Олег Нестеров. Небесный Стокгольм
Опубликовано в журнале Знамя, номер 8, 2018
Олег Нестеров. Небесный Стокгольм. — М.: РИПОЛ классик,
2016. — (Редактор Качалкина)
«Небесный Стокгольм» — книга
любопытная. В ней есть романтика шестидесятых, когда людей в СССР охватило
щемящее чувство, что еще немного, и жизнь изменится к лучшему. В героях романа
живет искренняя вера в то, что страна берет новый курс. Зачатки демократии
налицо: в «Новом мире» опубликован рассказ Солженицына «Один день Ивана
Денисовича», Вознесенский, Евтушенко и Ахмадулина собирают стадионы, стиляги
празднуют эпоху расцвета…
«В самом начале 60-х или в
конце 50-х у каждого запустилась своя собственная пружина внутри. Каждый
чувствовал персональную перспективу. Все зависело от тебя самого. Нужно это
делать и тогда все будет хорошо. Все», — считает автор «Небесного Стокгольма» и
в эпиграфе романа цитирует Иосифа Бродского: «Система нас может уничтожить
только физически. С точки зрения сущности, система нас никогда не уничтожит,
если мы, конечно, с точки зрения сущности, не слабы. И система — это фильтр.
Это проверка на антихрупкость».
Для преображения мира, как
известно, требуется сместить точку сборки, которая схожа с бегунком
радиоприёмника и помогает воспринимать реальность. Герои романа Нестерова,
москвичи Петр, Антон и Кирилл, интуитивно догадываются о том, что лучше всех
сформулирует Карлос Кастанеда: каждый человек может самостоятельно настроить
свое восприятие. Но поскольку дело это долгое и непростое, они идут работать на
спецслужбы, полагая, что совместно изменить реальность получится качественней и
быстрей.
В комнате куратора Филиппыча их линии впервые пересекаются. У Петра выраженный
когнитивный диссонанс: стучит сердце, ватные от волнения ноги, но он твёрдо
уверен в своем выборе. Антон погружен в мысли о том, что изменять реальность
куда интересней, чем жить идеологией Двадцатого съезда, которую никто уже не
воспринимает всерьез. Есть и еще одна причина — красный диплом Бауманки и понимание, что большим ученым ему все равно не
стать. Кирилл не намерен копаться в прошлом, он реалист, ему нужно поймать
момент — здесь и сейчас, а будущая профессия филолога для учащегося на
отделении фольклора в МГУ позволит лишь мотаться по экспедициям, заниматься
сбором пословиц бесчисленных народов СССР да кашлять от пыли в архивах сельских
музеев и библиотек.
Куратор Филиппыч,
увидев перед собой Петра, Антона и Кирилла, не может скрыть усмешки: «У
нас тут впервые такое творится. Мало того, что с улицы набрали, да еще и сами
по себе будете вариться. Курировать и направлять вас буду я как
непосредственный начальник. Но дел у меня и без вас хватает, поэтому запущу вас
в автономку, а потом буду выдергивать периодически и снимать показания… Вы
называетесь “Группа по анекдотам”».
Можете себе представить, как
вытянулись лица у неофитов серого фронта. Они-то предполагали, что им для мира
во всем мире придется за кем-то следить, выявлять, доносить, а им предлагают —
сочинять анекдоты! Антон, на всякий случай, уточняет: мы будем сажать за
анекдоты?
«Одна веселая шутка может опрокинуть
трон и низвергнуть богов. Не я сказал. Анатоль Франс», — наставляет их Филиппыч и по-отечески добавляет, чтобы не ленились, а днем
и ночью придумывали забавные миниатюры.
В советской системе полно
недостатков, и если люди начнут над этим смеяться, то на возмущение, осуждение
и недовольство у них не останется ни времени, ни сил. Из героев прошлого нужно
сделать героев опереточных, показывая значимость тех, кто у власти в данный
момент. Именно в этой сфере призваны работать новоиспеченные сотрудники КГБ.
Их девиз: «Важно, на чьей
стороне смеющиеся».
«Анекдоты — это не просто про
пошутить. Это по сути одна-единственная возможность
сформулировать и передать другим свои оценку и наблюдения. Раньше
как было? Больше трех не собираться. Каждый третий стучал. Компании в Москве
были герметичны, максимум две-три семьи, пара друзей, все боялись. А сейчас?
Придешь к кому-нибудь, а там человек сорок в квартире, все на головах друг у
друга стоят. Всем весело, все счастливы», — поясняет куратор.
