Анна Аркатова. Стеклянное пальто
Опубликовано в журнале Знамя, номер 1, 2018
Анна
Аркатова. Стеклянное пальто. — М.: Воймега, 2017.
«Стеклянное пальто» — новая, пятая книга
стихотворений Анны Аркатовой1 вышла, как и предыдущая («Прелесть в том»,
2012), в московском издательстве «Воймега», но спустя
пять лет: Аркатова, поэт, прозаик, эссеист, колумнист
журналов «Pshychologies», «Сноб» и «Медведь», куратор
литературного проекта «Египетские ночи», исключительно скупа на поэтическое
высказывание. Такая требовательность в работе со стиховым материалом
вызывает особое уважение.
Издательство «Воймега»,
плоды которого невозможно не ценить за «художественное конструирование
промышленного изделия», — это всегда удобный формат и объем (независимо от
размеров дамской, и не только, сумки), стильный и лаконичный дизайн Сергея
Труханова, интересные авторы. Такова и эта книжка, где в оформлении было
использовано фото Аркатовой, на котором — арт-объект швейцарской художницы Рут Химмельсбах «Стеклянное пальто». По словам Анны, так и
родилось название книги, хотя замышлялось оно другим2 . Обложка
издания — сама по себе говорящая: в одной фотографии — многоплановость, разнофактурность, игра света и теней, движение контуров,
ритм линий. И главное — лишь отражение. А стеклянное пальто, сложенное из
фрагментов (портновских лекал, выкроек, схем), выдвигается автором в центр
читательского внимания.
Сам по себе образ «стеклянное пальто»
объемен и многослоен. Тут и важный предмет женского гардероба (базовая вещь),
когда-то отнятый (но не до конца) дамами у мужчин: не вещь, а символ. Символ
оригинальности, алогичности (пресловутая женская логика), эмоциональности, всеможности и вседозволенности. Тут и «смерть проглядывает
косо»: «деревянным пальто» именуют гроб. Тут, конечно, хрупкость и ломкость,
прозрачность и чистота, отражаемость и преломляемость. Уникальность
стекла — в самом его происхождении: «твердый аморфный прозрачный в той или иной
области оптического диапазона (в зависимости от состава) материал, полученный
при переохлаждении расплава, содержащего стеклообразующие компоненты (оксиды Si, B, Al, P и т. д.) и оксиды
металлов (Li, K, Mg, Pb и т. д.)», утверждает Большой энциклопедический словарь,
впервые произведен в Древнем Египте около 4000 г. до н.э. Стекло
рождается под влиянием нескольких стихий: земли, огня, воды.
Еще Михаил Ломоносов в середине XVIII
столетия поведал нам о «полезной красоте» стекла: возможность синтезировать в
себе огромные масштабы практического применения и способность даровать
эстетическое наслаждение («Письмо о пользе стекла», 1752). Мы помним, что
Ломоносов, рассуждая в своем послании об особенностях стекла, говорил еще о
поэте и поэзии, пользе и бесполезности «поэтического» воспитания в обществе.
Польза — универсальный критерий оценки
жизненных явлений вообще и отдельных предметов в частности. Таким «предметом»
может быть и женщина (откуда-то же растут ноги у такого масштабного движения и
движителя, как феминизм). Оперируя обывательской шкалой, полезность женщины в
быту — мерило ее семейной состоятельности, где даже красота имеет прикладное
значение. Ахматовские слова «Он говорил о лете и о том, / Что быть поэтом
женщине — нелепость» в нашей сегодняшней сплошь равноправной стране нет-нет, да
и вспыхнут где-нибудь в глубочайшей деревне. С такой расстановкой сил можно
спорить или соглашаться, но нельзя игнорировать факт невероятной женской
универсальности. «Быть можно дельным человеком и думать о
красе ногтей», попутно мастерить поделку с младшим ребенышем
в сад, курировать правильность выполнения домашнего задания старшим, при этом
не забывать про уборку-стирку-глажку и завтраки-обеды-ужины, беседы,
мотивирующие родных и любимых мужчин на ежедневные подвиги, ну и мимоходом
прочитать новый роман, сходить на выставку, не пропустить театральную
премьеру… Вот о такой женщине, которая и мама, и жена, и друг, но не
только со-ратница, а еще, и
в первую очередь, самодостаточная личность, созидающая и создающая, пишет Аркатова.
