«Гадюка» в театре «Сфера»
Опубликовано в журнале Знамя, номер 10, 2019
Не каждый артист осилит нести на плечах целый театр, даже если он маленький и камерный. Это не только административная работа и управление человеческим ресурсом, но и постановка целой серии спектаклей, часть из которых создавались другим человеком. Переделывать сложно, а делать это, следуя за кем-то, — непосильно.
Александр Коршунов — известный, давно признанный актёр. Его лицо узнаваемо, фильмы с его ролями регулярно показываются по телевидению, а о том, что он — главный режиссёр театра в центре Москвы, мало кто знает. Как и о самом театре «Сфера», в который очередь за билетами не выстраивается… Дело то ли в неразвитости и плохой работе социальных сетей, которые сейчас гарантируют половину успеха, то ли в качестве предлагаемого репертуара. Хотя, если судить о репертуаре по названиям, он настолько нестандартный и разнообразный, что ведущим площадкам стоит позавидовать. А ставить спектакль по прозе Варлама Шаламова, когда лагерная тема остаётся полузакрытой, — почти смертельный номер. Возможно, его играют из-за того, что театр почти незаметен на карте Москвы.
Чтобы стать режиссёром, нужно или родиться им, или просто обладать типом сознания, когда целиком видишь весь мир — картину, вплоть до рамки, и детали, вплоть до мелкого жука в углу. Актёр же отвечает только за себя.
Повесть Алексея Толстого «Гадюка» — хороший материал для сцены. Там можно разгуляться, используя массу возможностей света и звука, главное — дать волю себе и актёрам, чтобы Гражданская война так и вышла к зрителям — дикая, братоубийственная, кровавая, чтобы они почувствовали не только частную трагедию, но и масштабы национальной катастрофы. В 2019 году, когда прошло полтора года со столетия Октябрьской революции, мало вспоминали о событиях, которые последовали далее, хотя они не менее важны из-за актуализации межличностных отношений — как человек может жить в условиях новой власти, нового порядка и отношений между людьми, когда стирается граница родства, договора, когда человек становится волком для другого.
Для Ольги Зотовой — дочери купца второй гильдии, старовера, Гражданская война — слом бытия, трещина, которая разделяет её жизнь на до и после. Девушка выросла в почти тепличных условиях: известный на весь город род, обеспеченная жизнь, образование, манеры, представления о прекрасном и желание обрести любовь. Вместо всего этого она переживает сексуальное насилие в начале спектакля и пожар в доме, но выживает, что сродни чуду. Захват Казани белыми войсками кажется жителям спасением: мол, чехи вернут царскую власть и восстановят прежний мир. Всё происходит иначе: врачей госпиталя расстреливают, самой Зотовой угрожают изнасилованием, ведут постоянные допросы — Белая армия на сцене толком не отличается от Красной.
Чудом кажется героине встреча в госпитале с Емельяновым. Сначала она воспринимает это как угрозу: Емельянов воюет на стороне красных, — но вскоре понимает: держаться стоит сильной стороны. Известно, что фактически сильной стороной были белые, но азарт и жажда нового мира, кажущаяся свобода и стремление перемен затянули Зотову. Она поддалась скромным пролетарским ухаживаниям Емельянова и сменила позицию. В ней могла проснуться великая сила, которая могла бы помочь ей найти своё место. Но возникло лишь истерическое подобие этой силы, которое было в каждом левом революционере или солдате. Так героиня убивает своего одноклассника, ставшего бандитом, который изнасиловал её в Казани.
Смерть Емельянова должна была стать для неё концом жизни. Но она снова чудом выживает. Гражданская война утихает, наступает НЭП, процветание, истеричные времена трестов, фирм, возвращение мелкобуржуазного бизнеса и попытка найти компромисс между ужасом прошлого, настоящего и будущего. Но и в этой реальности Зотовой не находится места. Как герой войны, она получает не только наградную золотую стрелу, но и комнату в коммуналке в Москве. Вместе с комнатой ей достаются все атрибуты тех лет: трясущиеся от резких перемен соседи, фиктивное процветание на фоне едва завершившейся Гражданской войны, новая мода, изменившиеся порядки мирной жизни. Имея за спиной кровавый опыт, поле и жизнь верхом, кажется, невозможно обрести спокойствие и место посреди истеричности НЭПа. Как и в повести, у героини возникает недопонимание с соседями, которые её в чём-то подозревают, за спиной высказывая неодобрение и упрёки. Вспыхивает конфликт с соседкой: обе претендуют на внимание и любовь директора треста, но соседка успевает заключить с ним брак, оставляя Зотову одиночкой. Как и в оригинальном тексте, она убивает соседку. Затем суд, и режиссёр с Алексеем Толстым предлагают зрителю вынести девушке приговор. И становится неясно — как работает общественное осуждение на фоне современности, когда человек имеет право совершать любой поступок, не оглядываясь на других? В зале висит молчание, народ безмолвствует.
Режиссёр может как угодно крутить оригиналом, подменивая текст метафорами, меняя посыл, убирая мораль, делать всё, что угодно: театральная сцена — пространство новой реальности, театр имеет право жить своей жизнью, а не обслуживать интересы соцреалистической литературы. Но, по сути, Коршунов просто переложил толстовскую «Гадюку» на сцену. Как прочитал, так и переложил, хотя у него была масса возможностей для работы с текстом.
Что касается качества постановки, всё могло быть лучше, и толстовский текст мог бы вызвать интерес. Сцена построена так, что актёры перемещаются по всему залу, работая в центре амфитеатра, уходя за спины зрителей — по максимуму используют то, что им доступно. И очень стараются. Видно, что их всех учили, что у них есть образование, что они чуть из кожи не лезут, чтобы передать эмоцию, которая была заложена в литературный текст. Стараются так, что гипертрофируют её, доводят практически до абсурда. Банально переигрывают. Кричат там, где лучше сказать шёпотом. Шепчут, когда стоит промолчать.
Много пластики и атрибутики физического театра — сцена изнасилования показана блестяще. С таким целомудрием, жестокостью и такой болью изобразить сексуальное преступление очень сложно. Здесь хореограф и режиссёр сработали на грани — важно было удержаться и не скатиться в откровенную эротику, не показать лишнего, не задрать платье, так сказать.
Рваный темп повествования добавляет азарта, но не играет на руку постановке — два разных акта оказываются не связаны между собой. После антракта как будто приходишь на совершенно другую постановку: сначала вам показывают историю одинокой и несчастной девушки, которая борется за любовь и счастье, а после антракта — фарс, эклектику и бешенство Новой Экономической Политики. Полтора часа ждёшь человеческой истории, а получаешь неуместный мюзикл с посредственным вокалом и музыкальным сопровождением. Композиционно — это просто провал. Нет единства и логической связи — только тошнота от жеманных и склочных соседей.
Свет и звук стандартны — ничего нового. Абсолютная норма для репертуарного драматического театра. Попытка подключить зрителя ко всему этому оказывается просто неуместной и похожей на «Смехопанораму» или концерт Михаила Задорнова — это должно либо продолжаться на протяжении всего спектакля, либо не происходить вообще.
Получается, что Коршунов просто хотел заполнить репертуар спектаклем, на который люди пойдут из-за автора — они читали Алексея Толстого, кто-то даже его и любит, а заманчивое, чуть провокационное название «Гадюка» привлекает ещё сильнее. Тем более с такой слёзной аннотацией.
В этом спектакле всё не так плохо, как кажется. Это можно смотреть. Но можно спокойно обойтись и без этого.