Владимир Аристов. По нашему миру с тетрадью (простодушные стихи). — М.: Русский Гулливер / Центр современной литературы, 2015.

Владимир Аристов принадлежит к метареалистическому направлению поэзии 1980–1990-х годов, однако в кругу авторов направления совместно с Аркадием Драгомощенко составлял то крыло, которое было ориентировано в большей мере на «западническую» традицию. В своей новой поэтической книге автор вводит в традицию метареализма существенный поворот, заставляющий смотреть на поэтику направления под другим углом.

В своих статьях о русской поэзии 80-х — начала 90-х годов литературовед и философ Михаил Эпштейн отмечал, что «Метареальный образ не просто отражает одну из [этих] реальностей (зеркальный реализм), не просто сравнивает, уподобляет (метафоризм), не просто отсылает от одной к другой посредством намеков, иносказаний (символизм), но раскрывает их подлинную сопричастность, взаимопревращение — достоверность и неминуемость чуда»*. Эпштейн ставит вопрос о «множественности» реальностей, открытой метареализмом, которая связывает в единый феномен всевозможные типы видимости, представляя эту самую «зеркальность». В новой книге Владимира Аристова взаимоотражение образов осуществляется уже по ту сторону зеркальности, где элемент «мета» овеществляет перемещения, а сама идея метафорического переноса визуализируется в тексте. Первый же текст — отрывок, осколок цельного повествования, зада­ющий тон книге:

 

…но оказалось, что «Трансаэро» собак и кошек не берет на борт

Не пронести кота как шапку под наркозом

Не запакуешь ведь, средь багажа не

затеряешь

 

Кирилл Корчагин, исследующий метареалистическое письмо в его сегодняшнем воплощении, отмечает основные элементы, на которых оно держится**. Это сближение языка поэзии и философской мысли, описание и дальнейшее создание своего собственного мира, выходящее за рамки простого подражания объектам. Владимир Аристов образует собственную почву в становящемся поэтическом мире посредством превращения лирического субъекта. В новых стихах Аристова он меняется: происходит встреча лирического «я» с зеркальным отражением «он», и именно таким метареалистический субъект входит в пространство, опустошенное опытом соседствующего с метареализмом концептуализма. В результате лирический субъект становится наблюдателем, умеющим растворяться в предметах и присутствовать в актуальности вместе с ними, внутри них и через них. То есть лирическим свойством наделяются вещи и та почва, на которой они пребывают, а точнее, топологическое пространство, в котором действует лирический наблюдатель:

 

                                      Летящие камни

 

                                      в слюдяное окошко
                                                оно сминается но не бьется
                                                но трещины прошли по лицу твоему

 

Стихотворения Владимира Аристова музыкальны и довольно тонко структурированы: в основном это белый стих. Здесь интересен момент исключений, заставляющих вспомнить поэтику Алексея Парщикова, а именно его стихотворение «Термен» («<…>Голова клюет в тазу носом / как кувыркнувшаяся Тэ / таков теперь Ульянов с его двужильным скелетом / Термен / был тебе меценат стал твой пациент / стал сноской / Термен»), посвященное изобретателю музыкального аппарата и представляющее редкий в «центральном» крыле метареализма выход из силлабо-тонической системы; а также некоторые стихи Ивана Жданова, например «Сонет без рифм» («Мы говорим на разных языках. / Ты бесишься, как маленькая лошадь, / а я стою в траве перед веревкой / и не могу развесить мой сонет. // Он падает, а я его ловлю. / Давай простим друг друга для начала, / развяжем этот узел немудреный / и свяжем новый, на другой манер / <…>»).

Подобным же образом почти все стихотворения новой книги Аристова балансируют на грани, в любой момент готовые перейти из свободного стиха в силлабо-тонику. Так, в состоянии напряжения, автор удерживает читателя в мире, где наблюдатель совершенно свободен в своих действиях, а главное — передвижениях. Как, например, в стихотворении, посвященном Аркадию Драгомощенко, отсылающем к его тексту «Настурция как реальность»*** и представляющем своего рода заметки на полях:

 

                                      <…>

                                      вижу, лишь легкая краснота

                                      на месте том, где стоял ты

                                      но через такой порез

                                      не произойдет ничего

                                     

                                      мы соберем, собираем к себе

                                      всех, кто летел над настурцией

                                      всех кто

                                      по ту сторону ранки

 

В 2008 году Владимиру Аристову была присуждена Премия Андрея Белого в поэтической номинации «за прориси поэтической иглой не замечаемых нами микроландшафтов смысла», на церемонии вручения Аркадий Драгомощенко произнес речь «О неумест­ности», в которой отметил растворенность субъекта и дальнейшее обнаружение «я» в контрпространстве «не здесь», «между». Из мысли Аркадия Драгомощенко следовало, что стихотворения Аристова по-своему «неуместны», состоят «из слов, изводящих поэтов из платоновского государства в мир, которому слова назначены поводырями и которые при каждом «приближении» к своему исчезновению в таких же открываются обещанием речи, где желание, как известно, никогда не исполнится». Это обещание Аристов сдерживает в своих новых «простодушных стихах», обнаруживая Другого и обнажая несовместимое в своей целостности: лирическое высказывание и повествовательно-осколочный характер письма, в котором метаморфозой становится место, пространство наблюдаемого — его мерцание, благодаря которому мы можем постичь эффект «множественности»:

 

                                      Синее ведро с белой ручкой

 

                                      Синее оно или голубое

                                      между ними

                                      прозрачная вода неназываемая

                                      и в промежуток вошла смерть-эвфемизм

 

                                      Голубовата она вода и назвать ее

                                      тяжесть ее несравненную несметную

                                      назвать и глубина ее имени

                                      именно этой оставшейся нашим лицом воды

 

 

                       

 

*     http://new.topos.ru/article/2553

**  http://syg.ma/@kirill-korchaghin/tieplota-vieshchiei-o-stikhakh-vladimira-aristova

*** http://kolonna.mitin.com/archive.php?address=http://kolonna.mitin.com/archive/mj13/drag.shtml