Евгений Водолазкин. Брисбен
Опубликовано в журнале Знамя, номер 5, 2019
Евгений Водолазкин. Брисбен. — М.: Издательство АСТ: редакция Елены Шубиной, 2019.
Новый роман Евгения Водолазкина относится к разряду душеспасительного чтения. Главный герой по имени Глеб рассказывает историю собственной жизни своему биографу по имени Нестор. (Будь писатель специалистом в области античной литературы, этот персонаж, вероятно, носил бы имя Геродот или Плутарх). И тот и другой имеют общие черты с самим автором. Глеб — в прошлом филолог, в настоящем — всемирно известный музыкант-гитарист. Немного странно, но чего на свете не бывает. Сотрудничество с Нестором начинается на том этапе, когда у Глеба обнаруживается болезнь Паркинсона. Вследствие недуга перспективы будущего перед героем закрываются. Остаются настоящее и прошлое, которые образуют в композиции романа две сходящиеся горизонтальные дорожки. Между событиями прошлого и настоящего устанавливаются параллели, отмеченные специальными флажками. Расстояние между флажками — один большой шаг. Этими шагами определяется «рисунок судьбы» героя.
События августа 1991 года на Исаакиевской площади в Ленинграде соотносятся с происходящим в известный момент на киевском майдане. Неудачный роман юного Глеба с арфисткой Анной — с их встречей спустя много лет, когда Глеб уже стал мировой звездой, а его бывшая возлюбленная превратилась в жалкое существо, страдающее деменцией. На одном конце — успех самодеятельного ансамбля, исполнявшего блатной шансон, в составе которого Глеб выступал в 90-е, на другом — оглушительная слава Глеба в качестве гитариста-виртуоза. В пункте А — кратковременная интрижка с девушкой лёгкого поведения, сопровождающаяся враньём о будущем ребёнке, в пункте Б — появление в жизни Глеба приёмной дочери Веры. И так далее, параллелей и связей намечается множество. Всякий раз временной шаг в одно или несколько десятилетий, сохраняя отдалённое внешнее сходство между рифмующимися событиями, меняет их суть, содержание, расстановку действующих лиц и все оценки.
Будущего в этой конструкции нет. Будущее — это мираж, утопия, обман, которому живое настоящее приносит бесконечные жертвы, обильные и ничем не оправданные. Роль иллюзорного и недостижимого земного рая играет в романе австралийский город Брисбен. Стремление в рай неизменно оборачивается смертью. Единственное, что можно противопоставить смерти — любовь. Глеб вспоминает о том, как в детстве стал свидетелем гибели девушки на днепровском пляже и как ему тогда показалось, что погибшую можно воскресить так же, как Елисей оживил Мёртвую царевну: «Пляж опустел — не весь, а та его часть, с которой была видна утопленница. Рядом с ней оставался лишь Глеб. Ему казалось, что надо ещё что-то сделать, чтобы спасти её. Что в сделанном недостаточно любви. Со стороны окружающих нужно было какое-то усилие души, но окружающих не было. Они предпочли оставить девушку наедине с её бедой. С её смертью».
Кроме прошлого и настоящего, по которым, как по узорчатому ковру, можно путешествовать в разных направлениях, существует вечность, тесно связанная в романе с церковью и верой.
«Брисбен» имеет множество точек пересечения с другими произведениями Евгения Водолазкина. Многие лица и обстоятельства узнаваемы. Здесь тоже есть персонажи, которые воплощают самопожертвование и любовь к ближнему. Есть совершённые без свидетелей преступления. В качестве метафор и сравнений присутствуют авиаторы, полёты, крутые виражи и пике. И так далее. «Лавр», «Авиатор» и «Брисбен» — это скорее единый мир, чем много разных.
Как и более ранние вещи, «Брисбен» — роман метафорический. Проблема в том, что метафоры и символы образуют здесь слишком плотный слой. Некоторые образы сильно перегружены смыслами. Особенно это касается приёмной дочери. Учась в киевской музыкальной школе, Глеб имел неосторожность влюбиться в порочную и высокомерную фам фаталь — арфистку Анну Лебедь, которая обошлась с ним крайне жестоко и бесцеремонно. Когда Глеб уже стал мировой знаменитостью, Анна обратилась к нему с просьбой о помощи её тяжело больной дочери. Глеб и его жена Катя не только оказали помощь, но и полностью взяли на себя заботу о девочке, фактически заменив ей родителей. Дочь Анны зовут Вера, в финале романа она умирает. Перед смертью сочиняет трогательную песню. Мать Веры страдает душевным недугом. Выдающийся музыкальный дар связывает девочку с Глебом. Благодаря Вере жена Глеба Катарина окончательно раскрывается в качестве святой подвижницы и альтруистки. Погибающая девочка, всеобщий ребёнок — ещё одно воплощение несостоявшегося будущего. Несчастный персонаж выполняет так много функций и столько всего олицетворяет, что быстро ломается и превращается в искусственный конструкт.
Сам Глеб тоже то и дело предстаёт в виде отвлечённой категории. Экстраординарный талант Глеба состоит не столько в исполнительском мастерстве, сколько в способности подключаться к неким неисчерпаемым энергетическим пластам, источником которых является то ли Господь Бог, то ли космос. Этот дар ставит его в один ряд чуть ли не с Моцартом, Бахом и Бетховеном. На его выступлениях всегда аншлаг, его везде ждут толпы поклонников, ему предоставляют лучшие площадки, о нём пишут книги… Теоретически всё возможно, однако на практике вокруг гитариста, если он не рок-звезда, никогда не возникает такого ажиотажа, какой Евгений Водолазкин устроил вокруг своего персонажа. Глеб сначала с успехом учится в музыкальной школе, но потом надолго оставляет занятия музыкой. Спустя много лет к ним возвращается и становится всеобщим кумиром. В реальности что-то подобное возможно? Как говорил Берлиоз, «это, извините, маловероятно». Глеб — проводник космической энергии то и дело мешает Глебу-человеку.
