Опубликовано в журнале Знамя, номер 10, 2015
Об авторе | Вадим Муратханов — прозаик, поэт,
переводчик. Родился в 1974 году во Фрунзе (ныне Бишкек). В 1990 году переехал в
Ташкент, где окончил факультет зарубежной филологии Ташкентского
государственного университета. Автор семи книг. Обладатель специального приза
премии «Московский счет» за книгу стихов и переводов «Узбекские слова» (М.,
2013). Проза публиковалась в журналах «Новый мир», «Дружба народов», «Октябрь»»
и др. С 2006 года живет в Московской области.
*
Однажды в обеденный перерыв Пал Ваныч решил показать фокус: расстегнул на рубашке две верхние пуговицы и приложил ложку к груди. Ложка прилипла намертво.
«Подумаешь, — хмыкнула Света, — тоже мне экстрасенс! Нашпиговал металлом всю грудь — чего ж удивляться? У тебя шунтов одних в сердце, небось, на полкило. Вот у меня — другое дело, все по-честному».
Света расстегнула на блузке две пуговицы и приложила ложку. Мужчины захлопали.
«Еще бы она упала, с такого вымени», — пробурчал Пал Ваныч себе под нос.
*
Однажды Костя-редактор, Пал Ваныч и Гена ехали с работы на автобусе.
«Ну ладно, до понедельника», — двинулся к выходу Гена.
«А айда с нами до Маминок, из солидарности», — предложил ему Пал Ваныч.
«Вот если бы вы двое вышли со мной на Горсовете, это была бы солидарность. А если я с вами до Маминок, то это обыкновенное стадное чувство», — ответил Гена и поехал до Маминок.
*
Однажды меня занесло в одноподъездный город Н.
Вы скажете: одноподъездным может быть, например, дом, но не город. А вот и нет, потому что подъехать к Н. можно только по плотине со стороны областного центра. С трех других сторон город Н. окружает степь.
Обойдя несколько контор, я устроился в редакцию местной газеты, о чем и речь.
*
Однажды Костя-редактор сказал пришедшему за гонораром Евтееву: «Михал Алексеич, нельзя ли писать более оптимистичные гороскопы? А то прочтет человек про “мелкие неприятности на работе, помноженные на отсутствие взаимопонимания в кругу семьи и неблагоприятный эмоциональный фон” — и жить ему не захочется».
«Звезды — это вам не какая-нибудь пицца по вызову. Мало, что ли, народ оболванивали? Как есть, так и пишу», — ответил Евтеев.
*
Однажды в субботу Гена решил заглянуть в букмекерскую контору, чтобы сделать ставку и посмотреть футбол. Там ему объяснили, что матч показывают в записи, а прямую трансляцию он прозевал.
«Ну и что? — доказывал Гена. — А я не смотрел и счет не знаю. Почему мы все так очерствели? Почему разучились доверять людям? Я вам кроме шуток говорю, примите ставку. Сейчас при вас посмотрю, даже в Интернет не буду заглядывать».
Но ни деньги поставить, ни футбол посмотреть ему так и не дали.
*
Однажды перед планеркой я решил пошутить: «Пал Ваныч-то у нас — как робот Вертер. Скрипит, свистит — того гляди рассыплется на запчасти».
Народ замолчал и расступился. Пал Ваныч сидел в углу кабинета и протирал слуховой аппарат, как будто и не слышал моей неудачной шутки.
*
Однажды фотограф Максим перестал различать людей по лицам. Незнакомых он принимал за знакомых и кивал им. Со знакомыми, наоборот, не здоровался, и те обижались.
«Ничего странного, — объяснял Максим. — Люди в принципе похожи друг на друга — спросите генетиков. Да и время сейчас нелегкое».
*
Однажды Костя-редактор сделал Свете замечание: «Тебе уже сто раз напоминали, что запятая в предложении ставится перед “но”, а не после. Ну ладно, корректура устала за тобой исправлять, но ты-то сама можешь запомнить?». «Я журналист, — ответила Света. — Мое дело статьи писать, а не с запятыми возиться. Меня вон “Аргументы” печатали, а вы… Будете придираться — уйду в “Янайский вестник”, имейте в виду».
