Публикация Ю.П. Зародовой и Л.В. Суховой
Опубликовано в журнале Знамя, номер 2, 2017
От
редакции | Два начальных
стихотворения восемнадцатилетнего поэта в этой публикации разысканы в
Историческом архиве Омской области Юлией Прокопьевной Зародовой
(Омск) и предоставлены нам Игорем Лощиловым.
Авторство установлено по почерку. Первое из них написано на мотив матчиша и,
возможно, связано со спектаклем по пьесе Маяковского «Мистерия-Буфф», который
шел в Омске в 1921 году (См.: Виктор Уфимцев 1899–1964. Архив: Дневники,
фотографии, рисунки, коллажи, живопись. М.: Галеев
Галерея, 2009. С. 37). Стихи Леонида Николаевича Мартынова много и часто
впервые публиковались в журнале «Знамя» — и при жизни поэта, и после его
смерти. Долгие годы замечательным публикатором поэта была Галина Алексеевна
Сухова-Мартынова. Но вот на смену ей пришла ее дочь, Лариса Валентиновна
Сухова, публикатор этих ранних стихотворений Мартынова, послесловие и
подготовка текста «Из самодельной тетради» ее же.
Дуэт
Негуса и Громилы
Н.<егус>
—
Хоть не чернее снегу-с,
Но тем не менье,
Я абиссинский негус.
Моё почтенье!
Народ неблагодарный
Меня сшиб с трона,
Пошла ценой базарной
Моя корона.
Г.<ромила>
—
Вы не чернее снегу-с,
И это мило,
Вы абиссинский негус,
А я — громила.
Мне надобно невесте
Купить платочек.
Давайте грабить вместе,
Вы мой дружочек!
Н.<егус>
—
Не слишком ли любезный
Ты фамильярен?
Г.<ромила>
—
Ты человек полезный
И славный парень!
Буржуй в проулке встречен.
Добычу делим ровно,
И будешь обеспечен
Ты безусловно.
Вместе
—
Обед, вино и ужин —
И дело чисто
Ведь царь ничем не хуже
Авантюриста!
Н.<егус>
—
Эх, сколько в этом есть благого!
Мой восторг ни с чем нельзя сравнить.
Как приятно иностранцу снова
По трущобам в сумерках бродить!
Г.<ромила>
—
Вот прекрасно! Будем мы стараться
Буржуев во мгле ночной душить.
Вам пора с короною расстаться,
И без ней ведь славно можно жить!
Н.<егус>
— Не боюсь проклятого повстанца.
Источник:
Государственный Исторический архив Омской области. Ф. 1073 (А.С. Сорокин). Д.
628. Л. 244–245.
Песня о
Ниночке с Птичьего рынка
Есть
в Москве проклятый закоулок,
Место встречи фрайеров и шмар.
Будь ты проклят Трубный переулок,
Пропади Рождественский бульвар!
Продавщицу с синими глазами
Птичий рынок с малолетства знал
Торговала Нина снегирями
Кто не брал, а кто и покупал.
Но однаж’ случились коммунисты.
Как пошли все лавочки громить!
И на птичий рынок гимназисты
Перестали утром заходить.
Что снегирь! Не наживёшь на этом,
Не такая нынче жизнь пришла!
Спекульнула Нина марафетом
И на этом деле нажила.
Комиссары, клешники, халтура,
Покупали Ниночкин товар,
Но однажды шпики из Муура
Прослыхали это через шмар.
Нина, Нина, шпик к тебе стучится,
Открывай запоры поскорей!
Притаилась Ниночка, как птица,
На кровати в комнате своей.
Вот вошли, сорвавши двери, с бою
Понятые вместе со шпиком
Не застали Ниночку живою
На полу нашли её.
Источник: ГИАОО. Ф. 1073 (А.С. Сорокин).
Д. 628. Л.
116, 116 (об.).
Из самодельной тетради
* * *
Девушка
тонула в реке.
Разделся. Поплыл. Спас.
На зелёной прибрежной горе
Целовал спасённую до слёз.
Долгие века на берегу
Тёплые колени ласкать.
Я от вас никуда не уйду
Груболицая моя тоска.
Январь
1922 г.
* * *
4. Поселюсь в проезде бульвара,
Где трамвай звенит, как оса.
Буду читать Буссенара,
Фельетоны в газеты писать.
Потом
захвораю тифом,
Телеграммой вызовут вас.
Я буду нежным и тихим,
Совсем не таким, как сейчас.
Сбреют
мою шевелюру,
Скорбный дадут мандат,
И в больнице мою фигуру
Украсит серый халат.
Вы
приедете и найдёте
Мною покинутый дом.
Трамваи звенят в пролёте,
Останавливаются за углом.
Шляпа
с крыльями райской птицы
Скажет: — Знаю его, поэт.
Он валяется в Яузской больнице,
Он мне должен за марафет.
Так.
И дворничиха-старушка
Постарается уязвить.
Скажет: — Вот, вы его подружка,
Не угодно ли уплатить.
Вы
уйдёте, а я в больнице
Буду биться в тифозном бреду,
Буду
вас искать, груболицую,
И нигде, нигде не найду.
Вы
уйдёте осенними лужами
И окликнете издалека…
Нежная, неуклюжая,
Груболицая моя тоска.
22
октября
5. Я выйду поздно, я выйду ночью на
мост железный
И буду там плохие стансы слагать о вас.