А потому стиховое пространство ее книги
соткано из разнообразных бытовых предметов: зеркальце, расческа, штаны по
цвету, легкие юбки льняные, шорты, рубашки поло, суккулент на подоконнике
(уютная и мелкобуржуазная герань в XXI веке была бесцеремонно заменена живучим
вечнозеленым «растением-верблюдом»). При этом автор просто и доверительно
объясняет, оправдывая эту предметную плотность: «И понятно же, девочки — чем ты
ни занимайся, / все твое глубоко личное воплотится в простых вещах». Женский
мир деталей и подробностей. В работе с этим художественным приемом важна особая
виртуозность: деталь, возведенная в абсолют Чеховым,
гармонично вплетаемая в стиховую ткань Ахматовой, филигранно отшлифованная
Кушнером, не терпит суеты. Аркатова искусно
жонглирует своим умением точного попадания.
*
* *
сказал,
что мы живем на северо-востоке —
и тут же запахнул поглубже воротник,
на свете счастья нет, а есть
слова и строки,
и может быть один случайный
проводник.
скажи,
что мы живем на юге, на востоке —
я все с тебя сниму, войдешь в
мои шатры!
но там, где север есть, там
чувства однобоки,
как мох на стороне
подветренной коры.
В этом «запахнул поглубже
воротник» отчетливо мерцает ахматовская «перчатка с левой руки». Аркатова — безусловная отличница: это доказывают пушкинские
«на свете счастья нет» и шамаханскоцарицынские шатры,
Вергилий и Данте, сквозящие в «случайном проводнике», ну и, конечно, «слова», в
которых слышны Шекспир и Новый Завет.
В книге ощутима школьная и вообще
детская лексика: это и названия («Школьный вальс», «Урок», отчасти — «о,
правила усвоенные сходу…»), и сюжеты, и отдельные строки, и почти целые
стихотворения. Ничего странного: мир женщины движется по спирали — девочка
впитывает сама, мама постигает с дочкой, бабушка учит и учится с внучкой. А
потому в который раз: «Все представимо. / Карета же есть в виде тыквы, / Дом в
виде листика, жених в виде того же волка, / Счастье в виде яйца, но в яйце
иголка, / Страх в виде Маши, двинувшей к трем медведям». Аркатова
точно выстраивает эту картину мира, отражающую реальность, как стекло.
Зыбкость, иллюзорность, сказочность бытовых предметов и примет комфортной
жизни, истинное лицо жениха, а потому и счастье с подвохом. И настоящим в этой
истории будет только страх, с которым Маша «коня на скаку остановит и в горящую
избу войдет». И в качестве вознаграждения лишь «Свет в виде “Вот мы тут все на
фото”». Семья — неизменно важная часть мира женщины: «С братом выбираю путевку
для мамы, / С мамой выбираю пижаму для папы, / С папой выбираю приемник для
тети, / С тетей выбираю рассаду для кладбища — / Да, карусель у нас та еще».
Семья — позвоночник женщины, но не
скелет. А потому в книге «Стеклянное пальто» женщина, следующая за мужчиной,
записывает стихи. Лирическая героиня Аркатовой спокойно саркастична, это не
спутница «великого человека» Иосифа Бродского, и ее мир выходит далеко за «края
его широкой греческой туники» (Бродский, «Дидона и
Эней»):
*
* *
Поскольку я всегда с камерой — а ты всегда нет,
Я фотографирую тебя сзади,
Я смотрю тебе вслед,
А ты идешь не оглядываешься
никогда,
В самом деле — там же не пламя
и не вода,
Не трещина на земной
поверхности,
Не одна из действующих стихий
—
Только женщина, вспыхивающая
для верности,
На ходу записывающая стихи.
