Станислав Снытко. Белая кисть
Опубликовано в журнале Знамя, номер 3, 2018
Станислав Снытко. Белая кисть. Санкт-Петербург: Скифия принт, 2017.
Станислав Снытко
— петербургский прозаик, финалист премии Андрея Белого и Аркадия Драгомощенко.
Тексты Снытко — порождение синтеза прозы и поэзии,
абстракция, рефлексирующая в условиях реальности.
«Белую кисть» можно
рассматривать как пример характерного для литературного авангарда коллажа,
детали которого продуманно сплетаются в сюжет, лишь на первый взгляд
представляющийся хаотичным.
С самого начала Снытко заявляет о вариативности восприятия текста, предоставляя
читателю «предисловие» и «послесловие» (воплощения фабулы и сюжета) —
предложения в виде анафразы, разгадать которую нетрудно, воспроизведя главы в хронологическом
порядке.
Восстановив заданную цифрой
хронологию, зритель получает цельную картину происходящего, внутри которой
герой К. сменяет локации и пространства, расчленяет фокус зрения, засыпает,
просыпается внутри сна, окутывается вихрем звуковых и тактильных образов,
разрезает пространство падением и возрождается, превращаясь из частного в общее
и обратно. А может быть, реальность куда более прозаична? Снотворные
медикаменты и кофеин приводят К. к качественным нарушениям сознания — онейроидному синдрому, о котором герой, впрочем, и сам
догадывается. Быть может, он и сам альтер-эго, плод
расщепленного сознания Пистолетова?
Онейроидный
синдром сопровождается галлюцинациями, в которых разум К. воссоздает пейзажи
сверхчувствительной реальности: нагромождение сменяющих друг друга кадров,
движений, точек фокуса, расслоение зрительных проекций и вскрытые текстуры.
Пространство не просто нестатично: оно — жертва
постоянной метаморфозы. Глубина его перспективы кажется бесконечной. Все это
можно рассматривать как свойственный онейроиду параноидальный
бред и метафизическую интоксикацию. Галлюцинативные образы,
которые порождает разум К., настолько органично вписываются в ткань
повествования, что зачастую стирают границы, отделяющие их от реальной среды. Белизна дня, белая комната, снег, мука, соль, поезд, расчерченный
инеем, алебастр, — все это — след белой кисти, пустоты, стерилизации, забвения.
Амнезии, стираемой темной ночью-антагонистом.
Ночь — переломный момент,
падение занавеса. Общий план, целлулоидный кадр, режиссерский комментарий,
отсылающий к другой, закадровой реальности (или к диссоциативному
расстройству?). Ночь окончательно убеждает смотрящего в кинематографичности
повествования. Читатель Снытко — в первую очередь
зритель, который с помощью монтажа получает возможность походить в башмачках
героя. Траектория глаза то падает, то взлетает, подчиняясь монтажному
построению. Резкость зрачка и воспринимаемых им художественных образов
изменяется вне зависимости от дистанции фокусировки. Разрушаются
литературно-кинематографические границы.
Хаотично разбросанные фрагменты
текста создают эффект погружения в измененное сознание К.: преодоление
беспамятства, всплывающие в памяти обрывки воспоминаний, попытки обобщить их
шевелящийся гомон в единое полотно. Читатель превращается в наблюдателя
непрерывного «потока сознания», плодящего детищ в реалиях мира, ежесекундно
выворачивающегося наизнанку. Эта сюрреалистичная «новая реальность» как нельзя
лучше отображается с помощью техники коллажа, акцентирующего внимание на
измененной психике, что дает повод вспомнить кадрирование текстуального
пространства Уильямом Берроузом.
Образы Снытко
динамичны — они скачут, танцуют, расслаиваются в момент замедления времени —
каждый миг растягивается, раскрываясь в своей полноте. Их метаморфозы сравнимы
с техникой перекладки. «Как затверженная тирада проникает в
опалубку форм — мокрой земли, скрежета кровель, хвойных шевронов, взвизг рельс,
вздрагивающее пыление: так мимо матерчатых оттисков канканирует атман ткача — в изживающем тело стремлении оголить
затененные просини мостов, комплекты железных ветвей в наслоениях мерзлого дерна,
водные хрусткие жилы в позднем прижимистом льду, куда ступает исполнитель
сценария.»
Художественная вселенная «Белой
кисти» не абсурдна, она — качественно иной взгляд под всеми углами сразу,
символизм, множащийся рядами. Переплетение фантасмагории и реальности дает
новую оптику: пространство Снытко будто бы рисует
собственные пейзажи и макрокосмы, размывает пределы топоса,
рефлексирует внутри себя самого.