Лев Симкин. Завтрак юриста • Иван Есаулов. Постсоветские мифологии • Леонид Латынин. Чужая кровь • М.А. Черняк. Актуальная словесность ХХI века • Давид Самойлов. Пярнуский альбом
Опубликовано в журнале Знамя, номер 12, 2015
Лев Симкин. Завтрак юриста: Занимательные истории из прошедшего и не
прошедшего времени / Предисловие Дениса Драгунского. — М.: Зебра Е, 2015.
В Литинституте не обучался. В
кружки начинающих гениев не ходил. В совещаниях молодых писателей не участвовал.
Отделы прозы литературных журналов плодами своих бессонных ночей не отягощал.
Но нырнул в Фейсбук — сначала с лайками, с комментами, потом, слово за слово, одну новеллу сочинил,
другую — и вынырнул…
Да, да, писателем, как уверен
представляющий эту книгу Денис Драгунский, чуть раньше прошедший путь от
рядового необученного блогера до публичной
знаменитости, которой и в России нынче аплодируют, и за границей.
Сам Лев Симкин в этом, похоже, пока
еще не так уверен. Юриспруденция — это его, публицистика и исторические
разыскания тоже, а вот собственно Литература…
Я не о вымысле — он не так
обязателен. Я о том, что былое, а оно в книге Льва Симкина представлено ярко,
картинно и убеждающее точно, становится событием литературы тогда, когда оно
насквозь просвечено авторской рефлексией. Думами, фигурально выражаясь, и вот
перед ними наш рассказчик, действительно искусный, пока что часто тормозит.
Полагаю, не столько из-за нежелания повернуть глаза зрачками в душу, сколько из
скромности. Стоит ли, мол, о себе, многогрешном, когда можно и такой вот еще
чудесной историей про то, что было с бойцами или страной, развлечь фейсбучную публику, и этакой?
Не сомневайтесь, уважаемый Лев
Семенович, стоит и очень даже стоит!
Иван Есаулов. Постсоветские мифологии: Структуры повседневности. — М.:
Академика, 2015.
И вот еще
зачем люди приходят в Фейсбук — чтобы вступить в
диалог не только со «своими», настроенными по тому же, что у тебя,
эмоциональному и смысловому камертону, но и с «чужими».
Как сердцу высказать себя — каждый
из нас так ли, иначе ли решит. А вот другому как
понять тебя — тайна тайн.
В том числе для профессора Ивана Есаулова, прошедшего путь от книги о Бабеле, написанной в
соавторстве с Галиной Андреевной Белой, до трудов про соборность, мистику и пасхальность (sic!) в русской
словесности. Убежденный антисоветчик и антикоммунист,
он и к нынешней российской реальности относится с отвращением — во-первых,
потому что «в РФ так вполне и не состоялась необходимая десоветизация». Во-вторых же, «потому что и нынешние совпатриоты,
и те, кто самоназвались «либералами», вышли из одной
большевицкой шинели».
Что ж, с первым тезисом трудно не
согласиться — нюрнбергский процесс над коммунократией
был, увы, только анонсирован, но не осуществлен. А вот
касаемо второго нужны доказательства, не правда ли? И, разбирая их, с некоторым
изумлением обнаруживаешь, что к «совпатриотизму», на
наших глазах занявшему вакантное место национальной идеи, профессор И. Есаулов
вроде как бы даже и снисходителен. Если поминает, то исключительно в общем
виде, без имен и ссылок, не отягощая себя полемикой.
И не то, совсем не
то с пресловутыми либералами — «новиопы», «последыши
Троцкого», «плебеи», «хамы», «шулеры», «ничтожества», «разбойники с большой
дороги»… И за каждым таким погонялом конкретные
фамилии людей, одни из которых действительно виновны в том, что без одобрения
отозвались об очередном сочинении г-на профессора (т.е. написали «большевицкий
по духу донос на меня…»), а другие привлечены за компанию, ввиду того что они не разделяют ни господствующего в обществе тренда,
ни воззрений И. Есаулова на прошлое, настоящее и
будущее России.
