Опубликовано в журнале Знамя, номер 10, 2019
Об авторе | Артем Эдуардович Скворцов (р. 1975) — филолог. Доцент Казанского федерального университета, доктор наук. Автор более ста научных и критических работ. Публиковался в журналах «Знамя», «Новый мир», «Арион», «Октябрь», «Philologica», «Вопросы литературы», «Полилог» и др. Лауреат литературных премий «Эврика» (2008) и «Antholōgia» (2011). Живет в Казани. Предыдущая публикация в «Знамени» — «Три современных стихотворения» (2015, № 9).
Все, кто всерьёз интересуется русской поэзией, знают: журнал «Арион» в начале года издаваться перестал.
По горячим следам на событие отреагировали многие — от кратчайших реплик в фейсбуке до развёрнутых высказываний в периодике. Из наиболее заметных следует назвать материалы Евгения Абдуллаева и Сергея Костырко1 , а также публикацию большого блока откликов на портале «Год Литературы», где приводятся мнения шестнадцати литераторов разных поколений, одни горестно-сочувственные, другие дистанцированно-иронические2 . В любом случае, равнодушных в хоре хвалителей и хулителей не было.
Закрытие издания — уже факт истории русской литературы, но делать большую аналитическую статью «Об эволюции эстетической позиции журнала «Арион» в период с 1994 по 2019 год» сейчас не к месту. Это тема для диссертации на соискание учёной степени доктора филологических наук и, возможно, не одной. Без сомнения, такие исследования появятся в обозримом будущем. Задача настоящих заметок скромнее: постараться ответить на вопрос, какова была специфика «Ариона» как институции и какую роль он четверть века играл в поэтическом пространстве.
На своём культурном поле «Арион», издание частное и ни от каких директив не зависящее, довольно долго был прецедентом. Сейчас уже несколько подзабылось, но иные немногочисленные заметные бумажные издания, посвящённые русской поэзии, возникли или в присутствии «Ариона», или вообще вследствие его существования — как его «попутчики» либо «противники»: «Дети Ра» и «Интерпоэзия» выходят с 2004 года, «Воздух» с 2006-го, «Prosōdia» с 2014-го. В своё время некоторые из будущих редакторов этих журналов печатались в «Арионе» в качестве критиков, а то и стихотворцев. Поэтому не будет большим преувеличением сказать, что, помимо всего прочего, журнал вольно или невольно расшевелил общественность и инициировал создание других поэтических площадок.
И сторонники, и недруги «Ариона» по умолчанию признавали существование у него определённой эстетической программы/идеологической доминанты. Если наличие сущности интуитивно ощущается многими очень разными людьми на протяжении долгого времени, то она, видимо, есть. Но мгновенно выявить предпочтения журнала и общую идейную базу его авторов отнюдь не просто.
Может быть, его интересы были поколенческими? Нет, «Арион» печатал решительно все генерации, специально не уделяя внимания ни одной из них. На соседних страницах многих номеров можно найти стихи восемнадцатилетнего дебютанта и патриарха, разменявшего восьмой десяток.
Возможно, отбор происходил по географическому или даже геополитическому принципу — метрополия/провинция, Россия/ближнее и дальнее зарубежье, «патриоты»/«либералы»? Тоже нет, бок о бок в журнале печатались люди, живущие в разных точках земного, социокультурного и политического пространства и подчас никогда не встречавшиеся друг с другом.
Или издание продвигало жёсткую гендерную позицию? И вновь ответ отрицательный. Тут даже нет необходимости что-либо доказывать: в любом взятом наугад номере оба пола представлены в более или менее равных пропорциях (ситуативно в пользу того или другого).
Что же остаётся? Эстетические пристрастия? Пожалуй, уже теплее, но… Сторонники метрического стиха и убеждённые в тотальной победе верлибра, любители наивного письма и ценители тёмного метафорического стиля, носители фольклорного сознания и изощрённейшие постмодернисты без труда могли сойтись бок о бок в арионовской ойкумене.
Как видим, действительно трудно обозначить критерии, объединяющие всех стихотворцев в журнале. Проще — по тому, чего в «Арионе» не было.
Пожалуй, в журнале не было крайностей. Формальных, языковых, политических. Не было, к примеру, радикального герметичного авангарда с распавшимся синтаксисом и затемнённым смыслом, упоения эпатажем, явной пропаганды каких-либо идеологических платформ. Поэтому рано или поздно «арионовский стиль» естественно утвердился в качестве условного мейнстрима. Одни его за подобное усердно поддерживали, другие столь же энергично ругали, но некий «арионовский текст» однажды возник и принялся саморазвиваться.