*
Однажды фотограф Максим потерял свой дневник. Я нашел, но решил не отдавать, пока не прочту.
Из дневника
Максима
«С недавнего времени вещи исчезают бесследно. Растворяются, просачиваются в небытие, подобно часам, минутам, воспоминаниям… Точно помню, что вложил банковскую карту в паспорт, паспорт в органайзер, органайзер в скоросшиватель. И где теперь этот скоросшиватель? Как зыбко все вокруг, как ненадежно».
*
Однажды Костя-редактор решил провести журналистский эксперимент, чтобы понять, есть ли у жителей одноподъездного города Н. чувство юмора.
В первоапрельском номере вышла под псевдонимом сенсационная статья о новом открытии местных краеведов. Заголовок гласил: «Сокровища лежали под ногами». По найденной в архивах старинной карте выходило, что легендарный клад Стеньки Разина зарыт не где-нибудь, а близ городского пруда, в нескольких метрах от всем известной пожарной каланчи из красного кирпича.
В тот же день пенсионеры со всего города взялись за лопаты. А так как копать им оказалось тесно, дело дошло до мордобоя. Подоспевшего участкового взяли в заложники и посадили в одну из вырытых ям: «Пусть пока с нами побудет, для порядка».
На следующий день пенсионеры прочли газетное опровержение, объединились и двинулись в сторону редакции. Располагалась она в старинном особняке, который горожане по доброй традиции называли старой башней.
Каменная кладка хорошо подходила для долгой осады. Стекла бились вдребезги, но кованая дверь не поддавалась.
Костя-редактор руководил обороной: «Пенсы заходят справа! Кузьмич, прикрывай!». «Чего — прикрывай?» — не мог понять водитель Егор Кузьмич. «А-а», — махал рукой Костя и устремлялся на другой фланг.
*
Однажды на Масленицу Света решила прокатиться с горки и сломала себе копчик.
«Врач мне секс прописал, — объявила она, когда вышла с больничного. — Так, говорит, скорее поправлюсь. Хрящи там какие-то срастаются лучше, я уж не знаю. Только, блин, не люблю я это дело».
Пал Ваныч в тот же день предложил: «Свет, а Свет, иди на коленки к дедушке».
Но больше всех завелся Гена. Он и до перелома виды имел, а тут тем более зачастил к Светиному рабочему месту. Поначалу она сказала: «Ген, хоть ты не маньячь перед глазами, без тебя тошно», но понемногу, за неимением других кандидатур, шансы Гены поползли в гору.
Свидание назначили в субботу на семь. Гена пришел в полседьмого, с цветами и в галстуке, а Света не пришла — ни в семь, ни в полвосьмого, ни в восемь.
«Ген, извини, не нашла твоего телефона, — объяснила она в понедельник. — А мне Вичка с десятого микрорайона позавчера такого гомеопата откопала — закачаешься. Гарантирует полное восстановление за неделю, и без всякого секса. А то, блин, не люблю я это дело».
После этого случая Гена ушел в запой, но Костя-редактор разрешил оформить ему больничный.
*
«Однажды» да «однажды», скажете вы. Что, автор других слов, что ли, не знает? На это я вам отвечу: во-первых, слов у меня хватает, и все разные. А во-вторых, как душа легла, так и пишу в своей тетрадке. Не нравится читать — никто не заставляет.
*
«Зачем ты импортное пиво в старую бутылку из-под “Жигулей” переливаешь?» — спросили как-то у Пал Ваныча.
«Забирает лучше», — пожал он плечами.
*
Однажды рядом с редакцией открылся музыкальный киоск.
С тех пор Гена каждое утро подходил к продавцу и спрашивал какую-нибудь редкую группу. Например: «“Шокин Блу” есть?» — «Сейчас нет. Запишите название, я закажу на складе». Гена писал название в замусоленную тетрадку, оглядывал стенд, откуда улыбались ему Стас Михайлов, Ирина Аллегрова и Эдита Пьеха, тяжело вздыхал и шел на работу.