Так книга, родившаяся из фейсбучных постов, и идет. От призывов к диалогу — к
пометке, что нет, мол, «у меня никакой надежды усовестить вас». От декларации
про то, что «этническое ядро» либеральной среды для него «вторично», — к
подробному, как и заведено со времен борьбы с космополитами, исчислению
подозрительно звучащих фамилий, отчеств и псевдонимов своих оппонентов. От
заявления: «…Я не принадлежу ни к одному из сколько-нибудь влиятельных
постсоветских общественно-политических кланов», — к посильному участию в той «бесогонской» травле, какую по отношению к либералам
развязала нынешняя «совпатриотическая» пропаганда.
Какой уж тут диалог?
Леонид Латынин. Чужая кровь:
Бурный финал вялотекущей национальной войны. — М.: ЭКСМО, 2014.
В статьях о современном
литературном процессе и его новых, с позволения сказать, трендах имя Леонида Латынина почти не встречается. И это, воля ваша, как-то
даже странно. Ведь письмо качественное, плотное, выверенное с едва ли не
избыточной тщательностью, так что редактору, по нашему присловью, делать
нечего. И проблематика жжется: чередуя предысторические
события с историческими, заглядывая в день завтрашний, романист говорит нам о том,
с каким удручающим постоянством и с какой самоубийственной готовностью этнос,
населяющий Великую Русскую равнину, из века в век срывается в гражданскую войну
всех против всех: хоть язычников с «иноязычниками»,
то есть христианами, до начала времен, хоть имущих с неимущими столетие назад,
хоть (будто бы) чистокровных русаков с
четвертушками и осьмушками в будущем, которое, Бог даст, наступит, но, Бог
даст, не таким.
Образ русского мира в романе
вырастает из праславянской мифологии, что и неудивительно для автора книг о
народном искусстве, убитом цивилизацией. А взгляд угрюм, как и положено
писателю с философским складом ума. И нет даже просвета в конце туннеля. Ибо как бы ни высоки были помыслы героев романа, как бы ни были они
открыты для любви и счастья, всё впустую: «потому что участь сынов человеческих
и участь животных — участь одна: как те умирают, так умирают и эти, и одно
дыхание у всех, и нет у человека преимущества перед скотом, потому что все —
суета! Все идет в одно место: все произошло из праха и все возвратится в
прах».
Екклезиаст, как и было сказано; глава 3, стих 18.
И, кто знает, не эта ли
дохристианская безысходность авторского жизнепонимания стала причиной неуслышанности голоса Леонида Латынина?
Или, может быть, дело все-таки в том, что писатель сначала обжился в позиции
вне литературного контекста, где все связано со всем и все со всеми, а затем и
принял ее как единственно для себя возможную?
Кому надо, тот услышит. А остальным
незачем.
М. А. Черняк. Актуальная словесность XXI века: Приглашение к диалогу.
Учебное пособие — М.: Флинта; Наука, 2015.
«Современный литературный процесс
рубежа XX–XXI веков заслуживает особого внимания по ряду причин: во-первых…».
Ни один критик par
excellence так бесстрастно свою книгу не начнет и уж тем
более не продолжит. А вот историк литературы и, в особенности, преподаватель
высшей школы — запросто. Ведь — в отличие от критика, который чувствует себя
как минимум включенным наблюдателем и, соответственно, своим мнением стремится
воздействовать на происходящее — он на процесс смотрит со стороны. Не то чтобы
добру и злу внимая равнодушно, но без намерения одни писательские репутации
разрушить, а другие, наоборот, утвердить. Вот и возникает панорама, где
«массовая литература, беллетристика, мидл-литература,
литература постмодернизма, использующая язык массовой литературы, и элитарная,
экспериментальная литература вместе определяют лицо современного литературного
процесса. Очевидно, что без любого из этих звеньев картина истории литературы
будет неполной».
