно, мало, кроме:
Я снова холоста.
Ну что же — в бой? Постой.
По типу Казановы холостячка,
На «я люблю» твердившая «не плачь-ка»,
Я вдруг бросаюсь и кричу, как крачка,
И плачу над тобой.
* * *
Я сказала: люблю. Каждый стал сам не свой,
Был мурашками радости горд.
Не сердись, я не знаю, с которой волной
Мой привет приплывёт в дальний порт.
Я спросила: где ты? Словно шумный салют,
Раздавалось: «Я здесь, возле ног».
Не сердись, я не знаю, который верблюд
Мой вопрос довезёт на восток.
Я кричала на запад, шептала на юг,
В гонг звонила, взводила курок.
Все мои козероги столпились вокруг.
Где ты, без вести мой Козерог?
Где ты — в трюме, в палатке, в теплушке, в арбе?
Кто целует твой шрам ножевой?
Не сердись. Мне в ответ на вопрос о тебе
Так мечтается слышать: живой.
* * *
Я знаю, меня поджидает расплата
за все нелюбви,
за ваши: побудь, позвони, позови,
за то, что крылата
была предвкушением чувства, преддверьем —
не дальше дверей,
и разочаровывалась тем скорей,
чем с большим доверьем
в глаза мне глядели в беспечности танца.
Не всех обману:
расплата настанет — и лишь одному
навеки отдамся.
Последний желанный, возьмёшь ли такую
в свой сумрачный сон?
Мне есть что сказать тебе, милый Харон.
Мой номер? Диктую:
песенка
Хочешь, буду тебе сестрой
В том краю на краю земли.
Лишь бы мы с тобой — так устрой —
Целоваться бы не могли.
Хочешь, буду тебе чужой
В той стране, где и враг — родня.
Но, смотри, не криви душой:
Не люби, не ревнуй меня.
Только песня, как мир, стара
И заношена, как мошна.
Миленький! я ничья сестра
И кому не нужна — жена.
* * *
Прости, мои плечи устали.
Возьми на себя этот груз.
И дело не в том, что устами
Другими теперь я дивлюсь.
Не в том, что глазами другими
Любуюсь, не в том, что могу
Другое вытаптывать имя —
И тоже семь букв — на снегу.
Меня не дождутся вороны
И возле могил камыши:
Я выиграла марафоны,
Я дальше хотела бы жить.
А память любви — как обуза.
И довод мой жёсток, но прост:
Не выдержит этого груза
Уже задымившийся мост.
* * *
Оно вернулось! Ласточкой высокой
Курлыкнуло, рассыпалось горошком,
Ощерилось зубастою осокой,
Пчелой взобралось по цветным обложкам.
Оно вернулось! Крышею замшелой
Взнеслось, и распласталось лягушонком,
И ароматом кожи загорелой
Не даст покоя бабочкам-подёнкам.
Оно вернулось! Детство воротилось!
Как май, как жимолость, как горстка земляники.
Оно вернулось! и в груди забилось,
И побежало, сбросив черевики.
* * *
Я родился и вырос в балтийских болотах…
И. Бродский
И отсюда — все ритмы, и ямб на конце — как всполох
Одинокой волны, потерявшей вторую в спорах
Или в ссорах с анапестом, то бишь — с сонливым сонмом
Равнодушных и равноничтожных, скользящих — «Что нам?» —
Без задержек, одна за другою, и мимо, мимо,
Лишь бы всё чин по чину, без плёсканья, мило, мирно.
Но она, потерявшая, будет плескать и брызгать,
Будет торкаться в ноги влюблённых, сидящих близко,
Будет биться в гранит на закате, красна от крови,
Будет долго стучать.
Но и ей, наконец, откроют.
* * *
Смятение капель, сплетение веток,
Сеченье листа и расплющенный жёлудь,
И гравий опять ручейками расколот,
Но парк и прозрачен, и влажен, и редок.
Простая печаль по простуженным травам,
Бесцветная, светлая грусть без аврала,
Забытый когда-то, один среди бала,
Насупленно-скромный Ораниенбаум.