Александр Невзоров. Искусство оскорблять
Опубликовано в журнале Знамя, номер 4, 2017
Александр Невзоров.
Искусство оскорблять. — М.: АСТ (Проект «Сноб»), 2016.
Александр
Невзоров — журналист, публицист, теле- и
радиоведущий. Постоянный эксперт программы «Персонально ваш» на радио «Эхо
Москвы», колумнист проекта «Сноб» и автор «Уроков атеизма» на персональном канале
«Nevzorov.TV» сайта Youtube.
«Искусство
оскорблять» — цикл лекций, прочитанных им в галерее «Эрарта».
Кроме них, в книгу вошли выступления на разных площадках и кафедрах, а также
статьи, опубликованные в проекте «Сноб».
Александр Невзоров всегда был известен
своим альтернативным взглядом на вещи, едкими высказываниями и отрицанием любых
табу. Все подлежит обсуждению, все подвергается сомнению, ни одна личность и ни
один феномен не защищены клише «говорить об этом аморально». Смелость его
высказываний граничит с эпатажем. Сказав о себе, что у него «нет ничего
святого», еще до всех обвинений в бесстыдстве и аморальности, он получает
полную свободу говорить о чем угодно, не выбирая для этого особенно вежливого
тона. Так автором понимается задача публицистики: «Публицистика — это
пулеметное гнездо на колокольне. Она дает возможность с разумной высоты
расстреливать кого угодно, а также устраивать любые фейерверки, при этом ни за
что не отвечая».
В своих статьях Александр Невзоров
«расстреливает» всех священных коров, с «разумной
высоты» наводя беспощадный прицел на все незащищенные места. Патриарха Кирилла,
например, он называет исключительно его светским родовым именем, выразительным
до литературности, — Гундяев. Как трактовать сей жест
— как искусство оскорблять? А может, как искусство подчеркнуть, что человек —
это всего лишь человек, со всеми присущими человеку несовершенствами? А может,
это и называется — «оскорблять»?
Что же все-таки значит «оскорблять» в контексте социального
анализа и как превратить в искусство это скорбное дело, коль скоро в
агрессивной среде без него не обойтись?
Прежде всего для этого нужно к любому явлению или понятию
подходить объективно — насколько это позволяет нам наша субъектность.
Во всяком случае — с установкой на объективность. Это позволит поставить под
вопрос неприкосновенность для рефлексии таких понятий, как «вера», «родина»,
«мораль», «народ» и им подобных. Без этой постоянной «санации» их значения
расплываются в контурах и размываются разного рода манипуляторами общественным
сознанием настолько, что их становится невозможно ни отрефлектировать,
ни проговорить. Никто толком не понимает, что значат эти категории, но все
убеждены, что значат они очень много, а потому являются абсолютными и
неприкосновенными, и коль скоро звучат — всем надо отключить мозги и вытянуться
в струнку.
Человек, привыкший оперировать подобными понятиями, живет без
лишних вопросов, поэтому делать с ним можно все что угодно. Стоит лишь сказать
о чем-либо сомнительном, что оно не просто так, а во имя отечества, как
сомнений не остается — все это многократно проверено на поколениях советских
людей…
«Оскорбление» Александра Невзорова
— это своего рода способ демифологизировать ряд
понятий и категорий. С осознания того, что какая-то мысль или идея — это миф,
то есть нечто непроверяемое и бездоказательное, принятое на веру без
размышлений, — начинается анализ действительности. Выходит, невзоровское
«оскорбление» — это попытка несанкционированного проникновения в суть вещей,
отказавшись от сколь угодно уважаемых словесных клише, за которыми, возможно,
ничего и не стоит: «Строго говоря, прекрасное понятие “родина” является чистым
надувательством. … Была лишь последовательность режимов, которые
распоряжались населением к своему собственному благу. Чтобы “жить долго и
счастливо”, режимы ткали нужную им мифологию и пропитывали ее ядом
патриотической романтики. Этой паутиной и обволакивалось поколение за
поколением»…
Книга «Искусство оскорблять» выдержана в насмешливо-желчном
тоне, именно он берет на себя функцию объединения разрозненных текстов, не
только высмеивающих отдельные события или явления нашей социально-политической
жизни, но и обнажающих их фабулу, которая в итоге оказывается потешной или
абсурдной. Этот тон и прием как нельзя лучше подходят для заметок в актуальной
периодике, проходящих в информационном потоке, где большинство СМИ, освещающих
подобные темы, подают информацию в контексте ее серьезности и значимости, где
серьезные люди обсуждают актуальность как теоретическую проблему, приглашая
читателя к такой же уважительной отстраненности.