Мне симпатично это стремление всем
сестрам раздать по серьгам, а образ литературного мира выстроить экологически
сбалансированным. На двухстах тридцати (всего-то!) страницах уместились сотни
писательских имен, благожелательно проаннотированы десятки, многие десятки
произведений, и я понимаю, зачем Мария Черняк, время от времени наступая на
горло собственному вкусу, это делает. Ей нужно увлечь студентов если не такой
книгой, то этакой. Не нравится Татьяна Толстая? Тогда прочтите Елену Колину. Да
хоть бы даже Дмитрия Вересова или Нину Силинскую, но
только, пожалуйста, прочтите — современная русская литература так изобильна,
что в ней каждый сможет найти «своего» писателя. Либо привычным методом тыка, поддавшись рекламе или подслушав у сарафанного радио.
Либо перелистав путеводитель, добросовестно подготовленный компетентным
профессором Российского педагогического университета имени Герцена.
Есть, правда, ма-а-аленькая
проблема: снисходительное прочтение литературного сегодня по горизонтали, где
всякая блоха не плоха, подсекает взгляд, учитывающий иерархию имен и талантов,
а ее, ура или увы, еще никому в искусстве отменить не
удалось; надеюсь, и не удастся. Так что не будут ли
спустя век рекомендации сегодняшних литературных экологов (здесь и я не
исключение, и М. А. Черняк тоже) вызывать такую же улыбку, с какой мы сейчас
откликаемся на стародавние пассажи типа «В отличие от Бунина, Альбову удалось…»
или «Вступая в творческий спор с Антоном Чеховым, Игнатий Потапенко с
художественной убедительностью…»?
Для этого век, впрочем, должен
пройти.
Давид Самойлов. Пярнуский
альбом / Предисловие Виталия Белобровцева, фотографии
и фрагменты дневника Виктора Перелыгина — Таллин: Авенариус, 2015.
Пярну Давида
Самойлова: Путеводитель. Стихи / Вступительная статья Аурики
Меймре. — Таллин: Авенариус, 2015.
В окно моего друга.
Давид Самойлов и Яан Кросс: Стихи и переводы / Вступительные статьи Ирины Белобровцевой
и Мярта Вяльятага. — Таллин, 2015.
Журнал «Вышгород»,
2015, №№ 4.
В 1976 году Давид Самойлов вместе с
семьей осел в Пярну. Помните, конечно же: «Я сделал свой выбор. Я выбрал залив.
/ Тревоги и беды от нас отдалив. / А воды и небо приблизив. / Я сделал свой
выбор и вызов».
А в начале 1990-х
годов новые демократические власти (тоже ведь, конечно, помнится клич: «За нашу и вашу свободу!») семью покойного
поэта из Пярну вытеснили.
Прошла четверть века.
Межгосударственные отношения России и Эстонии с тех пор не стали лучше. Но
взяла свое солидарность людей культуры — и на доме по улице Тооминга,
4, где жил поэт, сегодня мемориальная доска, имя Самойлова включено во все
путеводители, а год его 95-летия объявлен в Эстонии юбилейным. И проводятся
праздничные вечера, научные конференции, и издаются новые книги поэта, а старые
переиздаются.
Делают все это, конечно,
бескорыстные энтузиасты, те самые люди культуры. Но не в конфронтации с
властями, а при их финансовой поддержке, что и указано на обороте титульного
листа каждой из книг, пополнивших в этом году самойловиану.
Да и журнал «Вышгород», весь очередной номер которого
отдан юбилейным публикациям, давно бы, поди, загнулся, не помогай ему — хоть и
скупо, конечно, но все-таки — Министерство культуры Эстонской Республики и фонд
«Капитал культуры».
Выразительная история, не правда
ли?
Как выразительно и то, что в
проекте «Юбилейный год Давида Самойлова» российские официальные институции не
участвуют совсем.