*
Однажды водитель Егор Кузьмич подложил Свете на рабочее место канцелярскую кнопку. На вопрос, зачем он это сделал, Егор Кузьмич отвечал: «А чтоб знала».
*
Однажды Пал Ваныч взял в гастрономе «Иволга» пол-литра пива. Он уже поднес кружку ко рту, но тут его толкнула под руку девушка. «А полегче нельзя?» — спросил Пал Ваныч, снимая пену с пиджака. «Извините, — ответила девушка. А потом добавила: — Нельзя».
*
Однажды Гена, фотограф Максим и Костя-редактор задумали записать альбом рок-музыки. Костя сыграл на гитаре, Гена на барабанах, а Максим взял на себя монтаж и всякие компьютерные эффекты.
Через неделю Гена и Костя слушали в гостях у Максима плоды коллективного труда. «Пинк Флойд отдыхает!» — выдохнул Гена, но Максим только морщился и крутил головой.
«Каденция подкачала», — выдал он наконец и безвозвратно удалил файл.
Из дневника Максима
«Полночи не мог уснуть: никак не получалось понять, где у одеяла длина, а где ширина, и ноги все время выглядывали наружу. Лобачевский был прав».
*
Однажды Пал Ваныч стоял у гастронома «Иволга» с картонкой на шее: «Служил на атомной подлодке. Утратил мужскую силу. Прошу на лечение». Окруживших его бабулек посвящал в подробности: «Я моряк-подводник с полярным стажем. Мне президент руку жал. Вот эту». — И показывал черный протез.
«Вот через таких вот морячков наш брат и страдает, — заметила вдруг одна. — Понаделают делов — и за Полярный круг». «Ты лучше скажи, старый хрыч, за каким лешим тебе новый прибор понадобился?» — подхватила другая. «Девок портить да нищету плодить», — ответила за Пал Ваныча третья и замахнулась авоськой: «Щас мы тебя тут умоем, полярник». Началась погоня.
Потом бабульки жаловались, что никак не могли догнать инвалида. Бежал он вроде не шибко, припадая на скрипучий протез, но расстояние до него никак не уменьшалось.
На бегу Пал Ваныч пытался дозвониться до водителя Егора Кузьмича.
«Что? — кричал на том конце Егор Кузьмич. — Не слышу! Телефон разряжается, перезвоните после обеда!»
А у Колхозного рынка в это время плакала Света. Картонку о том, что девушка «вела гулящий образ жизни, а теперь решила исправиться и собирает на поступление в техникум», прочла двоюродная тетка: «Я Антонине давно говорила: следи за дочкой. Танцульки эти до добра не доводят».
«Последнюю рубашку если и снимут, то не с себя», — подвел итоги журналистского эксперимента Костя-редактор.
А собранные общими стараниями 37 р. 85 коп. Пал Ваныч взял себе на пиво. «Мне полагается, — объяснил он. — За вредность».
*
Однажды фотографу Максиму посчастливилось сделать снимок снежного человека. Все по очереди подходили к его компьютеру и открывали рты: мохнатое существо смотрело на них через плечо, держась за выступ скалы.
По заданию Кости-редактора Гена расспросил Максима и подготовил статью о его путешествии в самое сердце Караконских гор. В центре полосы оставили место под фото.
Но чем больше все восхищались снимком, тем мрачнее смотрел на него Максим. Наконец он покачал головой: «Ракурс не тот» — и безвозвратно удалил файл.
Газета вышла с пустым квадратом вместо фотографии. Надпись в квадрате гласила: «Здесь могла быть ваша реклама».
Пал Ваныч на этот раз не выдержал: «Да попер бы ты его уже к дербеням собачьим». «Максим — художник, он фишку рубит», — отвечал Костя.
Из дневника Максима
«Однажды на Новый год мальчику Вите родители подарили елочку — маленькую, но настоящую, из самого что ни на есть дремучего леса.
Когда папы и мамы не было дома, Витя заметил, что по стволу скатываются маленькие янтарные слезинки. Пожалел Витя елочку и решил отнести обратно в лес.
