Заметки о переводе «Записных книжек» Марины Цветаевой 1919–1921 годов на итальянский язык
Опубликовано в журнале Знамя, номер 9, 2017
Об
авторе | Пина Наполитано закончила университет Л’Ориентале
(Неаполь, Италия) (факультет классической филологии и факультет русской
литературы). Кандидат филологических наук по специальности русская литература,
лауреат премии итальянской ассоциации славистов в 2011 г. за диссертацию о
поэзии Мандельштама. Ее книга о Московских тетрадях Мандельштама была издана в
этом году издательством ФУП (Флоренция).
Я познакомилась с творчеством Марины Цветаевой в переводе,
когда училась на первом курсе университета, прочитав небольшую книгу стихов,
переведенную на итальянский Петром Цветеремичем. И
сразу влюбилась в голос поэта, который можно было почувствовать даже «под
вуалью» итальянского языка. Потом я читала ее прозу, очерки и письма в
прекрасном переводе Серены Витале — моя первая
встреча с Мариной Цветаевой состоялась по-итальянски. Когда мне надо было
выбирать тему для дипломной работы, у меня не было сомнений. Я давно знала, что
хочу писать о Марине: мой тогдашний выбор был обусловлен скорее личным
интересом, нежели академическим.
Я написала дипломную работу о поэмах, сочиненных во время
переписки с Рильке в 1926 году (поэмы «С моря», «Попытка комнаты», «Поэма
лестницы», «Новогоднее» и «Поэма воздуха»), о том, как в них организовано время
и пространство, об их связях с перепиской и с поэзией последних лет Рильке, а
также о «звукосемантике» слова у Цветаевой.
Анализируя поэмы и переписку, я старалась проследить связь между жизнью и
литературой в творчестве поэта. Тогда я впервые прочитала ее «Записные книжки».
Я купила их в Доме-музее Марины Цветаевой в Борисоглебском переулке и провела с
ними весь холодный снежный русский январь. Я их читала по-русски, потому что не
было итальянского перевода и потому что тогда я наконец-то начала понимать
русский без параллельного текста и была счастлива, как ребенок, который только
что научился ходить.
Прошло десять лет, и я прочла много других поэтов, но когда
решила в первый раз взяться за перевод, мои мысли вернулись к Марине Цветаевой
и к ее «Записным книжкам», которые еще не были переведены на итальянский язык.
Благодаря поддержке Института перевода, в 2014 году я перевела «Записные
книжки» 1919–1921 годов по заказу римского издательства «Воланд».
Записные книжки, состоящие из отрывков писем, мыслей и
стихов, из записей о повседневной жизни и о снах, красноречиво свидетельствуют
о тесной связи литературы и жизни, являющейся ключевой для творчества
Цветаевой. Это своего рода большой роман поэта, тот роман, о котором говорил
В.В. Иванов и который она никогда не написала: роман о своей жизни1.
В них чередуются самые художественные отрывки и самые загадочные и искрометные
замечания и записи, предназначенные только для себя. Язык насыщен и лаконичен:
как обычно, в прозе поэта ощутимо присутствуют все приемы поэзии, только
немного завуалированные.
Принцип, который соблюдался при переводе, — это максимальное
соответствие тексту оригинала. Я старалась сохранять, насколько возможно, все
особенности языка Цветаевой, прежде всего интонацию, тот специфический ритм,
который проходит через всю ее поэзию и прозу и делает их уникальными. Поэтому
всегда сохранялись авторские знаки препинания, в том числе очень частые тире,
заглавные буквы, кавычки, а также знаки графического ударения, которые Цветаева
специально использовала, чтобы подчеркнуть специфическую манеру чтения.
Стремясь по возможности максимально сохранить в переводе порядок и количество
слов оригинала, я противостояла желанию объяснить или упростить те или иные
места авторского текста, чтобы как можно точнее передать афористическую
лаконичность цветаевской фразы. Не хотелось приближать текст к читателю, подчиняя
язык подлинника стилю итальянского языка. Наоборот, я ставила перед собой
задачу передать стиль русского языка в итальянском тексте.
Главные трудности при переводе были сопряжены с проблемой
передачи звукосемантики: в творчестве Цветаевой связь
между звуком и смыслом является ключевым элементом поэтики. Об этом писала она
сама:
«Переводимы смыслы. Слова непереводимы. Переведя горячий — heiss — Heissundweiss —
(пустыня). Горячая и белая — не то. Короче, переводимо слово, звук —
непереводим. Там, где единица не понятие, а слово (дальше не разобрать, было
что-то верное).
