Александр Закуренко. Возвращение к смыслам. Старые и новые образы в культуре: опыт глубинного прочтения
Опубликовано в журнале Знамя, номер 9, 2015
Александр Закуренко. Возвращение к смыслам. Старые и
новые образы в культуре: опыт глубинного прочтения. — М.: ББИ, 2014.
Новая
книга Александра Закуренко — литературоведа, поэта,
переводчика, автора многочисленных статей о русской и европейской литературе,
философии и богословии — обосновывает необходимость целостного взгляда на
динамику образов и смыслов в христианской культуре.
Структура книги — три раздела и
глава, названная «Приложение». Разнообразный литературно-художественный и
философско-исторический материал объединен утверж-дением значимости духовной
вертикали, находящей опору в богословской традиции. Первая
часть — «Христианство и культура» — содержит такие работы, как «Паскаль и
Державин: текст в религиозной жизни, типология, функционирование, оформление»,
«Кремль, Киев, Саровская пустынь: образ представшей и становящейся Руси»,
«Косовское сражение и Куликовская битва. К проблеме иконического в
историческом событии» и некоторые другие. В статьях этого раздела автор
описывает метафизические основания разворачиваемого дискурса, прибегая к
христианской герменевтике и философской интерпретации, благодаря чему читатель
может четко представить тот ментальный запрос, ответом на который стала книга.
Автор определяет интеллектуальную нишу своего исследования так: «Важно, что в
постсоветские годы, совпавшие у нас запоздало с появлением и проявлением
постмодернистских техник, целый ряд отечественных исследователей, причем
использующих принципиально разные методики анализа, тем не менее
предлагают новую картину русской культуры (в первую очередь исследуя ее дыхание
и бытие в русской литературе), не соглашаясь с тем, что все потеряло смысл,
кроме самого письма-как-цели».
Раздел «Христианство и хрестоматия»
посвящен изучению и интерпретации классических текстов русской литературы,
таких как «Обломов», «Дама с собачкой», «Темные аллеи» и других. Специфика
исследовательского взгляда позволяет открывать новые смыслы и структуры, не
замеченные ранее, очерчивать космос произведения, виртуозно используя метод
«восстановления хронотопа», так что исследуемые
временные и пространственные пласты превращаются в источник внеположенного
знания, в магическую сферу воссозданной реальности, что, несомненно, добавляет
книге шарм интеллектуального квеста.
В статье «Два плана бытия в прозе
Чехова, или Структура чеховского хронотопа» читателя
ждет не вполне привычная прорисовка чеховской вселенной. Автор
исследования отказывается от известной «гипотезы «случайной детали»*, которая
«сводит художественную манеру Чехова к спонтанным проявлениям мастерства или
творческой интуиции в пределах отдельно взятых текстов» и показывает
нецелесообразность превращения во-проса о «семантике чеховского текста в вопрос
о порождении различных интерпретаций «случайных деталей», а не о вычленении
наличествующих в самом тексте многоуровневых структуры и смысла»**. Именно
благодаря такому подходу читатель получает подлинный ответ на вопрос «зачем даме собачка» или «каков
символический смысл костра в рассказе «Студент». Здесь, несомненно, автор также
вступает в диалог с С.Г. Бочаровым, в особенности
взглядами, изложенными в работе «Чехов и философия».
Исследование Александра Закуренко столь же поэтично, сколь аналитически выверенно и научно целостно. Размышление над текстом с
позиций, подтвержденных своим поэтическим опытом, позволяет увидеть глубину
произведения на том первоначальном уровне, где образ и осмысление смыкаются. В суггестивных миниатюрах Игнатия Брянчанинова «Кладбище», «Голос
из вечности», «Посещение Валаамского монастыря» благодаря «спонтанному
прочтению» — как методу — исследователем открываются архетипы русского
культурного сознания — взаимосвязи живых и умерших, выражающейся в «тихом печаловании», «плачевных и утешительных песнях», единении
земной природы с вечностью, — архетипические мотивы, лежащие в основе
построения многих образов в произведениях Гоголя, Лермонтова, Тургенева,
Пришвина, Паустовского.
Раздел «Религиозные смыслы в
современном искусстве», представленный работами «Метафизика отчаяния. Два
образа пустоты. Георгий Иванов, Иосиф Бродский», «Боль и свобода Васыля Стуса», «Слово, святость, имяславие, поэзия» и другими, воплощает специфику авторской
концепции осмысления творческого деяния в его целостности как подлежащего
неразрывной культурной, научной и богословской рефлексии. Взаимосвязь между
личностным творческим деянием и неизбежным вопрошанием о присутствии Творца
(или же сопротивлении этому присутствию), рассматриваемая автором книги,
находит отклик в актуальных новейших исследованиях русской культуры, в
частности С. Елушича.
Исследование творчества русских
писателей, принадлежащих к первой и последующим волнам эмиграции (И. Бунина, В.
Набокова, Г. Газданова, Г. Иванова, И. Бродского), а
также современных писателей (В. Стуса, И. Жданова, В.
Пелевина), анализ и соотнесение поэтики и мировосприятия позволяют увидеть
творчество каждого из этих авторов в широком культурологическом контексте.
В книге рассматриваются проблемы
взаимоотношения богословия и культуры, богословия и истории, литературы,
герменевтики, кинематографа. Особенности взаимодействия с христианскими
ценностями в постхристианском мире, возвращение к авторскому голосу в
литературном произведении, к личности автора в художественном акте творения,
привносящей определенные смысловые измерения в текст, соотнесение
текста-существования и текста-сообщения становятся методологически насущными
для ответа на вопрос о смысле культуры. Слово, высказывание, логос предстают
как ступени, ведущие к истине в диалоге с инвариантами бытия. В рамках такого
подхода обретают новое прочтение исторические события и параллели, такие как
Косовское сражение и Куликовская битва; такие символы как Киев, Кремль,
Саровская пустынь, классические тексты Золотого и Серебряного веков и фильмы А.
Тарковского, литература отечественного постмодерна.
Статья «Метафизика напряжения в
творчестве Андрея Тарковского» перерастает в уникальный жанр, сформированный
творческим соприсутствием вне времени, — исследовательско-поэтическую
миниатюру, построенную по внутренним законам исследуемого материала. Интересным
представляется соотнесение этическо-философской позиции Андрея Тарковского с
философией М.М. Бахтина, в частности его ранними работами «К философии
поступка», «Автор и герой в эстетической деятельности». Безусловно, многие
высказывания Андрея Тарковского, такие, как «… я хочу, чтобы мой новый фильм
равнялся жизненному поступку, судился по законам нравственной подлинности
человеческой судьбы… Каждое мгновение, запечатлеваемое
для экрана, должно оплачиваться той же энергией, что и соответствующий этому
мгновению жизненный поступок» ***, — позволяют увидеть такую родственность.
Преображение духовного опыта в произведении искусства и восприятие искусства,
возведенное к статусу духовного опыта, — одна из сквозных идей книги.
Глава, названная
«Приложение», придает книге четвертое, поэтическое, измерение и превращает
композицию в нелинейную, замыкая начало и конец, возвращая к началу на новом,
личностно подтвержденном уровне.
Интересно также обращение автора к жанру комментария и автокомментария
как свидетельство возрождающегося интереса к «всепроникающей и творческой
природе комментария» (М. Шумилин) и метапоэтическим
исследованиям в современных литературоведческих практиках.
* А.П. Чудаков. Поэтика Чехова. — М., 1971.
**
Рецензируемое издание, с. 100.
*** О. Суркова. С Тарковским и о Тарковском. —
М., 2005, с. 112.