Однако и тут мы ещё не подходим к смысловому стрежню журнала. Главное в другом.
Тем немногим, что в какой-то степени объединяло авторов арионовского круга, стали ясные и чёткие убеждения: уважение к традиции и представление о структурированности культуры вообще и поэтического пространства в частности.
В наше толерантное время такие взгляды могут восприниматься либо как забавно обветшалые, либо вообще как токсично-вредные. Но что отстаивал «Арион»? Демократизм старта и аристократизм финиша, разделение прав и обязанностей, желаний и их воплощения.
Все имеют право голоса в поэтическом мире — тезис бесспорный. Но часто лукаво игнорируется, что если право есть у всех, то сам голос встречается далеко не у каждого, — не всем дано стать певчими птицами. За пределами «Ариона» сплошь и рядом раздавалось: все равны и всё равно, каждое мало-мальски артикулированное высказывание ценно, любое по умолчанию — поэзия. Журнал же с первого до сто первого номера неустанно бил в одну точку: нет, не всё важно и не всё едино, не все авторы предъявляют достойный результат, есть мера, отбор, иерархия ценностей3 .
«За четверть века «Арион» напечатал стихи около тысячи авторов. Одних — по изрядной подборке чуть не каждый год, других — всего лишь раз единственным трёхстишием, но и оно присутствует в поэзии по праву. Однако это не значит, что у нас есть тысяча поэтов.
Думаю, действующих поэтов «первого ряда» — не гениев, которые единичны во все времена, да и статус их ещё предстоит заверить будущему, а просто пишущих из года в год первоклассные стихи, лучшие из которых ощутимо раздвигают границы поэтического слова, — не больше дюжины. Я назову имён пять, другой — шесть, третий — семь, частично имена совпадут. И получится та самая дюжина.
Ещё два-три, ну, три с половиной десятка просто хороших, настоящих, профессиональных поэтов. То есть талантливых и самобытных, изо дня в день работающих, отдающих поэзии, по Батюшкову, всего себя и неизменно публикующих всякий год по одной или по несколько примечательных журнальных подборок.
И эти полсотни — всё. Что совсем не мало».
Так писал в программной статье основатель и бессменный главный редактор «Ариона» Алексей Алёхин. Материал вышел в третьем номере за 2018 год4 и оказался для издания итоговым: через полгода журнал закроется.
Иерархическая позиция, позиция сравнения и отбора отчётливо прослеживается в арионовских рубриках: «Читальный зал», «Мастерская», «Голоса», «Листки», «Свежий оттиск», «Диалог», «Монологи», «Групповой портрет», «Транскрипции», «Пантеон», «Анналы»… Именно она вызывала к жизни статьи, посвящённые попыткам разобраться с современными значимыми (или, напротив, ничтожными, но «громкими») тенденциями, явлениями, именами.
Определения, формулировки и оценки, появлявшиеся на страницах «Ариона», не всегда удовлетворяли даже самих его авторов, однако они были даны. Журнал не боялся разговора по существу и стремился — удачно или нет, другой вопрос — судить о современной поэтической ситуации по гамбургскому счёту.
Конечно, в последние годы такой курс «Ариона» в стихотворном море-океане всё больше напоминал поведение суровой фрёкен Бок рядом с душкой Малышом и совсем уже безбашенным Карлсоном, но не будем забывать, что вкусные плюшки пекла всё-таки она, и первый ими охотно лакомился, а второй так даже и подворовывал.
Критическую энергию журнала и прямоту в отстаивании своих взглядов невозможно было не заметить. «О поэтиках ли спор между авторами “Ариона” и “Воздуха”, идеологами учебника “Поэзия” и сторонниками традиционного взгляда на стихи, и спор ли это? Говорить можно скорее не о конфликте между двумя поэтическими культурами, а об их принципиальной, едва ли не биологической несовместимости»5 .
Сказано сильно. По сути, обозначенное положение дел едва ли не соответствует давнему стихотворению Бориса Заходера «Приятная встреча»:
Встретились Бяка и Бука.
Никто не издал ни звука.
Никто не подал и знака —
Молчали
Бука и Бяка.
И Бука
Думал со скукой:
«Чего он так смотрит — букой?»
А Бяка думал:
«Однако
Какой он ужасный
Бяка…»
Были ли две поэтические культуры биологически несовместимы, покажет время, но факт обмена ракетно-бомбовыми выпадами всё-таки имел место. То есть, в отличие от ситуации, изображённой классиком детской литературы, какое-никакое, а взаимодействие между взрослыми противниками состоялось.