Он достал из чулана теплые валенки, надел шубку и понес возвращать елочку домой. Но идти до леса было далеко, валенки оказались дырявые — недаром папа еще весной кинул их в чулан, — а про рукавички Витя вообще забыл и вспомнил только теперь, когда стал замерзать с головы до ног. Тогда недолго думая со словами «Расти, елочка, не поминай лихом» Витя воткнул деревце в ближайший придорожный сугроб и потопал обратно.
“Где же наша елочка?” — удивились, придя с работы, родители, а папа даже немного подрал Вите уши за его доброе дело.
А тем временем зайчик…»
*
Однажды Пал Ваныч и Гена пошли в букмекерскую контору, чтобы выпить пива и посмотреть хоккей Россия — Финляндия.
Гена поставил на Финляндию и выиграл 300 рублей.
«Иди уже, получай свои 300 сребреников», — хлопнул его по плечу Пал Ваныч.
*
Однажды в редакцию позвонили из заокеанского гуманитарного фонда.
Трубку снял Гена и, услышав иностранную речь, от неожиданности запел в ответ песню «Мишель» из репертуара группы «Битлз». На том конце немного послушали и дали отбой.
«Зря им Генка концерт устроил, — говорил потом Пал Ваныч. — Может, деньжат подкинуть хотели». — «Да он же по-английски ни в зуб ногой, — оправдывал Гену Костя. — Говорил ему: иди на курсы. А с другой стороны, и хрен с ними, с этими западниками. Жили как-то без них, работали. Тем более, я все равно с их политикой на Ближнем Востоке не согласен».
*
Однажды в редакцию пришло письмо, и Костя-редактор зачитал его на планерке:
«Пишет вам Степанида Григорьевна, пенсионерка. Вашу газету хорошо знают в городе как честную, ведущую на своих страницах откровенный разговор о проблемах и язвах нашего общества. Но вот в эту субботу у меня заболела кошка — единственный родной человек в доме. Городская ветлечебница в выходные не работает, врача сыскать не удалось, клизма не помогла. В понедельник Машеньку, которая не дождалась своевременной помощи, пришлось усыпить. И что мне, спрашивается, теперь делать, кому жаловаться и как дальше жить? С уважением, Пашутина С.Г.».
«Безбашенное, конечно, письмо, — сказал Костя. — Но в чем-то она права». И надолго задумался.
*
Однажды я решился спросить у Пал Ваныча: «А что, Пал Ваныч, есть ли жизнь за Ерыгинской балкой?» — «Возьми вон карту да глянь: вся деревнями утыкана». — «Ты сам знаешь, как у нас карты рисуют по старой памяти. Просто не встречал я еще никого с той стороны». — «Да нет там ни фуя, чего пристал? — сдался наконец Пал Ваныч. — Вот же бывают люди — не сидится им на тихой стороне задницы…»
*
Однажды в одноподъездном городе Н. появился настоящий инопланетянин. Он рассказывал, что прилетел из другой галактики и только по недоразумению очнулся в теле пятидесятидвухлетнего бухгалтера. Костя-редактор заинтересовался редким случаем и поехал в 10-й микрорайон на встречу с пришельцем.
От нормального человека инопланетянин отличался низким ростом, короткой шеей и привычкой теребить нос во время разговора. «И что, по-вашему, легко мне смотреть на вашу жизнь? А куда денешься», — жаловался он.
Костя сочувствовал и кивал, а в конце беседы попросил показать для убедительности какую-нибудь бытовую паранормальную способность. Пришелец вздохнул и прошелся по стенам и потолку, аккуратно обходя картины и люстру.
«Не верю, — покачал головой Костя-редактор. — По Станиславскому».
Из дневника Максима
«Сказано в Писании: не то же ли делают и язычники? Нет, не то же. Ибо не имеют они предустановленного закона, подобно христианам. Все человечное, что совершают в своей жизни насельники островов северо-восточной Полинезии, делают они бескорыстно, побуждаемые лишь своей генетической прапамятью о золотом веке».
