Повседневная жизнь в годы Великой Отечественной войны: Историко-антропологический словарь. Составитель С.Б. Борисов
Опубликовано в журнале Знамя, номер 5, 2016
Повседневная
жизнь в годы Великой Отечественной войны: Историко- антропологический словарь. Составитель С.Б. Борисов. —
Шадринск: Издательство Шадринского пединститута,
2015.
Эта уникальная книга о Великой Отечественной
войне, заявленная как историко-антропологический словарь, — плод пятилетнего
труда ее составителя, доктора культурологии, ведущего научного сотрудника Шадринского государственного педагогического института
Сергея Борисовича Борисова.
«Все дальше в прошлое уходит война… Практически обо всех ее сферах и аспектах… было написано в
разное время, в разных жанрах… Сотни тысяч, а возможно, миллионы газетных,
журнальных и книжных текстов, будучи единожды опубликованы, никогда более не
переиздавались. Уникальная, более нигде не встречающаяся информация, «мелькнув»
парой строчек среди сотен страниц, так и не включалась в отрефлексированное
системное историческое знание», — указывает в предисловии составитель.
Значимая информация о повседневной
жизни во время войны, таким образом, оставалась забытой и невостребованной.
Составитель словаря задался целью вернуть почти растворившуюся во времени
память, для чего «собрал, сгруппировал и разложил по алфавиту рассыпанную по
сотням источников информацию о «приземленной», повседневно-бытовой стороне
войны — как собственно боевой, так и мирно-тыловой».
Книга состоит из двух частей: «Повседневная жизнь на фронте» и «Повседневная жизнь в тылу», в
каждой из которых в алфавитном порядке раскрываются значения понятий, выражений,
аббревиатур, пословиц, названий стран, городов и мест, события, имена, тексты,
лозунги, легенды времен войны и даже уклады жизни на фронте и в тылу, так или
иначе связанные с восприятием войны «обычным человеком» того времени,
очевидцем. Словом, все, что составляло и наполняло повседневность
военных лет.
Для этой цели
составителем используется весь имеющийся в его распоряжении материал,
впечатляющий разносторонностью и объемом: вниманию читателя предлагаются
выдержки из газет, журналов, листовок, агиток того времени, цитаты из
документальных и художественных произведений известных и незнакомых авторов,
отрывки из воспоминаний, выписки из официальных документов (распоряжений,
протоколов, материалов дел и т.п.), тексты песен, фольклор, отрывки из устных
воспоминаний…
Отбор материала производится
субъективно, рука составителя и направление его исследовательского интереса
ощущаются на протяжении всего текста книги, которую сложно назвать классическим
словарем, скорее, это «сводное» издание, тщательно и увлеченно составленная
авторская подборка фрагментарной информации, которая может быть востребована
как специалистами, так и рядовыми читателями.
Составитель уделяет большое
внимание фиксации и сохранению значений слов, вышедших из употребления и
навсегда осевших на архивных полках памяти.
Среди них много разговорных:
«Ванька-взводный» — лейтенант, командир взвода, «гвоздики» — дешевые
низкосортные папиросы, «шурочка» — штрафная рота, «вздыхаленка» — «дыши глубже, вот и вся еда»…
Заботливо прибраны не известные уже
молодым «вещмешок», «землянка», «карточки», «обмотки», «наркомовские сто грамм»
и другие слова и выражения, когда-то являвшиеся неотъемлемой частью
повседневности.
Однако при всей безусловной
важности фиксации значений стержень книги и ее основная ценность — сохранение
ускользающих смыслов. Все тише звучат голоса свидетелей, мы сегодня часто
находимся во власти устойчивых образов, которые книга дополняет, изменяет, а
порой и разрушает.
«Идти
в атаку, вести в атаку, подниматься в атаку.
Когда мой отец, Александр Иванович Кузнецов, вспоминал войну, он всегда говорил
с неохотой и каким-то надрывом. Запомнился мне эпизод о том, как пошли они в
штыковую атаку. “Кругом взрывы, стрельба, — рассказывал отец. — Нас командир
поднял в штыковую, и так было страшно. Кто-то ругался,
кто-то кричал «мама», кто-то плакал. После этой атаки я стал седым”.
(Кузнецова, 2005)».
«“Скажи, — спросил он, — вот когда
солдат идет в атаку, в штыки, неужели он все время думает, что он защищает
Родину?”…Все серьезные вопросы они теперь задают, не глядя в глаза. “В атаку не
идут, а в основном ползут и прикрывают морду
лопаткой”» (Анчаров, 1965, 6)».
«Женщины
на войне. О 20–23-летней девушке-зенитчице: “На фронт Александру
Доценко призвали в 1942 году. «Мне в ту пору уже двадцатый годок пошел. Меня
ведь не спрашивали: хочу или нет я на войну… Страх
присутствовал всегда, потому что всегда стояли под смертью. Но самое важное,
что хочу сказать, интересного на войне ничего нет, как и нет там никакой
романтики… Когда воюешь, некогда особо следить за
собой, хотя, конечно, девушки старались. Но мы фактически одевались в ту же
форму, что и ребята: огромные белые мужские рубахи с большими рукавами, которые
закатывали, чтобы не торчали из-под манжет. По уставу положена одна гимнастерка
и юбка, и, что самое смешное, двое трусиков, мужских, без всяких резинок.
