Опубликовано в журнале Знамя, номер 4, 2015
Лауреат 1998 года за роман «Старая
девочка» (№№ 8, 9), 2002 года за роман «Воскрешение Лазаря» (№№ 8, 9) и 2008
года за роман «Будьте как дети» (№№ 1, 2). Кавалер ордена «Знамени» (2013 г.)
Тысяча и один номер «Знамени»
как-то совсем естественно перекликается с «Тысячью и одной ночью Шахерезады». Очень длинная — если мерить обычной
человеческой жизнью, а то и бесконечная цепь историй о людях, живших в разные
эпохи и — даже когда в одной — совсем по-разному понимавших себя и других.
Добавим, что, как и у Шахерезады, все это не только
верное свидетельство времени, но и цельное, на редкость поучительное
повествование. Впрочем, может, и так, что с тобой просто «не хотели разделить
ложе», оттого и заговаривали зубы.
Конечно,
формальности, что существуют испокон века, вынуждали тех, кто делал «Знамя»
(правильнее, конечно, держал), разбивать, членить этот «шум времени» на месяцы
и годы, часто заглядывать и дальше.
Впрочем, последнее по понятным причинам получается уже нечетко, будто в дымке.
Авторы по своей природе хаотичны, подвержены бог знает
каким влияниям. Оттого такое впередсмотрение, как
прогнозы погоды: если чему-то и подчиняются, то лишь народным приметам.
Все же образ грядущих лет — кем они
будут населены, как будут выглядеть, конечно, у редакции есть. Его даже
печатают на последней странице обложки и, найдя там свою фамилию, ты знаешь,
что на пороге тебя встретит призывный взгляд и, подтверждая, что ты не ошибся,
тут же вопрос: «Принес?». Если ты отвечаешь «Нет», следует другой: «Когда?».
Здесь начинаешь юлить, вилять хвостом, однако без всякого чувства правоты.
Совсем другое дело, если в клюве что-то есть. Тут ты, конечно, первый парень. Но и тогда, хоть «Знамя» твой родной дом, люди, которые в нем
квартируют, любимые тобой, вдобавок ты перед ними чист — бог знает сколько лет
«не ходил налево» — все равно, пока они читают, места себе не находишь,
считаешь часы, минуты. Вдруг им это не придется? Ведь ты душу вложил, а
главное, уже смирился, что теперь все пойдет по рукам и у «Знамени» право
первой ночи. Конечно, сходишь с ума.
Но вернусь к тому, с чего начал.
Улица (не Петербургская) сама собой собирается из домов, возведенных разными
архитекторами и в соответствии со вкусами совсем разных заказчиков. Так она
может существовать невесть сколько лет, а потом один
из домов приходит в ветхость, его сносят и на том же месте возводят новый
особняк. И тут выясняется, что другие от него отворачиваются, бойкотируют, да
он и сам среди них чувствует себя белой вороной. Впрочем, спустя несколько
десятилетий все друг к другу привыкают, приноравливаются, и уже не скажешь, что
когда-то, умей дома ходить, они бы и минуту не остались стоять рядом.
Мне кажется, это похоже на
знаменскую историю. Разные редакторы в совсем разные времена подбирали,
собирали вокруг себя авторов по своему вкусу. Но, конечно, делая поправку и на
моду, и на власть, и на стиль. А все вместе благодаря природным особенностям
литературы, умению рассказать о рядовой жизни, о бесконечной изменчивости наших
взглядов, симпатий, настроений вдруг оказалось историческим источником,
которому цены нет.
Все это касается и вашего покорного
слуги. У меня шел в «Знамени» небольшой, на один номер, роман. Публикация
несколько раз сдвигалась. Вещь то должна была печататься позже, то раньше, так
что я не успевал послед-ний раз по ней пройтись. Эти перестановки я связывал
лишь с объемом, где, в каком номере роман никого не затолкает, не станет
теснить, спокойно ляжет на свое место. Но однажды кто-то обмолвился, что они
ищут к моей вещи пару. В романе речь шла о музыке, о хоре, и в товарищи ему
подбирались соответствую-щие соседи.
Помню, что по первому разу мне это
показалось странным, но теперь я понимаю редакторскую правоту. Работа, которой
мы все занимаемся, одинокая, почти аутичная, а журнал, кроме прочего, сведя нас
под одной обложкой, каждому объясняет, что, что бы ты сам о себе ни думал, все
вместе мы — улица; у тебя есть собеседники, есть близкие люди. И, что ни
говори, это утешает, примиряет с жизнью. Да и вообще после нескольких лет
изоляции, почти затвора, составить кому-то компанию — великая штука. За все, и
за это тоже, я благодарен «Знамени», без которого, может, и не выжил бы.