Галина Юзефович. Удивительные приключения рыбы-лоцмана• Лев Данилкин. Клудж• Евгений Лесин. Лесин и немедленно выпил• Игорь Свинаренко.ВЗПР: Великие писатели земли русской
Опубликовано в журнале Знамя, номер 1, 2017
Галина Юзефович.
Удивительные приключения рыбы-лоцмана. 150 000 слов о литературе. — М. АСТ:
редакция Елены Шубиной, 2016.
Что отличает книжного критика? То, что он(а), в отличие от
меня, работает на продажу. Нет, не своей будущей и пока единственной книги, —
на продажу тех книг, о которых пишет. Книжный критик работает внутри книжной
промышленности: он (она) необходим для безостановочного движения. Но тут — тут
совсем иное дело: винтик любит свой конвейер, получает удовольствие,
поддерживая в себе (и в других) жажду чтения. Счастливый случай совпадения:
Галина Юзефович органически, физиологически литературоцентрична,
очень любит читать — и нет для нее более прекрасного занятия, напрямую
соединенного с профессией. Новые и новые книги-продукты появляются на этом
конвейере, а критик ставит свое ОТК. Если не ставит — и замечать такое изделие
не стоит, на всех не огрызнешься.
Выразительная обложка: молодая женщина в белом на фоне темных
книжных полок. Загруженных и даже перегруженных томами Большой советской
энциклопедии. Которыми убить можно — и в буквальном смысле слова.
Издательская аннотация подчеркивает: «Она — для всех, кто
ищет удовольствия в чтении». Эта книга — легкая. На ощупь приятная, издана на
кремовой шероховатой бумаге. Тактильное удовольствие для того читателя, который
привык держать книгу в руках.
Именно читателю и предназначена — никак не писателю, и уж
совсем никак не таинственному и неуловимому литпроцессу.
Да и есть ли он на свете, существует ли — бог весть. Все больше премиальный
процесс встречается — скорее всего, он и заменил — вытеснил — искомый. Но мы не
о процессе(-ах), а о Галине Юзефович.
Эта книга — отчет, отчет о проделанной работе; недаром ее
заключает ритуальный список именных благодарностей. Работа уже проведена. В
газете, тонком журнале, Интернете. Именно там первоначально испекались
тексты, ее составившие. А сейчас — сейчас они остыли, собранные под одной
обложкой.
Книга о книгах.
Особенность книжного критика Галины Юзефович состоит в том,
что она без устали пишет о том, что ее интригует. Она — еще пока — способна на
«запойное чтение», каким отмечено поглощение разных по оценке книг, например,
Виктора Пелевина (открывают книгу критика). И так далее, вплоть до романов
Евгения Водолазкина — вести с полей. Что — важнее всего? Чтобы о книге (было)
«приятно говорить и думать <…> носить с собой, открывая и перечитывая в
случайных местах, которую так и тянет дарить и рекомендовать знакомым». Это о
«Лавре». А вот — об «Авиаторе», вернее, теперь уже об авторе: «настоящий
писатель, способный каждый раз ловить и привораживать читателя по-разному».
Разве я не предупреждала: промышленным заботам преданы?
Лев Данилкин. Клудж. Книги. Люди. Путешествия. — М.: РИПОЛ классик, 2016.
(Лидеры мнений).
Главное, что сближает с автором, — напор. Страсть. Энергия
утверждения или энергия отрицания. Никаких колебаний, никакой амбивалентностью
не пахнет. Книги и авторы (все-таки не объединившиеся, как сказано в аннотации,
а объединенные Данилкиным в книге, разница
смыслов примерно как между неприкасаемыми и неприкосновенными). Территории и
времена перемешаны в этой окрошке, причем Данилкин даже не снисходит к
уточнениям, исходя из просроченности републикации. Так, Джулиан Барнс еще в 2005 году получил
Букеровскую премию, — но сноска к эссе-интервью (смешанная техника) исходит от
редактора, а не от автора «Клуджа».
Щедрость аннотации зашкаливает.
Впрочем, есть такое мнение, что скромность — лучший путь к
неизвестности.
Вот здесь уже — не «один из самых авторитетных российских
критиков», который «определяет моду» (еще раз отсылаю к аннотации
«Рыбы-лоцмана»), а «ярчайший книжный критик «Афиши» и легенда двухтысячных!».
Больше всего мне нравится восклицательный знак — так и вижу (слышу): Данилкин
выходит на арену, под свет софитов на ринг. Соперника нет! И быть не может!
Потому что «ради этой книги объединились писатели и медийные личности <…>
И даже… Джеймс Бонд!». На ринге — Данилкин в одиночестве. С кем протекут его
боренья?.. Да ни с кем. Литературные предпочтения нынче основаны на рынке:
«Объективный критерий в литературе только один: место в списке бестселлеров,
количество проданных экземпляров». Век шествует путем своим железным. В сердцах
корысть. И общая мечта… даже «коррупция дружбы» выглядит утепляющим промышленный
климат материалом.
Если Галина Юзефович — моножанрист,
то Лев Данилкин постоянно расширяет жанровый репертуар. Если у нее —
интенсивный, то у него — экстенсивный способ литературно-критического
существования.
«Да, если бы мы жили в идеальном мире», но мы живем в
реальном, где нет места идеальному.
Данилкин — вечный двигатель, пытающийся строить словесные
мосты между реальным и идеальным в своем собственном восприятии мира, дабы
избежать паранойи.
Порядок? Порядка ему не навести. При единственной его вере —
в силу словесного потока, объединяющей его с непревзойденным по количеству
произведенных текстов Дмитрием Быковым, Джулианом Барнсом, Леонидом Парфеновым…
далее по аннотационному списку.