Шестидесятые годы — время
романтиков и дилетантов. Время утопическое. Научно-техническая революция и вера
в светлое будущее сменится потом горьким разочарованием. Уводя читателя в свой
роман, Олег Нестеров начинает со слов: «Дом был красивый, но с
бородавками…».
Этот необычный дом находится
по адресу: Москва, проспект Мира, 11.
Советский архитектор Д.
Булгаков украсил его цветочным орнаментом, геометрическими рисунками в виде
заклепок, сочетая это с серпами и молотами — символикой коммунизма. В 1944
году, по окончании строительства, дом раскритиковали в печати. В журнале
«Архитектура СССР» было отмечено, что «фасад дома представляет собою образчик
фальшивой, насквозь ложной декорации».
Олег Нестеров — лидер
московской группы «Мегаполис», музыкальный продюсер, преподаватель МГУ. В 2008
году он дебютировал с романом «Юбка» (книга вышла в издательстве «Ад Маргинем»)
о зарождении рок-н-ролла в фашистской Германии. Роман был создан в жанре
альтернативной истории.
Кроме того, Нестеров — автор
мультимедийного проекта «Из жизни планет», ставшего предтечей «Небесного
Стокгольма». В этом проекте звучат саундтреки к четырем неснятым фильмам
Геннадия Шпаликова, Владимира Мотыля и Андрея
Смирнова: «Причал», «Прыг-скок, обвалился потолок», «Семь пар нечистых»,
«Предчувствие».
«Небесный Стокгольм» — роман
о трех специалистах по юмору и сатире, который лишь отчасти — художественный
вымысел, основа его — документальна. Молодые сотрудники КГБ посещают выставки,
поэтические вечера, влюбляются, мечтают о новой экономике и свободе слова, а
потом их жизнь сама становится забавной миниатюрой, юмореской, над которой
можно плакать или смеяться.
Нестеров назвал роман
«Небесный Стокгольм», потому что влюбился в Стокгольм земной, в котором
когда-то жил, в который иногда возвращается. В названии — зеркальное отражение
неосуществившейся мечты, в которую верят его герои-романтики. Сам Олег Нестеров
говорит о столице Швеции так: «Ничего не могу поделать — там мое “я”
растворяется и поет. Может быть, все дело в его пропорциях, строгих и
лаконичных? Это касается всего, такая универсальная мера — и в формах, и в
стенах, и в их цветах, в сочетании земли и воды, солнца и тьмы. И в людях,
конечно.
Давным-давно я приехал в
Стокгольм стажироваться. На Polar Studios,
где когда-то записывали свои пластинки АВВА. Приехал больным, меня уже пару
месяцев не покидал проклятый кашель, бил озноб и от слабости подкашивались
колени. Я спасался тем, что в свободное время бесконечно ходил по городу.
Километров по восемнадцать в день, пока свежий стокгольмский воздух постепенно
не выдавил из легких хворь. Начал ходить по необходимости, а потом уже не смог
остановиться. Вот тогда-то я и стал по-настоящему узнавать город, его привычки,
географию и узловые точки. Появился даже ритуал: каждый вечер на закате
забираться в малинник на высоком берегу, пить вино, есть сыр и смотреть на
город.
И у меня постепенно стало
складываться. Люди, еда, технологии и дизайн, алкоголь, метро, шхеры, цвета,
погода, сказочница Астрид — все стало единым целым и связалось в крепкий
шведский узел раз и навсегда. Всем этим я и хочу поделиться. Именно сейчас,
когда эти два Стокгольма таинственно слились в моей жизни — Стокгольм земной и
Стокгольм Небесный».
Читая о Москве шестидесятых,
я невольно провела параллель с днем сегодняшним, с «регуляторами пара» не менее
талантливыми и еще более изворотливыми, чем их прототипы из прошлого.
Литература — поле трехмерное, на нем уместятся и рядовые мученики слога, и
«Пети, Антошки, Кирюши», и отмеченные особыми регалиями кунаки быстрокрылого
Пегаса.
Если гражданину горько на
душе, его выручает смешная шутка, анекдот, вечер с единомышленниками (чаще это
— телевизор, у избранных — газета или журнал). Литературные гении — стараются,
пишут стихи на острые темы для «Новой газеты», выступают с поэтическими
концертами по стране, музицируют на «Дожде», делают комедийные сценки в
развлекательном секторе СТС, а на центральных телеканалах — давно сплошное
веселье. Там даже политические дебаты превращаются в клоунаду, а выпуски
новостей подаются в стиле гротеск.
Как сказал Сомерсет Моэм:
«Когда смеешься над людьми, на них не сердишься». Роман «Небесный Стокгольм» —
собственно, об этом.