*
Однажды сборная журналистов одноподъездного города Н. решила сыграть товарищеский матч по футболу со сборной заключенных близлежащей колонии.
Встретили их приветливо, показали бараки и столовую. Увиденное так впечатлило Гену, что у него сдали нервы: «Ну выкрутил я тогда лампочку, ну и что? Все равно в той аудитории занятий уже сто лет не было». — «А здесь у нас актовый зал», — сделал вид, что ничего не слышал, усатый прапорщик.
Когда команды вышли на поле, их с четырех сторон окружили бритые головы. Мяч не слушался Гену — все время скакал и норовил прошмыгнуть между ног. Но пару раз он все-таки вышел на ударную позицию и даже разглядел татуировку дракона на груди у вратаря соперников.
При счете 7:0 в пользу хозяев Гена получил мяч и услышал: «Ты на ноги его посмотри!». Дракон оскалил пасть и дохнул жаром. Гена зажмурил глаза и пнул пыром.
«Ара, ты что творишь! — закричал вратарь сборной журналистов Арсен Камарян. — Тут корячишься, ловишь все, что плохо летит, а он по своим бьет. Эх, мама дорогая, покажу я вам сейчас, как это делают на Раздане».
Камарян рванул на груди футболку, подхватил вынутый из сетки мяч и побежал к чужим воротам забивать. Его скрутили где-то в районе центрального круга, и больше Гена уже ничего не помнил.
На следующий день о матче вышла заметка. Заголовок гласил: «Наш корреспондент забил гол в матче с тюремной сборной».
*
Однажды поэтесса Медведева выпустила книжку эротических стихов. Поговорить с автором и написать рецензию вызвался Пал Ваныч.
Поэтесса оказалась лет на двадцать старше, чем фото на обложке.
В рецензии Пал Ваныч написал: «Образам Медведевой не хватает свежести, строке — упругости. Многообещающее авторское вступление обманывает читательские ожидания».
*
Однажды в картинной галерее одноподъездного города Н. открылась выставка современного искусства.
Вечером, когда гости разошлись, уборщица приняла картонную композицию молодого художника Вяткина за мусор и выбросила ее в урну. Гену послали расследовать скандал.
Директор галереи сказал: «Нам всем жаль, что так оно вышло, но ее тоже можно понять: она ж таки делала свою работу». А потом, когда убедился, что Генин диктофон с самого начала не работал, добавил не для печати: «На ее месте я поступил бы так же. Я ж, мил человек, тоже отец, у меня дети…».
*
Однажды водителя Егора Кузьмича остановил на дороге взъерошенный мужичок: «Ехай, браток, на станцию. Ехай шибче, жена помирает». «А чего это с ней?» — поинтересовался Егор Кузьмич. «Ты, черепаха! Тебе же русским языком сказано! Человек ты или нет? Ехай шибче, Христом-богом прошу!»
Егор Кузьмич уронил сигарету изо рта на брюки и втопил газ.
На станции мужичок молча вышел из машины, сел на скамейку и закурил.
Из дневника
Максима
«Парень и девушка слушают музыку в маршрутке, поделив между собой правый и левый наушники. Каждый из них слышит лишь половину музыки. Вопрос в том, существует ли в этот момент между ними третье ухо, которому доступно все стерео целиком».
*
Однажды известный в одноподъездном городе Н. деятель культуры Борис Велерецкий задумал снять собственный низкобюджетный фильм.
Съемки велись в цеху готовой продукции энского завода «Техмехшина», куда после наступления темноты впустил съемочную группу завхоз. Самого его в виде бонуса приняли на роль одного из киллеров, которые похищали бизнесмена. Гримировать завхоза, к счастью, не пришлось.
Загвоздка вышла с бизнесменом: актер застрял на тещиной даче и не вышел на связь. Велерецкий обвел взглядом народ на съемочной площадке и остановился на Гене: «Господин журналист, я хочу предоставить вам уникальную возможность войти в историю зарождающегося энского кинематографа. Типаж у вас подходящий, текст небольшой. Вы справитесь».
