Александр Вычугжанин, Дмитрий Мизгулин. Деньги, банки, перо
Опубликовано в журнале Знамя, номер 8, 2016
Александр Вычугжанин,
Дмитрий Мизгулин.
Деньги, банки, перо. — Тюмень: Титул, 2015.
Каюсь,
приступал к чтению восьмисотстраничного тома скорее
потому, что знал прежние интересные книги Александра Вычугжанина.
Уж очень давно жили и творили герои новой книги, полтора-два века назад. Но чем
дальше читал, тем неохотнее отрывался. Литераторы-банкиры написали о своих
коллегах литераторах-банкирах, и это совместительство занятий само по себе
необычно. Александр Вычугжанин — банкир в недавнем
прошлом, кандидат экономических и доктор исторических наук, а Дмитрий Мизгулин и сегодня — президент, председатель совета
директоров «Ханты-Мансийского банка Открытие», академик РАЕН, но кроме того, и
автор ряда поэтических сборников, член Союза писателей России. Оба автора более
двадцати лет успешно проработали в банковской сфере, что позволило им популярно
написать о сложных финансовых вопросах.
Герои четырнадцати очерков — один
другого знаменитее, и не только как литераторы. Гаврила Державин, например,
после двойного губернаторства был первым министром юстиции России. Илья
Чавчавадзе, поэт, издатель, банкир, общественный деятель, член Госсовета
империи, которого на родине называют «Отцом нации», в 1987 году канонизирован
Грузинской православной церковью как святой Илья Праведный.
В книге помимо массы интереснейших
биографических деталей, впервые столь полно представлены жизнь и деятельность
А.А. Голенищева-Кутузова и — на русском языке — И.Г. Чавчавадзе. Прежде никто
не писал и о банковской деятельности И.С. Аксакова, В.Г. Бенедиктова,
Г.П. Гагарина, П.А. Вяземского, того же А.А. Голенищева-Кутузова, П.А.
Ефремова.
И все же главное, по крайней мере для
меня, — книга эта не только про отдельные фигуры, какими бы значительными они
ни были. Дойдя до последних страниц, я понял, что авторы, желая того или нет,
представили коллективный портрет элиты той России, и невольно напрашивается ее
сравнение с элитой нынешней. Прежде всего бросается в глаза моральный
императив, с которым герои книги соизмеряют и литературную, и общественную
деятельность. «Честен, как Аксаков» — эта характеристика долгое время была
нравственным мерилом среди деятелей их круга. Тем не менее авторы не лепят из
персонажей героев без сучка без задоринки. Вот Петр Вяземский, уже в пятнадцать
лет блестяще образованный, поступает на службу в Московскую межевую канцелярию.
Не в кресле сидит — мотается по губерниям. В двадцать лет сражается с
французами под Бородином. Он послужит Толстому прототипом Пьера Безухова в
романе «Война и мир», а друг Пушкин увидит в нем черты Гринева. Но, грешник,
продул князь в карты немалое наследство и поехал служить в Варшаву. Однако
побочные страсти не отвлекали от главного — любой поворот жизни Вяземский
использовал для творчества и общественного служения. В книге есть чрезвычайно
важный и сегодня фрагмент «Записки князя Вяземского», опубликованной еще в
начале XIX века, о том, какая промышленная политика нужна России: «Вопрос, что такой-то державе не лучше ли быть исключительно
земледельческою, или исключительно мануфактурною — давно разрешен на деле… Во
всяком случае сей вопрос не идет к России… Она переросла все мерки…. Русский
создан промышленником: он переимчив и предприимчив». Однако и сегодня власти
эту дилемму жуют-пережевывают бесконечно и бесполезно.
Стоит наложить биографии друг на
друга — получаешь синергию общих усилий героев на благо страны. Вряд ли я
погрешу против истины, предположив парадоксальную вещь: эти выдающиеся литераторы
заложили основы если не всей банковской системы, то уж наверняка — ее ведущих
банков. Наиболее отчетливо их вклад прослеживается на истории основного в
империи Государственного заемного банка, созданного Екатериной II в 1786 году.
В 1799 году его главным директором назначается князь Гаврила Петрович Гагарин.
Одновременно с Заемным он возглавил и Вспомогательный банк (вскоре
объединились), а также Коммерц-коллегию страны. Войны с Турцией и Швецией, а
также злоупотребления бывшего руководства обременили банк долгами. Мало того что при Гагарине дела существенно пошли в гору (в
том числе с помощью невиданных в то время финансовых новаций князя), но
одновременно Гаврила Петрович занимался, например, предполагаемым заселением
юга Западной Сибири и другими, как нынче говорят, проектами.
Гагарина сменяет Александр Семенович
Хвостов, который руководит банком до своей кончины в 1824 году. И он провел
банк через сложный период — правительство регулярно занимало средства, готовясь
к войне с Францией. Обеспокоенные вкладчики стали отзывать деньги, а многие
заемщики не спешили их возвращать. Однако, умудренный государственной и военной
службой (в двадцать семь лет в чине полковника под командованием Суворова
отличился при взятии Измаила), Хвостов вывел показатели банка к положительной
динамике.
