Лена Элтанг. Царь велел тебя повесить
Опубликовано в журнале Знамя, номер 6, 2018
Лена
Элтанг. Царь велел тебя повесить. М.: АСТ: Corpus,
2018.
Дом с горгульями
Зацветет миндаль, и отяжелеет кузнечик, и
рассыплется каперс, и отправится человек по имени Костас
Кайрис туда, где истончается Европа, растворяясь в
Атлантике, к мысу Рока, где в благословенной бухтe,
что в устье реки Тежу, финикийские мореходы заложили город Alis
Ubbo, он же Olisipo, он же Colonia Felicitas Iulia, он же al-Ushbuna, он же Lisboa, Лижбоа, Лиссабон, в свой
дом с горгульями, что в Альфаме, рядом с Террейро ду Пасу.
Обжигающий читателя впечатлениями роман
читается на одном дыхании: неожиданное наследство, фамильные реликвии, скелеты
в шкафу, убийства, ложные обвинения, тюремные письма, трагическая история любви
и еще много запутавшихся любовей вокруг, безумные кукольных дел мастерицы,
коварные стюардессы с прошлым, шлюхи, шантажисты,
воры, актеры, порнографы, филологи, метисы-кабокло,
тени немецких летчиков, лузитанцы и их боги,
фальсификации, имитации, инсценировки, инцест (или нет?), мифы. И все это под
звон бокалов с терпким португизе на соленом
атлантическом сквознячке.
В широкой палитре интриг, преступлений и
тайн любителю интеллектуального детектива есть где
развернуться. Хотя это, скорее, криптороман:
загадывающий читателю загадку, играющий в кошки-мышки, водящий по лабиринту, с
тупиками и фальшивыми Exits. Но отгадка, как
известно, — в самой загадке, ключ к тексту всегда в самом тексте, а ключ к дому
в Альфаме — в пасти горгульи.
Punto di fuga
Упоминаемая еще в «Картахене» punto di fuga,
Fluchtpunkt, точка схода в перспективе и — немецкий
язык сохранил это значение — изначально место сбора паломников для совместного
путешествия в поисках Бога и смысла жизни. Точка схода оказывается и точкой
расхождения: и Бог, и смысл жизни, и процесс его поиска у каждого свой, как и
зыбкие пунктиры перспективы, разбегающися из punto di fuga
в зеркальной симметрии в разные стороны за пределами картины.
В романе punto di fuga — Лиссабон, район Альфама, где когда-то жили маги и каббалисты, а теперь там
Торговая площадь, суд, культурный центр и дом с горгульями и лимонным садом в
сорняках на крыше. Герои стягиваются в этот дом старинного португальского рода
Брага и из него отправляются каждый в свой путь. Фабиу
(последний из Брага) — в цитриновый рай лузитанских богов, Костас — в
фанерную тюрьму памяти, Лютас — к черту, Агне — во все тяжкие, Додо — в небеса, как и положено
стюардессе.
В точке схода остается лишь Зое, вдова Фабиу, тетки и возлюбленная Костаса.
Она обращается в прах и пепел, который смешивается с пеплом сгоревшего дома Фабиу, так и не отпустившего ее. Из пепла возрождается все,
кроме жизни, кроме zoe. И это главный урок
романа: необратимость и неумолимость утраты на пунктире прописанного мифами
пути. Только после смерти Зое, после убийства и обвинения, в тюрьме, в своих
мнемонических письмах к Хани, вспоминая и проговаривая свою жизнь, ведя
собственное расследование загадочного убийства в этом внезапно своем доме, Костас едва решается выговорить, выбормотать
свое чувство хотя бы самому себе. И осознать, что он потерял.
Бродя по лабиринту памяти, задыхаясь от
ужаса подступающей истины, корчась от приступа астмы (как Марсель Пруст, как Че
Гевара), можно встретить только одного минотавра — себя. Вся утонченность
личной культуры Костаса, поставленная лицом к лицу с
Зое, с zoe, оказалась годна лишь на то, чтобы
подковать блоху и лишить ее способности танцевать. Фамилия Кайрис,
литовское левша, оказалась даже не говорящей — кричащей.