Гену посадили в ящик с опилками, крышку задвинули. В нужный момент он должен был постучать изнутри, а когда завхоз откроет ящик, высунуться и сказать сквозь зубы: «Ну, суки, вы у меня попомните!».
Все шло по плану, пока не понадобилось открывать крышку. Бизнесмен стучал изнутри, киллеры снаружи. Сидевшие в засаде силовики пришли на подмогу киллерам, но крышка из ДСП намертво застряла в пазах. «Топорик есть?» — спросил режиссер. «Э, нет, мужики, — возразил завхоз, — мы имущество портить не договаривались. С меня спросят потом». — «Он же там задохнется». — «Договор какой был? Пришли, пощелкали, ушли не наследив. Только так».
Кто-то предложил звонить спасателям. Кто-то кинулся за дрелью и не вернулся.
Когда паника дошла до предела, крышка вздрогнула. После нескольких ударов ДСП раскололась, и в проломе показалась усыпанная опилками голова Гены: «Ну, суки, вы у меня попомните!».
«Стоп! Снято», — восхищенно выдохнул Велерецкий.
*
Однажды Костя-редактор решил провести журналистский эксперимент, чтобы понять, есть ли жизнь после смерти.
Костя, Гена, Максим и Света сели за журнальный столик и подержались за руки. Потом Света взяла нитку с иголкой и опустила ее острием в центр нарисованного круга, вдоль которого шли буквы.
Первым вызвали дух классика французской литературы Александра Дюма, который охотился когда-то в энской степи, и спросили, какой самый крупный трофей удалось ему здесь добыть. «Поросеночка», — пробежалась по буквам игла.
Потом явился легендарный первостаратель Кузенцов, его попросили предсказать будущее.
Максиму дух предсказал, что тот напишет компьютерную игру на миллион долларов, но сам же безвозвратно ее удалит. Свете — что выйдет замуж, но в следующей жизни. А Косте-редактору Кузенцов пообещал скорый конец от водки.
«Да хватит тебе, я ж не пью из-за язвы! — удивился Костя. — Хрень какая-то, а не покойники. Сколько времени на них угробили, а информации — с гулькин нос».
Из дневника
Максима
«Шкурка банана лежит в мусорном ведре, как подвернувший щупальце осьминог. Пожелтевшие космы березы за окном свисают, как дреды растамана. Вот отложу с ближайшей зарплаты — и полечу».
*
Однажды Костю-редактора пригласили на банкет в городскую администрацию.
После короткой вступительной части мэр по доброй традиции поднял тост за отцов-первостарателей. Костя, как обычно, пригубил минералки. «А у вас что же, за первостарателей душа не лежит? — услышал он за спиной. — Нехорошо, не по-нашему». Над собой Костя-редактор увидел незнакомую квадратную голову с седым ежиком, а на плече почувствовал тяжелую руку. «Нельзя мне: язва», — попробовал объяснить Костя. «А депутатов в сауне подслушивать, а потом в газете печатать, выходит, можно? — возразила голова. — Пей, курва, не выделывайся».
Костя обвел взглядом гостей, которые звенели бокалами на посторонние темы, и выпил до дна.
Нельзя сказать, что Костю совсем не пытались спасти. Кто-то вызвал «скорую», но она вместо того, чтобы ехать в администрацию, покатила в 10-й микрорайон. Водитель Егор Кузьмич тоже не ехал, а только кричал в трубке: «Что? Не слышу, телефон разряжается! Перезвоните утром!».
Евтеевский гороскоп для Костиного знака на этот день гласил: «Незначительные осложнения и препятствия будут преодолены благодаря вашему прирожденному жизнелюбию и не помешают достижению поставленных целей. Эмоциональный фон благоприятный».
*
Кто-то из вас может задаться вопросом: а сам-то автор чем все это время в редакции занимался? Его-то задача в чем состоит?
На это я отвечу: а вам до этого какое дело? Вы сами-то чьих будете? А то смотрите, надо будет — разберемся. И вообще, напрасно вы улыбаетесь. Ваши дела совсем не так хороши, как вам кажется.
2014