Невзоровский
же соус едкой иронии и злой насмешки, которым выжигается теоретическая полироль
и политехническая глазурь, оставляет от любой ситуации только голые факты,
которые становятся беззащитными. И именно в формате колонки или устного выступления
— мгновенных реакций на социальную и политическую действительность — такой
стиль более всего уместен. Среди «причесанных» реакций на события, выдаваемых
большинством СМИ быстрого реагирования, статьи Александра Невзорова
производят в сознании читателя эффект сродни шоковой терапии.
Но что же происходит с этими текстами, когда их облекают в
книжную обложку?
На мой взгляд, это тот редкий случай, когда книжное целое не
придает текстам новое качество, а что-то у них отнимает.
Перестают играть контекст и контраст. Высказывания начинают
взаимодействовать друг с другом, и это не идет им на пользу. Выявляется
множество смысловых повторов. Ряд текстов разжевывает одну и ту же мысль,
которая давно ясна. Встречаются абзацы идентичного текста, как, например,
рассуждение о личности ученого и исключительности сделанного им открытия в
главе «Голый патриарх, или Закон Микки-Мауса» в самом начале книги и затем
спустя несколько десятков страниц, в части, где опубликована уже не колумнистика, а лекции 2014–2016 годов. Это можно было бы
трактовать как попытку акцентировать внимание читателя на проблеме, но больше
похоже на недоработку редактора. Все же книга как целое требует иной
архитектоники, нежели просто подшивка выступлений, и, выпуская единым книжным
текстом циклы лекций или колонку в периодике, что весьма популярно и часто
бывает удачно, — нужно искать способы их преобразования в некую цельность.
Книга, в отличие от периодики, статична. Даже если она и
остро социальна, и появляется как реакция на свежие события в жизни общества,
охват ее куда больше и масштабнее за счет самого книжного формата. Тексты из
периодики, мобильные и злободневные, в книге как бы «оседают», абстрагируясь от
конкретики, концентрируются и консервируются, уже не просто говоря о событиях
дня, а становясь выражением характера эпохи, выходя на новые уровни обобщения.
Увы, едкость и колкость невзоровской
концентрации на уровне целой книги выносить трудновато. Этот стиль обычно
разбавляет скучную констатацию фактов в потоке событий, а иногда производит
отрезвляющее действие на зачарованную лекционную аудиторию. Но в книге, читая
один ядовитый текст за другим, начинаешь испытывать желание хлебнуть
какого-нибудь противоядия…
Порой тексты, вырванные из контекста и выстроенные в линию,
искажают сами себя и книгу в целом. Происходит обратный эффект: высказывания,
данные вне контекста, замкнутые на самих себя, перестают быть отрезвляющими и
даже напротив — смотрятся несколько неадекватными. В том смысле, что на один
факт в них приходится слишком много эмоций, на одно хлесткое высказывание —
многовато повторов мысли, начинающей звучать как заклинание…
Как бы ни был талантлив и остроумен каждый из текстов в
отдельности, в формате книги, обрастая дополнительными связями, он видоизменяется,
и точка взгляда на него оказывается смещена: из полноценной единицы он
становится частью цельной структуры. И именно целое в итоге и подлежит оценке.