Слово Достоевского 2014. Идиостиль и картина мира
Опубликовано в журнале Знамя, номер 8, 2015
Слово
Достоевского 2014. Идиостиль и картина мира. Коллективная монография /
Российская академия наук. Ин-т рус. яз.
им. В.В. Виноградова; под общей редакцией Е.А. Осокиной. — М.:
ЛЕКСРУС, 2014.
Перед
нами — продолжение серии сборников «Слово Достоевского» (М., 1996; М.,
2001), объединенных общей задачей описания речи Достоевского. Прежде всего —
художественной речи. В предисловии к первому выпуску коллектив авторов —
участников проекта «Словарь языка Достоевского» — выражал надежду, что в
начинаемой серии будут появляться работы, посвященные «идиостилю
писателя <…> Предметом изучения должны стать не только средства, но и
приемы выразительности <…>»* . Подготовленная
коллективная монография вполне отвечает этим ожиданиям, что следует также из ее
подзаголовка — «Идиостиль и картина мира».
Разнообразные подходы к осознанию
творческого наследия Достоевского позволяют полнее представить многосторонность
языковой личности писателя и многоаспектное восприятие его текстов — от статистического до символического. Статьи раскрывают
такие аспекты изучения языка писателя, как интерпретация идиостиля
в словарной форме, концептуальность, ассоциативность и другие. Наряду с ярко
выраженными, например грамматическими, параметрами описываются и неявные
свойства языка Достоев-ского. Исследуются возможные способы классификации
словников, рассматриваются риторические фигуры речи. Часть статей посвящена
описанию отдельных идиоглосс («идиоглосса»
от греч. idios — «своеобразный» и glossa
— «язык, речь») — слов, которые отражают элементы картины мира Достоевского и
несут на себе печать его стиля.
Коллективная монография состоит из
пяти разделов. Первые четыре объединяет проблематика авторской лексикографии и
поэтики: «Образ мира и словарь языка писателя» (Ю.Н. Караулов); «Идиоглоссарий. Тезаурус. Эйдос»
(И.В. Ружицкий); «Поэтика слова: семантико-культурный
аспект» (Е.Л. Гинзбург, Л.А. Мажуль,
В.М. Петров, И.В. Ружицкий, Е.А. Цыб, С.Н. Шепелева); «Общее vs частное в лексикографической перспективе»
(М.М. Коробова). Завершает монографию раздел «К православному пониманию
Достоевского» (Е.А. Осокина).
Статьи научного руководителя
проекта «Словарь языка Достоевского» Ю.Н. Караулова
представляют, помимо разработок основополагающих принципов словаря, и особый
подход к исследованию художественных текстов. На базе теории семантических
полей и основных положений теории повествования разработана методика
ассоциативного анализа художественного прозаического текста. Ее применение к
рассказу Достоевского «Кроткая» позволило реконструировать «картину мира»,
скрытую за дискурсом главного действующего лица — «Закладчика», показать метатекстовую составляющую рассказа, выявить новые интертекстуальные связи и т. д. В этот раздел вошел
также доклад Ю.Н. Караулова «Об “Идиоглоссарии Достоевского”», впервые прочитанный на
семинаре ИРЯ «Теория и практика авторской лексикографии».
Статьи раздела, подготовленного
И.В. Ружицким, посвящены исследованию разных
лексикографических параметров, входящих в структуру словарной статьи «Словаря
языка Достоевского. Идиоглоссарий». При изучении и
конкретизации такого параметра, как «символическое употребление идиоглоссы», предлагается возможность построения авторского
тезауруса, ядро которого составляет символическая картина мира Достоевского.
Уточняется понятие символа, делается вывод о целесообразности объединения
слов-символов в символические парадигмы. Одна из статей посвящена игровому
употреблению слова. На конкретном материале автор показывает функции игрового
употребления идиоглоссы, специальный акцент делая на сложности различения иногда словесной игры и
простой ошибки или небрежности Достоевского. Такой параметр, как «употребление
слова в составе чужой речи», рассматривается на материале используемых в
произведениях Достоевского прецедентных текстов. Функционирование конкретных идио-глосс в текстах Достоевского рассматривается в статьях,
посвященных особенностям значения и функционирования таких ключевых для идиостиля Достоевского слов, как знать, вдруг,
бездна (о последнем слове речь идет в статье, помещенной в раздел
«Поэтика слова…»; она написана И.В. Ружицким
совместно со С.Н. Шепелевой).
