Владимир Седов. Восемнадцатый год
Опубликовано в журнале Знамя, номер 9, 2019
Владимир Седов. Восемнадцатый год. — М.: Мосты культуры, 2019.
В юности я потратил очень много времени, чтобы надыбать где-нибудь ромковых, блюзовых, джазовых (не суть) стихов. Была такая повальная совково-музыкальная мода — писать песни на чьи-то вирши. Подходящие под модные ритмы.
Во-первых, это слушалось более профессионально, чем, скажем, на свои личные, неумелые. Ну и, во-вторых, не все рок-звёзды (а мы были, ощущали себя будущими мировыми звёздами сцены, не менее) рождаются с поэтическим чутьём.
Учитывая в основном патриотический настрой общепризнанной советской поэзии, рыскать приходилось по какому-то страшному неформату середины XIX века, по Серебряному веку, доступному всуе зарубежью (навроде чрезвычайно популярного в СССР Бёрнса). В общем, с джаз-рок-, а также с танцевальной «шейк-поэзией» было, увы, несладко. К чему я?..
Открыв книгу Владимира Седова, я с увертюры текста увидел, почувствовал компоновку книги — как одного большого музыкального произведения, разбитого на равные песенные части. Применительно к моим ощущениям, я бы сказал: по формату это похоже на блюз.
Итак.
Вступление. Неспешное размышление обо всём на свете. Молодость-старость. Опыт-мудрость. Жизнь и смерть. Бесконечные путешественническо- сентиментальные дороги ведут по бескрайней России.
Словно во сне пролетаем над полями, лугами, древними монастырями. Взирая сверху на разнообразие окружающих нас маркеров и значений. Обращающих зрителя к пониманию сути строк. Готовясь к чему-то бльшему, ясному, безоблачному. Посыпанному неизменной перчинкой печали. Печали раздумий о… непрошедшем.
Куплет. Пошла разыгрываться стандартная блюзовая тема. Чуть убыстренно перескакивая с аккорда на аккорд, сменяя взгляд, меняя диспозицию рук на клавишах мнемонического инструмента. Как проносятся в движущемся окне повествования — города и страны. Россия — Италия, Москва — Рим. Из морозного снежного марева грёз — в нагретое солнцем кафе близ громоздких палаццо.
Припев. Через Вечный город — в иерусалимский Вход Господень. В застывшем почтительном поклоне к святости великого прошлого: в книге вдруг возникает мотив любви и нежности. Что — довольно странно. Поэт будто бы придерживал чувственные листы своей повести именно что для припева. Дабы выделить это «жирным» шрифтом.
Далее — ровно подтверждая мои слова — автор вводит в текст и собственно ритм, и песенные фразы. Мелодию расставаний и утрат.
Второй куплет. Как и положено в блюзе, после припева мы опять возвращаемся в тихую гавань воспоминаний. Всё с теми же минорно-осенними красками. (Фабула серой дымной осени в произведении — ключевая: автор въяве подводит определённый итог прожитого, пройденного.) Уже на новой волне, со свежим наполнением.
Бунинские архитектурные изыски. Ахматовские мотивы ведовства, псалтыря, мудрой грусти…
Кульминация. И вновь — мажорный взрыв эмоций. Палитра красок насыщается весенними трелями-напевами. Этого стоило ожидать — ведь тоска, овеянная седой столетней пылью, рано или поздно проходит, пока мы живы. Жизнь, радость побеждает. Любовь возвращается — по законам блюзового квадрата и лирического жанра.
Концовка. Импровизация. Разом взяты все оркестровые темы — затронутые ранее в книге — вместе. В громком желании не покидать страницы партитуры. А остаться в памяти читателя зацепками-риффами, счастливыми фиоритурами, удачным звуковым, рифмованным подбором: фортиссимо! Превращающих шекспировскую драму бытия — в комедию положений. Основанную на взаимном понимании, любви и… вере.
Поскольку именно молитва погружает нас, точнее, нашу душу, её стремления и порывы — в покой и безмятежность. Покрывая незримым флёром благости, благодати.
…В зале выключены софиты. Инструменты аккуратно сложены до следующего концерта. Дирижёр откланялся. Ушёл с авансцены.
Завтра обязательно наступит новый день. И он будет — светлым.