Перевод Анаит Татевосян
Опубликовано в журнале Знамя, номер 11, 2015
Перевод Анаит Татевосян
Об авторе | Шант Мкртчян родился 10 июня 1953 года в
городе Артик (ныне Ширак-ская область РА). Окончил
филологический факультет ЕГУ. Работал в печати, на национальном телевидении, ныне
зам. главного редактора журнала «Нарцисс» (на армянском языке). Член СП Армении
с 1997 года. Автор сборников стихотворений «Кратер» (1989), «Фазы возвращения».
(2003), «Ночные солнца» (2008), «Отражение — дальнее, многоликое» (2012),
«Избранное» (2013). В его переводе впервые опубликованы «Римские элегии» Иосифа
Бродского (1997), стихотворения Шеймаса Хини (2010), Чеслава Милоша «Стихотворения»
(2011), Октавио Паса (2012) и др.
*
* *
С жаркой бронзы севанского острова
Мак огромный к воде наклонился,
Сумрак озера ал.
Словно
кровью последней в агонии
Рыбья стая окрасила в муках
Завиток облаков.
Перед
зеркалом — небо безбожное,
В глуби зеркала — дьявольский ветер
И Адама зрачок.
Морской сувенир
На моём столе семь
ракушек — пепельница, усыпальница,
И бальзамом — сигарет моих пепел, устланы невольно им
Семь ракушек и… прекрасная пальма — пленница, невольница.
В семи ракушках
прожитых дней искрят виденья, спорят,
В семи ракушках под пеплом тихо дышит голос моря,
И седа от пепла пленница семи мавров и от горя.
Это друга, полный
моря и неба с ветром, дар лазурный,
Семи болей… это он нашёл то ли устье, то ли урну,
Отдал мне, чтоб семь дымов вились, то печально, то бравурно.
В семи ракушках
огонь горит, страсть в них огненно-чиста,
Когда гаснет — плач русалочий робко прячет темнота,
А в дыму — яснее ясного — затаённая мечта.
Что за пиршество заклания, апогей самосожжения!
А огромный синий неба глаз смотрит, напрягая зрение:
— В клетке ракушки не зря ли все эти искры и радения?
На моём столе
прах дней моих, мои мощи, на краю
Ракушки, в них слёзы бабочек — на душу бальзам мою,
Пальма — это перед сфинксом я сам стою.
Невольный ворон
Я
был змеем в щели твоей стены,
Что свистел, извещая тебя о битве,
Я твоим любимейшим был быком,
Что махал хвостом —
Привечал грозу.
Заплутав,
на дорогу
Я как-то вышел,
Посмотрел наверх —
Солнце из-за туч
Целит прямо в лоб
Пулемётным дулом…
И
тогда я вороном стал твоим,
Для которого места в твоём ковчеге
Не нашлось.
(Напротив я жил тогда,
На вершине тополя.)
Тоныр
Искры твои летят
По небу моих глаз,
Чаша для фейерверка,
Раздувала тебя моя бабка,
Ударяя подсолнухом в глину.
Ты вулкан, мои
ноздри
Щекочущий сладкий дым,
Ты дракон тонырни моей,
И всё ещё любим,
Как бы ни отдалялось детство.
Сколько раз
заставлял
Замереть у пылающей пасти
Феи огненно-красной
Потрескивающий зов.
Твоё множество рук — как объятья Шивы.
На тебя любоваться,
кружиться вокруг —
Покрывать поцелуями ноги Адама,
Когда хлеб был, пшеница и глина,
Когда человек позвоночник
Выпрямлял, чтобы взгляд оторвать от травы.
Бесконечно
лопочешь
Ты на языке язычков,
Кто тебя понимает — молчит,
Факир очага,
Дух ты огненный даришь всему, что поглотишь.
Перевод Анаит Татевосян