Бойтесь понятий, облекающихся в слова, радуйтесь словам,
обнажающим понятия. (NB! Поняла: бойтесь одежды, радуйтесь — сути. Май 1939
г.)»
Слово является здесь единством смысла и звука и поэтому
считается непереводимым. Звук для Цветаевой не просто внешний атрибут, но он
способствует расширению семантического ореола слова, особенно в его
синтаксическом окружении. Горячий соответствует немецкому heiss, но не целиком. Heiss
рифмуется с weiss, «белый». Итак, эти два
слова по-немецки содержат в себе потенциально новое понятие, что-то
одновременно белое и горячее: пустыня. То есть слово Heiss
имеет другой семантический оттенок по сравнению с русским словом горячий.
Для Цветаевой существует два уровня смысла: смысл, который
можно назвать «чистым» (понятие), переводимый с одного языка на другой, и
смысл, который можно назвать «воплощенным» в звуке, который нельзя передать на
другом языке, и именно этот смысл делает перевод в строгом смысле невозможным.
Это достаточно сложная задача для переводчика. Конечно,
нельзя точно воспроизвести в языке перевода звуковые соответствия языка
источника (в данном случае русского), но надо стараться их компенсировать, подбирать
им максимальные эквиваленты, исходя из доступных языковых средств. Например,
Цветаева пишет в Записных книжках: «Темно — и голос поет. — Ни кисти, ни резца,
ни струн: всё сразу; и зачатие и рождение. Певец и птица — наисовершеннейшие
из творцов».
Аллитерацию слов «певец» и «птица» невозможно передать
по-итальянски: слова «cantore и «uccello»
не вступают в аллитерацию. Но можно рифмовать слова «uccello»
(птица), «pennello» (кисть) и «cesello»
(резец). Отрывок по-итальянски звучит так: «“È scuro — e unavocecanta. — Népennello, nécesello, nécorda: tuttosubito: concepimento e nascita. Cantore e uccello — i piùperfettideicreatori”».
Звуко-семантическая связь между «певец» и «птица»
(между пением и поэтическим созданием) потеряна, но сохраняется по крайней мере
цветаевская характеристика «формулы», то есть синтактической и звуковой
органической структуры, которая воплощает бесспорную правду.
По такому же принципу я постаралась передать по-итальянски
игру слов. Например, в отрывке: «Безумие ли это во мне, моя непрестанная
действенная (еще прочтут — девственная!) жизнь: Души — Мысли — Сердца?», паре
«действенная/девственная» в переводе на итальянский, с небольшим переносом
семантического акцента, были найдены паронимы «maniacale/monacale». «Maniacale» по-итальянски
может иметь значение «безумно активный», а «monacale»
может означать « монашеский, суровый».
Неологизмам были подобраны соответствующие итальянские
неологизмы. Например, в диалоге между Цветаевой и дочерью Алей: «Аля, что
печка?» И ее спокойный ответ: — «Печка? — Головешит!»
Так, собака, бегущая, прихрамывая, у нее — «трехножит»,
«головешит» становится по-итальянски «tizzoneggia», а «трехножит» — «trigambeggia». Реалии русской культуры (в том числе и
советского периода) были транслитерированы и пояснены в приложении; топонимы
«улица», «переулок», «площадь» и тому подобные были оставлены по-русски, как
принято в переводе с европейских языков.
«Дневник работы» переводчика свидетельствует о постоянном
поиске компромиссов, зачастую заканчивающемся поражением: целиком воспроизвести
красоту оригинала невозможно. Но, несмотря ни на что, это был очень ценный опыт
работы: с одной стороны, я получила огромное удовольствие, проведя столь долгое
время в тесном, интимном контакте с великим русским поэтом, и, с другой
стороны, для меня было честью познакомить итальянскую публику с новым
произведением Цветаевой.
Вопреки моим ожиданиям, «Записные книжки» были с большим
энтузиазмом приняты итальянскими читателями: за два месяца было продано 1000
копий (это много для такого типа литературы в сегодняшней Италии). Книга была
переиздана и продолжает продаваться. Перевод получил много положительных
отзывов, я была удостоена международной литературной премии «Италия — Россия.
Сквозь века» («Russia — Italia.
Attraverso i secoli») за
лучший дебютный перевод с русского языка на итальянский в 2014 году. Но прежде
всего мне было приятно и важно получать письма от благодарных читателей,
которым, как и мне, книга подарила не только новые поэтические впечатления, но
и сыграла ту «терапевтическую» роль, которую дневники исполняют не только для
своего автора, но и для читателя.
1 В. Лосская. О Записных книжках Цветаевой (http://www.stosvet.net/9/losskaya/).