Стихи
Опубликовано в журнале Знамя, номер 4, 2017
Об авторе | Александр Семенович Кушнер
— лауреат премии «Поэт» (2005) и других литературных премий. Постоянный автор
журнала «Знамя». Предыдущая публикация — № 6, 2016.
* * *
Искусство и есть продолжение жизни,
Но, может быть, в лучшем её варианте,
Где нас не заденет ни дальний, ни ближний,
И дело не в шляпе, а дело в таланте.
И ты от судьбы не зависишь и рока,
И нету ни горя, ни смерти, ни страха,
А только полночные вихри Ван Гога,
Венера, Даная, Олимпия, маха.
Искусство и есть продолжение леса,
Искусство и есть продолжение моря,
И нет никакого в искусстве прогресса,
А призрак живёт и при нас в Эльсиноре.
И музыка учит расстёгивать ворот,
И к шёлку фиалок склонившись и примул,
Любить эту жизнь появляется повод,
В стихи её взять появляется стимул.
* * *
Мемуарист не всё расскажет
И, заманив в былую тьму,
Легко забудет и замажет
То, что невыгодно ему.
Не первый раз про мемуары
Пишу и думаю о том,
Какие это злые чары
С набитым вымыслами ртом.
Как, разбавляя правду ложью,
Чужою жизнью завладев,
Испытывают милость Божью,
Его терпение и гнев.
И, Божий Суд себе присвоив,
Размазав слёзы по лицу,
Мерзавцев лепят и героев
По собственному образцу.
* * *
Уж если своей родословной гордиться
И если вам дороги так ваши предки,
То надо пойти в зоопарк, умилиться
Седой обезьяне, скучающей в клетке.
Экспрессии много, а места так мало,
Смешные ужимки и жалкие сценки…
Зато никого на костре не сжигала,
Зато никого не пытала в застенке.
Сонаты, конечно, она не напишет,
Трагедии тоже, томясь и горюя.
Лишь зубы покажет да губы оближет,
О Господи Боже, о чём говорю я!
Опять почесалась не очень красиво,
В глаза посмотрела вам, скорчив гримасу,
Но бомбу не сбросила на Хиросиму,
Ножом никого не пырнула ни разу.
В Москве
Этот мир заманчивый, московский,
Переулки, улочки, дворы,
Пименовский и Воротниковский,
—
Проходите, будьте так добры.
Проходили, стали подобрее,
Прожили в гостинице три дня.
Шишкин в Третьяковской галерее
В хвойный лес заманивал меня.
Скатертный, Лоскутный переулок,
Есть Охотный, есть Каретный Ряд.
Грибоедов выбрать для прогулок
Предложил бы — с видом на закат.
Как они играют с нами в прятки,
Обступают, водят хоровод!
И патриотической подкладки
Краешек в строке моей мелькнёт.
Боже мой, Остоженка, Плющиха,
Сивцев Вражек, — надо ж так назвать!
Есть о чём подумать, только тихо.
Улыбнуться Сретенке опять.
Лестница
Есть лестницы: их старые ступени
Протёрты так, как будто по волнам
Идёшь, в них что-то вроде углублений,
Продольных в камне выемок и ям,
И кажется, что тени, тени, тени
Идут по ним, не видимые нам.
И ты ступаешь в их следы — и это
Всё, что осталось от людей, людей,
Прошедших здесь, — вещественная мета,
И кажется, что ничего грустней
На свете нет, во тьму ушли со света,
О, лестница, — страна теней, теней.
* * *
Наказанье за долгую жизнь называется
старостью,
И судьба говорит старику: Ты наказан. Живи. —
И живёт с удивленьем, терпеньем, смущеньем и радостью.
Кто не дожил до старости, знает не всё о любви.
Да, земная, горячая, страстная,
злая, короткая,
Закружить, осчастливить готовая и погубить,
Но ещё и сварливая, вздорная, тихая, кроткая,
Под конец и загробной способная стать, может быть.
И когда-нибудь вяз был так
монументален, как в старости,
Впечатленье такое глубокое производил?
И не надо ему снисхожденья, тем более — жалости,
Он сегодня бушует опять, а вчера приуныл.
Вы, наверное, видели, как
неразлучные, медленно,
Опекая друг друга, по тёмному саду бредут,
И как будто им высшее, тайное знанье доверено,
И бессмертная жизнь обречённая, вот она, тут!
* * *
Домой вернувшись, рассказала,
Что от Садовой до вокзала
Слепая девушка с тобой
Сидела рядом.
Замолчала.
Рассказ тяжёлый и скупой.
И не рассказ, а сообщенье.
И никакого уточненья,
И поясненья не нужны.
И никакие сновиденья
В сравненьи с этим не страшны.
Какие призраки, фантомы?
Какие ужасы, надломы?
Каких сценических затей
Ценить находки и приёмы,
Когда в троллейбусе — страшней?
* * *
Кто-то свет зажжёт в окне на даче
И погасит сразу, и зажжёт
Вновь, как будто знает, — не иначе, —
Шифр какой-то тайный или код.
И опять то вспышка, то затменье,
Словно он, забывшись, сгоряча
Шлёт в ночи кому-то сообщенье,
А у нас, конечно, нет ключа.
Вот опять в одном окне сверканье,
А погаснув, вспыхнуло в другом.
Или звёздам тайное посланье
Шлёт таким прерывистым письмом?
Иль по дому ходит, машинально
Свет то в этой комнате, то в той
Зажигая? Знал бы, как печально
Выглядит снаружи свет такой.
* * *
Смотри, какой хороший мальчик Павел,
Доверчивый и нежный, — видно сразу.
Иль живости и прелести добавил
Ему художник, радуясь заказу?
И засмеяться может, и заплакать,
В парадном, алом, бархатном кафтане,
Не косточка военная, а мякоть,
И будущее прячется в тумане.
Румяный, кареглазый, яснолицый,
Зачем ему военная карьера?
И Фридриха не надо, — поучиться
Ему бы у Руссо или Вольтера.
И можно ль не почувствовать печали,
Хотя всё очень празднично и пышно?
Мы тоже в детстве много обещали,
А что из нас, сказать по правде, вышло?