Аркатовская героиня —
женщина, которая сама стихия. Союз стихий — огня, воды, земли. Женщина — как
стекло. Рожденное единством стихий и умерщвляемое одним неверным движением,
преломляемое и преломляющее, отражающее мир и само являющееся миром.
Стихотворения Аркатовой — умные и
ироничные, сотканные из полутонов, построенные на игре света и теней. Только
женщина способна быстрыми, точными мазками и несколькими молниеносными штрихами
создать историю двух тел, ставших на мгновение одной плотью.
*
* *
Достоит
ли до завтра малина?
Не прокиснут ли сливки в
тепле?
Вот последних каникул сангина,
Карандашный рисунок в столе,
Геометрия фиговых листьев,
Расположенных ближе нельзя,
Растворение шахматных истин
В пораженье ферзя.
Или летняя история подростков, где
лексическое плетение виртуозно: детское «семки» (где
уже сквозит мужское «семя») органично вшито в абсолютно взрослое «лузгали», «разнузданно», «слово сальное», «атласный
небосвод» (ритм передан и в звуковой игре):
*
* *
сидели
семки лузгали
закат пылал вдали
вели себя разнузданно
разнузданно вели
летело слово сальное
в атласный небосвод
луна плыла овальная
как будущий живот
Но автор идет
дальше, в стихотворении «Как не вести себя скверно…» усматривая в слове
«скверно» (скверна — грех) и сквер, и таверну, и серно,
и рюмку перно, и люцерну, и орнамент Кваренги, и
«хрустнувший свет предвечерний», и «верности сдвинутый знак». Это слово она
произносит быстро и медленно, громко и тихо, перекатывает его во рту, ощупывает
языком, пробует на зуб: «Есть в нем заминка в начале, / Камень гортанный в
конце», а потом подводит честный и безжалостный итог: «Все, что мы в жизни
встречали, / Не изменяясь в лице». Одно слово, в котором, как в стекле, отразился
мир: слово — выразитель собственных неповторимых переживаний и размышлений о
человеческом бытии вообще. Стекло, забывая о своей практической полезности,
начинает звенеть об ином…
Композиция книги выстроена так, что
читатель, двигаясь по горизонтали, вдруг ловит себя на том, что горизонталь
неуловимо перешла в вертикаль, где одна из главных тем — самопознание и
самоопределение. И пишущий пытается понять: кто он? что он делает? зачем?
(Стеклянные фрагменты выстраиваются в нечто иное). Сумма ответов приводит
каждого творца к своему «пророку» и своему «памятнику». Но этот путь каждый
должен пройти. И Аркатова идет по этой дороге,
понимая, что поэт — это язык: «О правила, усвоенные сходу, / О
непереводимые жи-ши / <…> / Там эн двойное длится будто спьяну, / Блуждает ударение во тьме, /
Стеклянный деревянный оловянный, / Родной язык, не умирай во мне». Так «стекло»
становится частью языковой стихии, а женщина осознает себя носителем и
родителем языка — поэтом.
Литераторы, играющие со словами и
играющие в слова (вспомним Кая, складывающего ледяную, стеклянную «ВЕЧНОСТЬ»),
знают истинную цену и ценность слова. Конечная цель такой игры никому не
известна, поскольку, как утверждает Юрий Казарин, свое последнее стихотворение
(слово) поэт прочтет только Богу.
Скрабл
бывает зачерпнешь семь букв
душой с азартом слит
а там не «еж» а там не «лук»
а сразу «эвкалипт»
и
не хватает только К
или допустим Л
но ты решил наверняка
и это тоже цель
<…>
достань судьба из рукава
недостающий лот
и нам играющим в слова
зажми победой рот
1
«Без билета» (М.: Молодая гвардия, 1997), «Внешние данные» (М. — СПб.: Летний сад, 2004), «Знаки препинания» (М.: Русский
Гулливер, 2007), «Прелесть в том» (М.: Воймега,
2012).
2 Одним из рабочих вариантов названия книги был, например,
«Тайная советница» / / http: / / lr4.lsm.lv / lv / raksts / knizhniy-vtornik /
anna-arkatova.-stekljannoe-palto.a83538/