И девы ночи придут и спросят: — Скажи, любезный,
Чего стоишь ты, чего ты ждёшь здесь в поздний час?
А
белым утром, когда кареты на стражу станут,
Пройдёт толпа, затарахтят грузовики,
Мне станет ясно, что я покинут, что я обманут,
И я пойму, как умирают от тоски.
Давайте
лягу на серый камень и буду снегом
И буду дню и людям поперёк пути.
Саней полозья меня изранят крутым ребром
И солнце стужи неярким светом позолотит.
И
одного желать я буду, такой измятый,
Чтоб в тело врезался ваш узкий твёрдый след.
Пусть дворник после сметёт метлою, сгребёт лопатой,
Но мне так дорог и мне не стыден банальный бред.
А
вы услышите, как снег ночами скрипит и стонет.
Смеётся ветер, ложатся тени и стонет снег.
Ведь я живу, и я совсем не понят.
Я самый бедный, самый глупый человек.
1
ноября 1922 г.
8. Дебатам, прениям, стычкам
Приходит желанный конец.
Я роздал себя по частичкам
В усладу лукавых сердец.
Ложится
за складкою складка
На гладь моего лица,
Но было так сладко, так сладко
Ложиться в чужие сердца!
Последняя,
будьте первой,
Уверьте, что это бред.
Я шалый, я жалкий, я нервный,
Но мне восемнадцать лет.
13
ноября 1922 г.
* * *
Ваш
кабинет! Там чучело цесарки
Картинам друга стало поперёк,
Оно недвижно, а картины ярки,
И это им — порядочный урок.
Но
пусть висят лукавые подарки;
Ведь, кутаясь в малиновый платок
Плечом к стене, вы тронете венок,
Который я вам сплёл в осеннем парке.
Вот
я войду. И сяду на ковёр,
Чтоб рядом вы присели на диване:
Чтоб ваших ног коснулся юный взор
В противовес лукавствованьям Вани.
И
поплывёт ваш дикий круглый взор,
Сердца друзей поочерёдно раня.
2
декабря 1922 г.
* * *
До
того вы суровы, что даже смешно,
Посидите, нахмурясь, и дерзостью кинете,
Ну зачем открываете в стужу окно?
Всё равно не умрёте, а только простынете!
Ну
зачем же звенеть, походя на осу,
Кокаин, а не яд. Не опасно ужалите,
Я такую обиду охотно снесу.
Ну, кого уязвите, кого опечалите!
Я
печален всегда. Я немного устал,
Но что это притворство, почувствовал сразу я,
Ведь недаром на память я карточку взял,
Где девчонкою бешеной вы, белоглазая.
* * *
После
того как надежда ушла,
Кто не желает казаться больным.
Книги, флакончик, ножки стола —
Каждый предмет показался смешным.
В
белом окне силуэты крыш,
Выше — луна — шаблона печать.
Бедный, ты собственный крик услышь,
Глупый, заставь себя замолчать.
Плачут,
смеются лишь те, кто ждут.
Ты не дождался, значит, молчи.
Тяжкие годы — они пройдут.
Глупое сердце — не стучи.
Наводнение
Город — порту:
— Боритесь с водами!
Мы с вокзалом теряем связь!..
Порт:
— Вода подземными ходами
В переулки низин ворвалась!
Выбегали подвальные жители
И метались во тьме до утра.
По колено в воде грабители
Уносили узлы добра.
Слух прошёл, что глубокие трещины
Вдруг дала городская стена,
Но награды были обещаны
Тем, кто сможет поймать шептуна.
………………………………………
Примирённые с неизбежностью
Обновляющих мир катастроф,
Вспоминаем со странною нежностью
Эту ночь,
И огни костров,
Чёрный дым их,
Отблески алые
На тяжёлой хищной волне.
………………………………
Урожаи давно небывалые
Поднимаются в нашей стране.
Город наш не любит ярких красок
Город
наш не любит ярких красок,
Белый снег шесть месяцев лежит,
Отчего же столько папуасок
Вдоль по главной улице бежит.
Может
быть, артистки, акробатки?
Но как будто не было афиш!
А быть может, маскарад на святки?
Нет! Царят спокойствие и тишь.
После
Масленицы перед Пасхой
Под ледовым месяцем меж звёзд
Папуаска вслед за папуаской
Пробегают весь Великий пост.
А
смотритель маяков божился,
Что во время бури как-то раз
Из-за моря выглянул и скрылся
Тёмный и огромный папуас.
В
чём причина этого явленья
Я не знаю, но в седых ночах
По-тропически трещат поленья,
Расцветая в северных печах!
1922
Продавщица обезьян
Продавщица
обезьян
С меховыми обшлагами,
Ты и в дождик и в буран
Появлялась перед нами.
В
дыроватеньком пальто
Ты гранила мостовые,
Но за то ведь уж, за то —
Обезьяны меховые!
На чулке твоём изъян
Затыкали мы деньгами,
Продавщица обезьян
С меховыми обшлагами.
Но
однажды не пришла
И сказал как будто кто-то,
Что, должно быть, ты нашла
Настоящую работу.
Но
в фонарных злых лучах
Ты вчера явилась снова —
Кукол нет, а на плечах
Богатейшая обнова.
Ох
и блещет пышный мех —
Отвороты и опушки.
И не смотришь ты на тех,
Кто хвалил твои игрушки.
Это
дар не обезьян
С меховыми обшлагами.
Изменила ты друзьям,
Твой приятель — чёрт с рогами!