В статьях Е.Л. Гинзбурга и
Е.А. Цыб «Глоссарий как жанр словарей» и
«Эстетика редкого слова (к программе анализа переводов на английский язык
художественной прозы Достоевского)» обсуждаются вопросы, касающиеся места
единиц глоссария в словаре писателя в целом, вопросы взаимодействия слова из
глоссария с компонентами его контекста. На примере составления глоссария к
текстам Достоевского обсуждается задача целесообразности составления глоссария
русского литературного языка — как справочника, который поможет уточнить, в
каком смысле употреблено неизвестное, а иногда «внешне знакомое, а по сути неизвестное, и потому странное, чужое слово,
предоставить информацию о словах и выражениях, которые могли бы быть не поняты
или поняты неправильно при чтении художественных и не только художественных
текстов» прошлого. Один из важных и справедливо поставленных вопросов, которые
требуют, по мнению авторов, решения, звучит так: «Почему при прочих равных
условиях в стихах таких слов, как кажется, больше, чем в прозе?» Отмечу, что
попыткой ответить на этот вопрос, проиллюстрировать мощность пласта редких слов
(единиц глоссария) в стихотворных текстах стало, в частности, создание
электронного «Словаря редких слов» на базе многотомного «Словаря языка русской
поэзии XX века».
Раздел, принадлежащий
М.М. Коробовой, содержит статьи, посвященные как описанию структуры Словаря
Достоевского в целом, характеристике жанровой специфики его лексикона, так и
частным наблюдениям над некоторыми словами из Идиоглоссария.
Здесь выделяется новая, изящная по своему выполнению статья «Место действия —
сад», в которой разбирается «простое и сложное
одновременно» слово сад в произведениях Достоевского.
Статьи Е.А. Осокиной
направляют внимание читателя от эпохи постмодернизма в культуре к истокам
культуры, к христианской традиции. Раздел построен «с соблюдением тематической
канвы и содержательного последования, подводящего
внимательного читателя к откровению Достоевского, и с использованием принципов гимнографиче-ской поэтики». Здесь
раскрывается идея о создании Достоевским совершенной формы художественного
произведения путем соотнесения «романа» — как большой художественной формы — с
богослужебным последованием — как литературной
формой. Эта идея, сформулированная для объяснения возникновения древней
русской литературы, применительно к текстам Достоевского высказана в статье «К
вопросу о форме “Братьев Карамазовых”: структура и содержание». Подтверждение
концепции разработано в статьях о параллелизме как особом приеме в системе
христианской богослужебной эстетики и поэтики и о месте поэмы «Великий
инквизитор» в системе «пятикнижия» Достоевского,
составляющего единую большую форму, соотносимую с суточным богослужебным
кругом. Соотнесения проводятся на разных уровнях текста: структурном,
тематическом, лексическом, статистическом. Мастерство Достоевского-художника
своеобразно подтверждается лекцией В.В. Набокова, который для
представления мастера слова пользуется его же приемами. Иначе представлено
воплощение христианской основы русской литературы через соотнесение двух
«гениев искусства» — Гоголя и Достоевского: если Гоголь переводит сакральный
текст в обыденность, то Достоевский через обыденные реалии выстраивает
сакральный текст.
Работа над коллективной монографией
дала, как представляется, несколько важных результатов. Во-первых, это единое
осмысление уникального стиля писателя-классика, возникающее из сочетания всех и
разных частей монографии. Во-вторых, это наглядная демонстрация того, какие
типы знаний могут аккумулироваться в словаре языка писателя, на какие
исследовательские просторы они способны вывести специалиста.
Материалы книги наводят и на другие
размышления. Как можно было видеть, в монографии присутствует сопоставительный
компонент. По-видимому, он мог бы быть усилен. При его усилении специфика
Достоевского, как в мировоззренческом, так и в стилистико-языковом отношении, в
некоторых случаях выглядела бы более рельефно и убедительно. Возможно,
следующий сборник серии целесообразно выстраивать именно с такой ориентацией, почаще выходя за пределы собственно «достоевского»
пространства. Замечу кстати, что, например, в весьма
интересной статье Л.А. Мажуль, В.М. Петрова
и С.Н. Шепелевой «Цветовая парадигма
национальной культуры», выявляющей близость иерархии спектральных цветов в
прозе Достоевского к иерархии «главных» спектральных цветов русской живописи,
авторы пишут о желательности «выполнения аналогичных исследований на текстах
иных русских — и не только русских — писателей с целью выявления особенностей
их цветового мира, прежде всего в связи со
спецификой различных национальных культур».
Основной состав авторов монографии
— это, очевидно, создатели «Словаря Достоевского». Как кажется, новые выпуски
«Слова Достоевского» только выиграют, если к работе над ними будут привлечены
коллеги, которые непосредственно не участвуют в работе над словарем, но активно
используют в исследованиях его материалы, показывают их потенциал, изучают
близкие проблемы на примере творчества других мастеров слова.
Можно порекомендовать
некоторым авторам избегать излишнего пафоса в своих рассуждениях.
Моментами он «заглушает» суть излагаемого и придает тексту некоторую
расплывчатость.
Обобщая сказанное, можно
утверждать, что монография «Слово Достоевского 2014. Идиостиль
и картина мира» представляет интерес для филологов разного профиля, для всех,
кто интересуется и занимается творчеством Достоевского, кто размышляет над
проблемами авторской лексикографии и рассматривает словарь писателя как
культурную ценность.
С.
227
*
Слово Достоевского. М., 1996. С. 3.