Весьма условную роль играет продюсер Глеба — немец по фамилии Майер, который приставлен к музыканту для решения всех его насущных проблем, начиная с раскрутки до уровня мировой знаменитости и заканчивая всеми мелкими бытовыми вопросами. Несколько театральны и механистичны православные батюшки, которые появляются в кризисный момент, чтобы дать пару-тройку наставлений и поделиться своими прозрениями. Да и невозможно просто переместить святого старца из житийной литературы в современный пейзаж в надежде, что его образ останется всё так же «чист и светел».
По мере продвижения к финалу эмоциональное напряжение нарастает, пока не становится откровенно надрывным. Болезнь Веры прогрессирует, параллельно Глеб и Вера готовятся к совместному выступлению. Репетиции отнимают слишком много сил, но отказаться от концерта невозможно — для Веры он слишком важен. Сам концерт проходит на нервном пределе — слёзы, бурные аплодисменты, всеобщий восторг. Следом за этим событием следует подробное описание срочной операции, которая должна спасти Вере жизнь. Но в ходе неё девочка, к несчастью, погибает — слёзы, горе, отчаяние… Автор берёт всё более и более высокие ноты и в конце концов срывает голос. А читателю из-за переизбытка оваций и рыданий с каждой страницей всё сложнее воспринимать описанное всерьёз.
Теперь несколько слов по существу затронутых вопросов.
«Жизнь — это долгое привыкание к смерти» — утверждение, на котором автор особенно настаивает. Его можно было бы счесть верным, если бы слишком многие не умирали внезапно и слишком рано для того, чтобы к чему-либо привыкнуть и что-либо осознать.
Другой важный для автора тезис состоит в том, что задача каждого человека — самосовершенствование. «Требовать перемен» и выходить на площади — дело неблагодарное и ничего хорошего не обещающее. Вас используют втёмную: вы будете рисковать собой, даже не отдавая себе отчёта в том, чьи интересы вы на самом деле отстаиваете. Вместо этого «надо возделывать свой сад». Сидя в ресторане, Глеб обсуждает эту тему с Нестором: «Ты считаешь, что ради хорошего стейка нужно сменить систему. Я же думаю, что нужно просто научиться хорошо готовить. А система — она подтянется». С этим сложно согласиться. Система не подтянется. Вернее, где-нибудь в Великобритании или в Швеции она, вероятно, и придёт в соответствие. А у нас, пока вы будете возделывать сад, она, скорее всего, окончательно деградирует. И тогда к вам придут революционные матросы, люди из НКВД или просто из ОПГ, и не будет ни вас, ни вашего сада, ни тем более стейка. Не говоря о том, что для стейка нужно мясо, а исторический опыт подсказывает, что при некоторых системах с его поставками случаются перебои, и готовить тогда решительно не из чего.
Оперируя всевозможными аллегориями и многозначными символами, автор оставляет читателю слишком большой простор для толкований сказанного. Основная тема — всем знакомый страх смерти. Преодолевается он любовью и верой в вечную жизнь. На одной чаше весов — смерть и преждевременная гибель многочисленных персонажей, острое осознание конечности человеческой жизни, чувство ужаса перед падением в пропасть небытия и так далее. На стороне вечности — мудрые старцы, знающие ответы на все вопросы, православные батюшки, к которым слетаются птицы, и, конечно, музыка — голос той самой вечности. С одной стороны, в романе проповедуется, что вера в жизнь вечную — единственное, что придаёт смысл жизни земной. В то же время вера, гениальное дитя помешательства, на глазах у читателя гибнет, оставляя публику в тяжёлых раздумьях.
Концентрация страха и острой боли в финале романа такова, что в них тонут, теряют видимость и звук все сигналы из далёкого горнего мира. После смерти Веры Глеб с Катей в буквальном смысле прячутся в стенах церкви — маленькой византийской часовни. Там они встречают батюшку Нектария, который часто приходит в эту часовню молиться: «Нектарий зажигает свечу и становится на колени. …Теряем счёт времени. Смотрим на Нектария и его свечу. Он читает молитвы очень тихо, и мы слышим только их отрывки. Только бы не останавливался — не хочется отсюда выходить, потому что здесь нет времени. А снаружи — будущее, которого у меня, собственно, и нет. Стоять бы вечно под это бормотанье, погружаясь в его покой. Обманывая будущее, ждущее там, за дверями». Эта часовня — действительно надёжное укрытие от хаоса, или Глеб придумал его, как это делают дети, когда во время игры складывают над головой руки и кричат: «Я в домике! Меня не трогать!»? Зная автора не первый год, можно предположить, что в его романе домик настоящий, но сам текст романа оставляет вопрос открытым.
В данном случае попытки набрать высоту и «воспарить» себя не оправдывают. Пока дело происходит на нашей грешной земле, пока Глеб рассказывает о том, как жил в Киеве, ходил в школу, учился играть на домре и гитаре, поступал в Ленинградский университет, встречал Новый год с будущей невестой и так далее, читать роман интересно. Как только возникают пафос, «нечеловеческая музыка» и инструкция по спасению души, живой огонь в романе, увы, гаснет.