Бо́льшую часть журнальных полос занимали сами стихи, но острую реакцию у аудитории «Ариона» чаще всего вызывали критические публикации. И неудивительно. Именно предъявление востребованной критики, не боящейся прямо и внятно реагировать на текущий литпроцесс, и есть показатель жизнеспособности не только конкретного издания, но национальной литературы в целом.
Бытующее мнение о монолитности критического блока журнала и о том, что критика «Ариона» не более чем транслятор единообразных идей, действительности не соответствует. Достаточно ознакомиться с двумя-тремя статьями И. Роднянской, И. Шайтанова, Е. Невзглядовой, Л. Костюкова, Е. Абдуллаева, Я. Шенкмана, А. Саломатина, В. Куллэ, А. Пермякова, В. Зусевой, В. Козлова, Е. Погорелой, Е. Коновалова, чтобы заметить и индивидуальный стиль каждого из критиков, и их излюбленные темы, а подчас и их полемическую неуступчивость по отношению не только к заведомым оппонентам из иных лагерей, но и друг к другу. Въедливый читатель вообще обнаружит, что, оказывается, на страницах журнала сплошь и рядом велась явная и скрытая полемика между авторами, публикующимися на одной площадке.
Такая демократическая вольница сознательно культивировалась редакцией. Благостное идейное дружелюбие арионовских критиков — миф. Отнюдь не случайно большинство из них печаталось в разных изданиях, а в некоторых случаях полемисты, видимо, не удовлетворившись ролью послушников в чужом монастыре, впоследствии даже организовали собственные журналы, основанные на других принципах.
Четверть века — сам по себе большой срок. Учитывая, на какие разнородные эпохи пришлось существование «Ариона», приходится констатировать: он выработал свой жизненный ресурс с явным превосходством ожиданий.
Журнал всегда вольно или невольно фиксировал и отражал состояние современной русской поэзии, отчасти и формируя его. В первые годы своей деятельности «Арион» не имел конкурентов, был единственным в своём роде и оттого безраздельно властным органом печати. По мере появления альтернативных проектов он ещё долго оставался ведущим в своём культурном сегменте. Наконец, в последнее время журнал стал одним из нескольких изданий, общее количество которых можно пересчитать по пальцам, делающих «поэтическую политику» в русской литературной культуре.
Банальные финансовые трудности — не единственная причина прекращения проекта. Необратимо изменился социокультурный контекст, поэтическое пространство безбрежно расширилось, усложнилось и раздробилось. Множество авторов, особенно молодой генерации, обращаются к читателю посредством виртуальной реальности, вовсе не заботясь о трудном и непредсказуемом прохождении через редакторское сито каких-либо бумажных изданий. Ни одному поэтическому журналу сейчас не под силу стать центральным — хотя бы потому, что у аудитории нет такого запроса, а понятия центра и периферии в культуре понимаются разными людьми несхоже. Да и сам журнал в последние годы заметно «устал». Так что «Арион» ушёл вовремя и с достоинством, без медийного шума и спецэффектов. Даже финальный номер не содержал патетических материалов за упокой или за здравие: издания больше не будет, но поэзия продолжается.
Без «Ариона» универсум новейшей русской поэзии был бы другим — явно более бедным и уж во всяком случае более хаотичным. Для своего времени журнал значит не меньше, чем «Весы» и «Аполлон» — для своего, причём продлился он почти в два раза дольше обоих изданий эпохи модернизма. Его полный архив находится в свободном доступе в сети. Фактически это и не архив, а пролонгированная история изящной словесности рубежа тысячелетий.
Всё живое имеет начало и конец. Возникнет что-то и после «Ариона». Но его первое место уже не занять никому.
1 Евгений Абдуллаев. После «Ариона» // Дружба Народов. — 2019. — № 4; Книги: выбор Сергея Костырко // Новый Мир. — 2019. — № 6.
2 https://godliteratury.ru/public-post/konec-ariona-chast-i и https://godliteratury.ru/public-post/konec-ariona-chast-ii
3 Более подробно об этом см.: Артём Скворцов. Поэтическая иерархия: да или нет // Арион. — 2017. — № 1.
4 Алексей Алёхин. Отчего рыбы разучились летать (заметки редактора) // Арион. — 2018. — № 3.
5 Сергей Чупринин. На круги своя, или Утраченные иллюзии. Девять с половиной тезисов // Знамя. — 2017. — № 2.