Палимпсест истории
Париж Бальзака и Стриндберга, Лондон
Диккенса и Теккерея, Петербург Достоевского и Белого, Дублин Джойса, Прага
Кафки, Лиссабон Элтанг. Европейский роман — явление
урбанистическое, роман — ровесник и летопись города Нового времени, хотя и
питается библейской поэзией и образами города-девы и блудницы. Читая роман
«Царь велел тебя повесить», постоянно думаешь об этой связи: дом — женщина —
город. Дом Фабиу Брага — символ города, с одной
стороны, и тогда в романе гулко отзывается история разрушения Лиссабона в 1755
году. С другой стороны, дом — женщина: Костас,
тартуский студент, не мог не знать работ о семиотике города, так что совершенно
не удивительно, что он отождествляет дом, полученный в наследство, с женщиной и
жизнью, с Зое, до которой и не дотронулся ни разу, превратив эпический инцест в
диалоги Платона: «Я любил этот дом, как любят женщину».
Землетрясение, разрушившее Лиссабон,
потрясет и экзистенцию самого Костаса, а пожар
уничтожит дом, разрушив этот песчаный замок мифов, духов, любви, отчаяния и
смерти. И счет будет выписан герру К.
«Царь велел тебя повесить» —
западноевропейский русский роман с мерцающим локусом дома и выверенной живой
топографией города. Поэтика Элтанг — поэтика
мистического урбанизма, если воспользоваться формулой Пастернака, протянув несколько
ассоциативных связей с Верхарном и Рильке. Но у Элтанг
совершенно нет рессентимента, нет влечений к эстетике
безобразного и уродливого, зато много любви и внимания к читателю, которому
доверяется главное — понимание. И становится понятным: эпоха модернизма
миновала, даже если это не все заметили.
Раз, два, три, четыре, десять
Роман Лены Элтанг
с Костасом Кайрисом начался
с романа «Другие барабаны», вышедшего восемь лет назад, и вот передо мной ее последняя
книга: новая версия романа — скорее, новый роман. Он должен был называться «Тавромахия», потом «Летние мальчики», но мы знаем
окончательную версию названия: «Царь велел тебя повесить». Началась вторая
жизнь Костаса Кайриса, господина
К. Лены Элтанг, унаследовавшего черты и от герра К. из миниатюр Брехта, и от Йозефа
К. Кафки, у него — свой замок и свой процесс… Роман
наполнился привычной автору полифонией, в суматошной карминабуране
которой воцарились герои нашего времени.
Что же изменилось? Дело в том, что свои
сольные партии получили два персонажа, которых до этого, в «Других барабанах»,
мы видели лишь глазами Костаса, верили ему на слово,
перенимали его мнение. Это было как в театре, когда на сцене гремит гром, а на
самом деле кто-то колотит в железный лист за кулисами. Но эти двое, Лютас и Зое, отказались сидеть в закулисье, выбросили лист
и вышли на сцену. Поэтому в «Царе» мы видим иначе и самого Костаса
— глазами Лютаса и Зое. Роман стал полнозвучнее:
жизнь пошла своим чередом. Метафоры разрослись в полноценный подтест и стали все больше проговариваться. Одна из таких
важных, звучащих и звенящих, пронизывающих весь текст романа метафор — пчела:
то золотая, то черная, то железная, то одинокая, то целый улей. Иногда у
метафор появляются свои метафоры — кто ж еще эфемерный немецкий летчик военной
поры, как не метафора пчелы? А волшебный ключик к подпольной пчелиной империи
и, соответственно, один из ключей к роману, находится — в который раз — в
стихах Элтанг (пчелы ваш хозяин умер! я стучу по
улью палкой…) И сразу понятно: «Царь» родился не из «Других барабанов» и
даже не из одноименного рассказа, а из этого стихотворения, открывающего
сборник «Камчатка полночь».
Переработка автором своего текста,
создание новых редакций — не частое, но и не уникальное явление. Сама Элтанг вспоминает о Леонове и Нонмайере.
Но есть и еще один интересный пандан,
причем с автором, чье имя постоянно всплывает в статьях и рецензиях на романы Элтанг. Это Набоков. Поэтика этих авторов — и даже отчасти
их биография — без всякого сомнения, дает много поводов для сравнения.
«Приглашение на казнь» витает в романном эфире, о нем говорит сам Костас, и говорит совершенно справедливо. Но я, читая о
происхождении «Царя» из «Других барабанов», сразу же подумала о «Лолите». Дело
в том, что, переводя свой американский роман на русский язык, Набоков внес
несколько незначительных на первый взгляд, но принципиальных изменений. В итоге
получается: если весь американский текст — действительная речь Г.Г. на суде, и,
соответственно, весь жанр романа падает в бездну, оказываясь пледойе обвиняемого, его разъяснением и последним
словом на суде, то русская «Лолита» — это полноценный роман, подделывающийся
под пледойе, рассказ о воображаемом убийстве, которое
Г.Г. не совершал и не мог совершить.
