Перевод Альберта Налбандяна
Опубликовано в журнале Знамя, номер 11, 2015
Об авторе | Эдвард Милитонян (12 мая 1952, Ереван) — поэт и прозаик,
общественный, политический деятель. Председатель Союза писателей Армении.
Окончил Ереван-ский государственный университет. Филолог. Работал в редакциях
журналов «Пионер», «Гарун», «Цицернак». Был первым
заместителем начальника Управления информации и книгоиздания Армении, затем
начальником Управления. Был директором Радио Армении, начальником управления
информатизации и пропаганды Министерства обороны Армении. С 1999 — руководитель
агентства по делам издательств Министерства культуры и по делам молодежи
Республики Армения. Автор двадцати девяти сборников произведений разных жанров.
ДО
До того как
увидеть,
Мы услышали в чреве матери
И восприняли то,
Что даётся нам с молоком
И чему названия нет.
Бабушка
увозила его в Краков,
В другой город (представьте,
это было не так просто),
Там проходила
служба в армянской церкви
И грабар** одетых в чёрные рясы
священников
Отрывался, как звон
от колокола,
Грабар, в котором ещё не остыли
Дух огнепоклонства
И пророчества урартских жрецов,
А в самом начале было немое
Таяние снегов Арарата.
Ребёнок должен обеими руками
Сжать и заставить треснуть гранат,
Чтобы овладеть
Тайнами этого багрового,
Звучащего по зёрнышку языка,
Который, если говорить откровенно,
Ещё не вкусил до конца
Ни один сказитель.
Гораздо позже,
когда ребёнок
Положит руку
На рояль Араратской долины
И на хмурый утёс виолончели,
Ему покажется вдруг,
Что он слышит
Торжественный хорал истории.
В самом деле, брат,
Как ни велико прошлое,
Оно мертво,
И как ни убого настоящее,
Оно живо.
Ударь же по клавишам
Пальцами-лучиками человека,
Дегустирующего жизнь!
Коснись смычком виолончели,
А другой рукой ущипни её струны
Играющей со смертью рукой.
Здесь, перед этой горой,
Жизнь и смерть — это праздничный
виноград,
Чёрный и белый,
Из которого выжимают
Одно и то же вино
Вечности.
Пей — и откликнется звуком
Вибрирующий горизонт.
РЕ
Лучше быть чуточку
армянским
Композитором,
Чем византийским императором,
Армянином наполовину.
Он во имя империи
Подавлял бунтовавших соплеменников.
Композитор не подавит,
не взбунтуется,
Он улыбнётся, как глина
в руках Бога.
МИ
Годы назад, когда я
услышал
О том, что Пендерецки армянин,
Губы мои ответили усмешкой:
Мы в каждом великом
ищем армянина.
Когда я услышал о
том, что у нас
С Пендерецки общая кровь,
Губы мои онемели:
Значит, все великие —
немного армяне.
И ради этого стоит онеметь,
точно на паперти,
Стоит усмехнуться в лицо
палачу истории.
Знайте, что прошлое
гангренозно,
Но вырядилось в одежду шута.
ФА
В Польше я видел
однажды
Ветерок, вонзившийся в волосы
Серебряным гребнем,
Девушек, неотличимых
От дикой гармонии
Перистых облаков,
И, как это ни
удивительно, —
Прохожих,
Родных и горячих,
Как стены тоныра* .
На узорчатых славянских фартуках
Легко угадать
Дороги любви и боли,
Вдоль которых растут яблони.
Сердце звенит в храме тела.
И в моём внуке — славянская кровь,
Немного польская, немного русская.
Скрипка об этом спела артисту,
Свирель подтвердила
простую истину:
Земля вращается в
лад нашей крови,
Душа, что пориста, как и тело,
Вдыхает и выдыхает
Любовь, любовь.
СОЛЬ
Я так хочу,
Чтобы твоя борода
Удлинялась
И укорачивалась,
Точно снега Арарата.
Стряхни с бороды
Капли воды,
Оставшейся
От Ноева
Потопа.
ЛЯ
Оркестр готов
принять
Дирижёра.
Сегодня прозвучит
Многоголосие земной коры,
Атмосферного слоя
И комет.
Красная роза
Вонзила свой шип
В контрабас.
Горький полынный одеколон музыки
Моросит над сырыми долинами.
Над пограничной чертой
Трепещут крылья серафима:
Одно — в мире смерти,
Другое — в этом.
В конце музыкант,
Он же дирижёр,
Он же слушатель,
Он же всё на свете,
Впервые вместе, в один голос
сыграют:
Было изначально,
есть
И пребудет во веки веков
Дело.
СИ
После гибели тысячезвонного
(Подсчитано ящерицами)
Города Ани
(Землетрясение об этом умалчивает)
Тысячи армян достигли Польши.
Спустя какое-то время
Они ушли от апостольской церкви
К католической.
А теперь спросите у перелётных птиц:
Какие у них корни —
У Ежи Кавалеровича, у Цыбульского?
Бабушка кличет по-армянски:
— Кшиштоф,
Христос воскрес!
Кшиштоф кричит,
Не прерывая мальчишеских игр:
— Воистину воскрес!
Приятели смеются:
Кшиштоф — Христос, Кшиштоф
— Христос,
Аминь.
ДОРЕМИФАСОЛЬЛЯСИ
Когда ты явился,
двух апостолов
Уже побили камнями.
С нашей землёй смешалась
Трёх девственниц кровь.
Бухгалтеры смерти
в чёрных нарукавниках
Подсчитывают
останки жертв.
У нас есть имя Авель,
А Каина не было никогда,
Но спасёт ли это от заучивания
Таблицы умножения убийств?
Когда ты явился, ты уже был
В одеянии пророка,
И твоё белое лицо отделяло
Обычное бытие
от обычного бессмертия,
И в остатке была
многоцветная совесть,
Трепещущая
крылом птицы, —
Звук, сорвавшийся с клюва.
Песня, ты прячешься в ушной раковине,
А на губах становишься молитвой.
Да будет воля Твоя,
Да будет всё сущее, ибо оно Твоё…
Пальцами-лучиками
с клавиш сорви шипы.
Их кровь разливает
алую литургию
На утренние и закатные горы,
А в полдень — спокойный хорал.
Ты умеешь играть
на голосовых связках волка,
Твой орган — это бока
Наполненной молоком коровы,
Чьими рогами вспаханы
Солончаки неба.
Дирижируй,
дирижируй
Раскатами многоголосого хора,
Тающими полюсами,
Грядущими потопами.
На медных оркестровых тарелках
К столам поднеси пищу
Для тайного завтрака,
Обеда или вечери.
И подари нам отдых
после трапезы
С десертом сна
И с разминающей нашу сырую глину
Музыкой завораживающего дождя.
Перевод Альберта Налбандяна
С. 3
* Выдающийся современный польский композитор.
** Древнеармянский язык.
С. 5
* Вырытая в земле печь, в которой пекут хлеб.