А что же критика? Критика — по остаточному принципу.
Мне скучно, бес.
Евгений Лесин. Лесин и
немедленно выпил. — М.: РИПОЛ классик, 2016 (Лидеры мнений).
Взять бы нос Галины Юзефович, приставить подбородок Льва Данилкина, и к этому лоб Евгения Лесина… Невозможно себе
представить? Скажу чуть иначе: взять персонажей «Рыбы-лоцмана», к сему —
панораму «Клуджа», плюс алкоголиков лесинских — ведь все трое критиков редко пересекаются в
своих литературных мирах — и что же получится? Приблизимся к реальной карте
нашей словесности. Еще более приблизимся, если добавим персонажей книги Валерии
Пустовой «Великая легкость бытия» (та же серия). От сложения имен и названий
выиграла бы вся картина, если бы они не аннигилировали друг друга… эти мальчики
и девочки из другой сказки.
Самым традиционным по набору персон и персонажей окажется
Лесин. Потому что подспудная мысль (для отбора) у него одна и очень
отечественная: и немедленно выпил. Вот почему в сборник (псевдо)критических
замет (горестных) попали Юрий Олеша, Александр Галич,
Юз Алешковский… Но главный герой, конечно, Венечка. Венедикт Ерофеев.
Вопрос, в сущности, риторический: почему алкоголики (до
определенного, конечно, предела) так обаятельны? Жизненный опыт не дает ответа.
Герои, персонажи, авторы в книге Евгения Лесина — почти все — люди сильно
пьющие. И — обаятельные.
…Бывают моноспектакли, бывают и монокниги.
Ерофеев — и другие, Ерофеев — и вокруг. Я была на спектакле по Ерофееву в
Нью-Йорке, в театре офф-Бродвей, где Том Кортни
разыгрывал драму Венечки. Один на один с героем — один на один с публикой, без
декораций, только — изменения освещения.
Что делает Лесин? Он предупреждает в начале, что несколько
раз в течение последних лет приступал к написанию книги о Ерофееве — какие-то
фрагменты сохранились, и он их соединяет. Ведь ему важен не Ерофеев, а свои
впечатления о Ерофееве — может, и разных лет, — из впечатлений, случайно и
прихотливо разбросанных, возникает особое состояние у читателя — как будто сам
читатель уже выпил. И неоднократно. Разновременные газетные тексты,
поставленные вместе, написанные к юбилейным ерофеевским
датам, создают впечатление уходящих в бесконечность зеркал, где отражается
уходящий в вечность Ерофеев. Вот — эссе к 65-летию Ерофеева. Следом — эссе к
его 70-летию. Дальше — к 75-летию. А главное, к оправданию тезиса, вынесенного
в название: «И немедленно выпил».
Игорь Свинаренко. ВЗПР:
Великие писатели земли русской. — М.: Время, 2016.
Убедительная просьба к разговорчивому Игорю Свинаренко, да и
к другим, не чуждым литературного дела: писатели — это и поэты тоже. Формула
«писатели и поэты» невозможна! Ну это не главное. Не очень простительное, но не
главное. Это я придираюсь.
Подробности, которыми легко делятся с располагающим
интервьюером литературные современники. Бесценная для историков будущих
поколений книга. Откуда им будет взять данные по быту и повседневной жизни
литераторов? Утверждали, сама тоже, не скрою, — конец пришел нашей литературоцентричности. А если конкретно — получается, что
вовсе нет: страна занимается сочинительством. «…Придумывает странные идеи,
увлекается заведомо ложными измышлениями, создает новые жанры, маниакально
рифмует (Грозный — Сталин, опричники — нацгвардия,
империя — СССР, Ермолов — Кадыров)…». Да, нельзя не согласиться, хочется
развивать и дополнять это точное наблюдение: страна-писатель. И — страна писателей.
Хорошо ли это? Нет, на тех, кто в книгу «ВЗПР» попал, я не покушаюсь, ВЗПР так
ВЗПР, пусть будут. Но другие, коих легион! Одумайтесь, пишущие. Чем больше
писателей, тем меньше производительность страны, которую лучше бы освободить от
соблазнительного морока. Жалко Россию… — не могу не согласиться с переводчицей
современной русской словесности на английский Антониной Буис,
она же (по русским корням) Корзинкина. А с другой-то стороны — избавь русскую
жизнь от литературы — и что от России останется?
Хотела бы я, чтобы факты моей биографии и личной жизни попали
к публике вне моих собственных сочинений? Категорически нет. А если сама отвечу
на прямой вопрос веселого и смешливого собеседника? Другое дело. Вот тут-то и
ловишься — и охотно отвечаешь лукавому допрашивающему.
Так поступают коллеги-писатели.
Да, в сущности, это книга «допросов и ответов» — лет двадцать
допрашивал писателей (с пристрастием!) Игорь Свинаренко. Первым был Александр
Кабаков. Уместилось в книге тридцать восемь попугаев, тьфу, писателей. На любой
вкус. Толстая соседствует с Прохановым, Ю. Поляков с
Лимоновым, писатель Кох с Василием Аксеновым, Александр Архангельский с Фазилем
Искандером, Юрий Арабов со Светланой Алексиевич. И так далее — по списку.
Так что поблагодарю Игоря Свинаренко за веселую энциклопедию
современной жизни русских писателей. Что касается властителей, которые тоже
небезынтересны, то их тени порой пробегают по страницам этой толстой и в
общем-то позитивной книги. Тени, не более. Нахмуримся — и опять улыбнемся:
писатели… что с них взять?