Александр Долин. Сутра гор и вод
Опубликовано в журнале Знамя, номер 9, 2014
Александр Долин. Сутра гор и вод. Избранные стихотворения. — СПб.: Гиперион, 2014.
Я думаю, что Александр Долин — первый, не хронологически, но качественно первый, поэт «русской Японии». В сегодняшней Японии русских поэтов можно пересчитать по пальцам (возможно, хватит одной руки), но Долин не потеряется и на общем фоне современной русской поэзии. Разве что в «пучине стиховной» Интернета, которая — в силу количественных, а не качественных характеристик — может поглотить любые «Илиады» и «Одиссеи».
У Долина давно сформировался свой читательский круг, точнее, несколько не совпадающих, хотя и пересекающихся кругов, поэтому внушительный по нашим временам для поэтической книги тираж в две тысячи экземпляров не кажется избыточным. Одни — японофилы — знают профессора Долина как крупнейшего современного исследователя и переводчика японской поэзии — от классической до ультрамодерновой — на русский язык. Полагаю, именно они в первую очередь будут читать его оригинальные русские стихи, открывая в них для себя новые и новые глубины. Для других Долин-сэнсэй — легендарная личность как один из отцов-основателей русских «будо» — восточных боевых искусств на нашей почве, историк, теоретик, а в былые времена и практик. Существует расхожее мнение, что «спортсмены книг не читают», но «будо» — не спорт в привычном понимании, а прежде всего духовная практика. Те, кто видит в боевых искусствах нечто большее, чем способ крушить кирпичи и черепа противников, не пройдут мимо книги с манящим названием «Сутра гор и вод». Наконец, потянется к ней рука и у обычного любителя поэзии, знающего автора по предыдущему сборнику «Одинокий всплеск» (2010) и публикациям в Интернете. Пишущий эти строки принадлежит к третьей категории.
Центральные — и, выскажу сразу свое мнение, лучшие — разделы книги «Сад камней» и «Бонсэки», стихотворения в прозе и — внимание — «авторские хайку в обратном переводе на русский с японского оригинала» (!) под заглавием «Под тюльпановым деревом» связаны с Японией, изучением которой автор занимается почти полвека и в которой живет и работает более двадцати лет. Страна Корня Солнца не принадлежит к числу особенно любимых русскими поэтами (об одной Венеции, наверное, написано больше, не говоря обо всей Италии), но в русской поэзии почти сто лет назад сложилась традиция ее описания, по-своему определенная Бальмонтом и Бурлюком, Моравской и Масаиновым — кому что ближе. Однако абсолютное большинство написанного о Японии русскими стихами — туристические впечатления от экзотического мира, порой яркие, почти всегда поверхностные и часто не имеющие ничего общего с реальностью. Долин в Японии живет постоянно, Японию знает и любит. Любит лично — искренне, страстно и мучительно, как будто не всегда разделенной любовью. Назвать его «японофилом» недостаточно, ибо Японию он не только знает, но и видит насквозь, не через «розовые очки» наивного японофильства. Он вжился в этот мир, но не растворился в нем, оставшись русским поэтом. А что до оригинальных японских хайку с автопереводом, то это все же не более чем изящная литературная игра.
Тема Японии в поэзии Долина связана с темами одиночества и созерцания: они в ней главные, но не единственные. За будничностью повседневных впечатлений — не-обычный мир, который откроется только тому, кто захочет увидеть, услышать и понять.
Я живу в японском захолустье,
Посреди заброшенного парка,
У Реки Камелий, ближе к устью,
В доме, где ни холодно, ни жарко…
Или:
В храме Каммандзи звонкая тишина.
Воздух пронизан каденциями цикад.
Ворот колодца, глиняная стена —
Все здесь, как было много веков назад.
В храме Каммандзи резьба на своде ворот —
Морды драконов задумчивы и грустны.
Четырехсотый? Да нет, восьмисотый год
Здесь созерцают они приход весны…
Сердце какого японофила не забьется учащенно над этими строками?! Но умудренный автор знает, что «и это пройдет», поэтому столь часты — и, добавлю, столь уместны — в его стихах иронические нотки, без которых многие из них могли бы показаться излишне пафосными:
На краю ойкумены, в затерянном
странном мирке
Я живу много лет, от суетных дел вдалеке,
Созерцая луну, подстригая азалии куст,
Наполняя сосуд, когда он окажется пуст…
Привечаю стрекоз, принимаю приветствия птиц,
Удивляюсь порой вестям из далеких столиц
И не вижу годами стареющих старых друзей,
Свой скелет завещав по знакомству в районный музей.
К японской теме примыкает — но не ограничивается ею — цикл «Будни кота Марселя». Это не литературный герой, а вполне реальное лицо — рыжий с белым мейн-кун, запечатленный вместе с хозяином на фотографии на задней крышке переплета. Долин не эксплуатирует популярную тему «котиков», а если и эксплуатирует, то совсем немного. Судя по стихам, именно с «респектабельным котом» Марселем он делит «жизнь анахорета в дальней горной префектуре», в «комфортабельном скиту», в миру — Международный университет Акита, где автор состоит профессором японской литературы и сравнительной культурологии. Думаю, Марселю суждена долгая творческая жизнь — может, как герою или даже соавтору отдельной книги:
Но ему и без книг очевидна тщета
бытия.
Кот ее созерцает, печали своей не тая,
Задушевные песни Хозяину тихо поет
И о сути вещей размышляет всю ночь напролет.
Неяпонские разделы понравились мне намного меньше. «Есть города» — набор тех самых туристических впечатлений, случайных и неглубоких, каких много в стихах о Японии у других авторов. Поэтически не слишком удачным кажется и «Личный кабинет», но судить об этих стихах не берусь именно в силу их личного характера (они посвящены семье и друзьям автора). «Сны о России» (японофилы оценят название!) распадаются на «гражданские» и «иронические» (определения мои, не авторские). «Гражданские» придутся по вкусу слушателям «Эха Москвы» больше, чем любителям поэзии: ни «Конца прекрасной эпохи», ни «Пятой годовщины» у автора не получилось. «Иронические» бывают «злые» и «милые». Самые незлые получились самыми милыми:
Нынче мода на
хайку, на японские хайку —
Удивительно тонко, свежо и остро.
Хочешь хайку про зайку? Хочешь хайку про чайку?
Закрываю компьютер и берусь за перо…
Закрываю «Сутру гор и вод». Смотрю на фотографию Александра Долина и Марселя, глядящих читателю в глаза: первый — с лукавинкой, второй — с растерянностью перед огромным миром. И перечитываю стихи под этим двойным портретом:
Чем скитаться в
сети, лучше уж размышлять в скиту.
Так считает Хозяин, и с ним солидарен кот.
В социальных и прочих сетях не место коту —
Он живет на свободе, провожая за годом год.
И Хозяин кота живет от зимы к зиме,
Постигая ритм изначальных пяти стихий.
Кот не знает, что у Хозяина на уме,
Но кому-то, видно, нужны о коте стихи.
Думаю, Хозяин, хоть и пишет себя с большой буквы, недооценивает Кота.