O Enforcado.
Король, дама, валет
Если верить исторической легенде, а Лена Элтанг ей если не верит, то, во всяком случае, ее
учитывает, в прибрежной Альфаме охотно селились маги
и каббалисты, а площадь Террейру ду
Пасу, рядом с которой живет Костас в доме Фабиу, была распланирована по принципу колоды Таро: на
каждой стороне там 28 арок, то есть всего 56, по числу младших арканов, а вдоль
главного фасада — 22, по числу старших арканов. Код таро пронизывает роман.
Двенадцатый из них — Повешенный, O Enforcado:
подвешенный за ногу, но веселый и довольный человек, а в некоторых таро и
вообще кажется, что он танцует, заложив руки за спину.
Был ли доволен Фабиу?
Во всяком случае, ему было нечего стыдиться и бояться. Несомненно
веселым был эксцентричный английский джентльмен Алистер Кроули, инсценировавший
в Лиссабоне свою смерть с помощью Фернанду Пессоа, чтобы несколько широковещательно разыграть свою
подругу Ханни. Лютый друг Костаса
повторяет эту шутку в перевернутом, как Повешенный, варианте, но, чтобы договориться
с Чертовыми Устами, бока ди Инферно, надо быть как
минимум таким сумасшедшим оккультистом, как Кроули, и с его чувством юмора. И
надо иметь своего Пессоа. А у Лютаса
был только господин К., у которого уже была своя Хани.
Пессоа в итоге
разочаровался в оккультизме и магии, но не потому, что разочаровался в
иррациональных сторонах жизни, а потому, что не мог поверить, что одолеть
Дьявола может человек, не способный одолеть португальский язык. А ведь
португальский Кайриса «хорош только для рыбного рынка,
покупки коржиков в падарии и разговоров со следователем»…
Если присмотреться к старшим арканам, то
некоторые из них определенно могли бы выпасть Костасу,
догадайся он заказать себе полный расклад. Один шестнадцатый аркан Башни в огне
чего стоит. Горящий дом, разбегающиеся фигурки, по некоторым истолкованиям, это
Адам и Ева, бегущие из Рая, это все герои романа, бегущие и горящего фамильного
дома Брага. А ведь рай — это и есть истинный, изначальный Fluchtpunkt,
где собрались все, кто его потом покинул, чтобы брести в поиске своих
минотавров оставшуюся вечность.
Пожар был, конечно, предсказан появлением
кузины по имени Агне. Но и без арканов роман полон
предчувствий, предсказаний, предвестников боли, словно мигрень с аурой. И Кайрис очень близок к пониманию происходящего: «Какое-то
время я выглядел, как шут на картах Таро, я танцевал в темноте, размахивая
бутылкой, я даже пел, кажется». Близок-то близок, а дотянуться не смог.
El Libro de Arena
Романы Элтанг
напоминают мне «Песчаную книгу» Борхеса. В «Царе» тоже почти невозможно
вернуться на прочитанную страницу. Потянешь за кончик золотой ниточки — и ты
уже потерян в истории. Почему старинный род, последний представитель которого
повесился в своем фамильном доме, носит фамилию Брага и почему она мне не дает
покоя? Ах да, Тихо Браге, астроном и астролог, убитый, по легенде, датским
королем за связь со своей матерью, — еще один вскрик истории на тему
непреодолимых табу и архаичных запретов. Кстати, на Тихо Браге тоже совершенно
неожиданно свалилось наследство, определившее его жизнь, полную гротеска и
приключений. Инверсия, но какая густая, по отношению к Костасу.
И вряд ли случайная, если учесть энциклопедический уровень знаний автора романа
по истории и мифологии.
Когда Костас Кайрис, в чьей фамилии упорно слышится название древнего
города, читает в Тарту «Введение в египтологию», забыв о тетке и доме, тебя
вдруг охватывает озарение, и ты кидаешься перечитывать описание казней
египетских, и понимаешь в который раз: это текст, в котором так или иначе
все сходится.
Честно говоря, боюсь взяться за гравюры
Ж.-Б. Дебрэ, на витом шнуре от
одной из которых повесился Фабиу. Из мира
рабов, говорящих на португальском, трудно будет вынырнуть обратно.