Девочкам даже брюк не давали, и мы в чулках ходили и летом, и зимой…»”».
Сочетание живых судеб, вырванных из
небытия имен, приземленной, житейской правды в непривычной, негероической
интерпретации заставляет по-новому взглянуть на отполированный образ войны.
Некоторые статьи словаря содержат неоднозначные, «неудобные» и даже скандальные
интерпретации.
Например, в статье «ЗАБЭЗЭ» предлагается такое значение: «…в боевой разговорной практике:
медаль “За боевые заслуги”. Медалька звалась “забэзэ”.
Ее давали тем, кого отметить не за что, а хотелось (ППЖ — походно-полевых жен и
т.п.)». Правда, уже в другой статье, «За
боевые заслуги», дается и другое,
«благородное» толкование, но до этой статьи иной читатель может и не дойти…
Складывается впечатление, что порой
составитель намеренно выбирает неожиданные варианты значений: «Коменданты немецкие в населенных
пунктах СССР: О селе в Псковской
области в 1943 г.: Комендантом гарнизона стал капитан с немецкой фамилией —
что-то вроде Миллера. Этого человека отличали порядочность и, как ни странно
звучит применительно к оккупанту, человеколюбие. Он неоднократно предупреждал
жителей о готовящихся облавах, о предстоящих поборах, о грядущем приезде
эсэсовцев. К Миллеру шли жаловаться на солдат или полицаев и находили защиту.
Как сейчас помню… перед башней особняка стоят
навытяжку два немецких солдата. На них смотрит Миллер и что-то говорит. Солдаты
то бегут, то падают, то ползут по-пластунски… и так до полного изнеможения.
“Они, — мать называет немцев по именам, — вчера в Свистогузове
у бабы Варушки поросенка украли”».
С одной стороны — прекрасная
иллюстрация несостоятельности однобокого, выхолощенного подхода, возможности
другого взгляда даже на фигуру врага, ведь и на «той стороне» встречались люди.
Однако свидетельство это здесь предлагается в качестве единственного толкования
понятия, привычно и обоснованно вызывающего образы жестокости, насилия, смерти.
Опрокидывание смыслов — прием,
безусловно, важный для объективного восприятия военного периода, для снятия
застывших масок. Однако он неизбежно вызовет сопротивление у внушительной части
читателей, обвинение составителя в «осквернении памяти о войне» и прочие
негативные отклики.
Все, о чем мы читаем здесь, —
действительно часть нашего общего прошлого, коллективной памяти. Порой неприятная, неудобная и даже постыдная. Возможно, форму
изложения материала в таких случаях стоит лучше продумывать с учетом фактора
эмоционального восприятия, который может помешать читателю
увидеть ценность всестороннего подхода.
Тематическое многоголосье книги
необычайно разнообразно: здесь мы находим информацию не только о сражениях,
родах войск, оружии, полководцах, наградах. Внимание
уделяется важным мелочам повседневности: условиям жизни, одежде, болезням,
способам гигиены, досугу, песням военных лет, пародиям на них и даже
эмоциональному фону: в словаре, например, имеются статьи «Упоение боем,
восторг», «Любовь», «Проявление жалости к мирному населению», «Неуставные
отношения, угрозы», «Конфликты детей и немцев» и многие другие.
Отдельно выделяется тема питания в
годы войны. Словарь содержит множество статей о еде, в числе которых
«Картошка», «Соль», «Крапивный борщ», «Смолка», «Овсяная шелуха»; на контрасте
— «Мороженое», «Крабы» (пирамиды из банок в пустых магазинах), даже
«Шампанское» (в 1942 году в Москве состоялся запуск завода шампанских вин, в
этом году в стране было выпущено 12 млн бутылок
шампанского…). И это тоже — о войне…
Чтение многих статей книги вызывает
живой эмоциональный отклик, рождаются образы поверх прямых значений. Так
произошло со статьей «Голуби», свидетельствующей о том, как немцы уничтожали
почтовых голубей, на которых держалась связь с партизанскими отрядами, и со
статьей «Огонь»: в войну исчезли спички, и люди передавали огонь от соседа к
соседу, так сохраняя его.
Не покидает ощущение подлинного,
живого слова и полифонического звучания текста, хотя и формально и разбитого на
совершенно неожиданные порой статьи, но при этом цельного, обладающего
собственным ритмом и силой воздействия.
Кажется, в книге учтены все или
почти все мельчайшие подробности повседневной жизни на фронте и в тылу, но нет
в ней отдельной статьи «Война», и это, видимо, концептуально. Потому что все
обозначенные, найденные, а порой и спасенные смыслы и значения — это и есть
подлинное лицо войны.
Сегодня в чести «мифологическое»,
«причесанное» восприятие войны, активно конструируется «правильная»
историческая память. «Трудные моменты» военного и послевоенного времени, как
правило, не обсуждаются. Именно в таких условиях как никогда актуальной
становится необходимость обретения связного исторического нарратива о Великой
Отечественной войне, чему немало может поспособствовать труд С.Б. Борисова.