В 1846–1853 годы Заемным банком
управляет Петр Андреевич Вяземский. Кроме упомянутых выше у него к тому времени
в активе — должность товарища министра просвещения и главы цензурного
ведомства, а также двадцатилетняя служба в Минфине, в том числе под
руководством выдающегося министра графа Канкрина.
Вяземскому тоже выпал суровый период: из-за неурожая многие помещики
задерживали возврат ссуд. Хотя Вяземский писал, что «счеты, бухгалтерия, цифры
для меня тарабарская грамота», однако авторы приводят факты, показывающие, что
князю удалось значительно увеличить прибыль. А в 1854 году советником правления
банка и его членом становится «выходец из колокольного дворянства» Владимир
Григорьевич Бенедиктов.
Но ведь кроме Заемного литераторы
основали и руководили не менее значимыми для страны банками, в том числе —
системными. А без здоровых финансов Россия в начале XX века не получила бы и
эффективно развивающейся экономики. Международные эксперты писали тогда, что
страна скоро будет доминировать в Европе, а Дмитрий Менделеев, не только
выдающийся химик, но и прозорливый экономист, считал, что в середине XX
столетия в России должно проживать около 300 млн, а к началу XXI
века не 140 млн, а около 600 млн человек. И жили бы мы в другой стране,
не прерви ее взлета революция 1917 года.
«Тема совмещения занятий финансовым
делом и литературным творчеством не исследована. В чем причина феномена?» —
задаются вопросом авторы книги. По их мнению, литераторы, обладающие огромной
энергетикой, ищут дополнительные сферы ее применения. Кажется, гипотеза не
лишена оснований. Кстати, авторы приводят запись в дневнике мудрого цензора
А.В. Никитенко и члена этого литературного круга: «Слова «честный человек»
означают у нас простака, близкого к глупцу <…> Общественный разврат так
велик, что понятия о чести, о справедливости считаются или слабодушием, или
признаками романтической восторженности». Сказанное почти два века назад и
сегодня, на фоне исчезновения сотен миллиардов из банков, звучит еще
актуальнее. Авторы книги, упоминая нынешнюю вакханалию в банковской сфере, одну
из причин видят в том, что скроена она «по лекалам либеральных учений XIX
века». В качестве альтернативы предлагаются кредитные кооперативы. Подозреваю,
что идея связана с замечательной книгой Вычугжанина
«Церковь, деньги, кредит», вышедшей в 2014 году, где показана эффективность
этих кооперативов. Между тем сами же авторы пишут, что их герои добивались
успешной деятельности банков, в основе которых лежит именно либеральная модель.
Не будучи знатоком банковской системы, хочу напомнить о бурной дискуссии 1970
года в «ЛГ»: что важнее — система или личность? Завершилась она блестящей
статьей профессора Виктора Терещенко с говорящим названием «Ближе к крайностям
— дальше от истины». Напомню, что его «Курс для высшего управленческого
персонала» в семидесятые-восьмидесятые годы был весьма популярен у
руководителей. А суть статьи ученого в том, что личность строит систему,
которая, в свою очередь, влияет на личность. Диалектика! К тому же крайности — это
и насаждение единственной модели в любой сфере хозяйства. Но система тем
надежнее, чем разнообразнее размеры и модели ее объектов. Другими словами, наш
банковский сектор стал бы куда как здоровее, будь в его составе оптимальная
доля кредитных кооперативов, о которых власти, как и церковь, напрочь забыли.
Словом, книга заставляет не только
ностальгировать о вкусном русском языке, каким написаны произведения ее
героев-литераторов, но и задуматься как минимум о веке, потерянном Россией
благодаря большевикам. Заканчивается она тремя приложениями. В первом —
восемьдесят фамилий литераторов, которые профессионально занимались финансами,
в том числе и в СССР. Из второго читатель узнает, что многие стихи семи героев
книги переложены на музыку. Наверное, романс на слова Петра Вяземского «Тройка
мчится, тройка скачет» самый известный. Третье приложение — антология
произведений героев очерков — отражает предпочтения авторов книги, а также
содержит вещи, изрядно забытые или считающиеся утерянными.
Поражает огромный массив источников:
архивы ГАРФ, РГИА, РГАЛИ, Пушкинского дома, Отделов рукописей РГБ (Москва) и
РНБ (СПб.), библиотек РГБ и РНБ, музеев Абрамцево, Мураново,
Остафьево, И.Г.Чавчавадзе в
Грузии, а также коллекционные материалы — открытки, гравюры, газеты (в первую
очередь англоязычные). Авторы ввели в научный оборот множество документов.
Хочется внимательно рассматривать
гравюры из коллекции авторов, факсимиле документов, великолепные цветные
вкладки. Среди иллюстраций не только портреты, но и фотографии захоронений
восьми героев книги, сделанные авторами. На обложке — экслибрис Нины Казимовой
(Санкт-Петербург), которую называют царицей русского экслибриса. Отмечу на
втором форзаце гравюру начала XIX века «Река времен, или Эмблематическое
изображение всемирной истории» — единственное украшение рабочего кабинета
Державина в его доме на Фонтанке.
Нет, вовсе не нафталином пахнет эта
книга, а являет живой укор всем нам, пустившим по ветру интеллектуальное
наследие талантливых предков.