А.Л. Соболев. Летейская библиотека. Очерки и материалы по истории русской литературыХХ века, ТI. Биографические очерки. Т. II. Страннолюбский перебарщивает. Сконапель истоар.
Опубликовано в журнале Знамя, номер 5, 2014
А.Л. Соболев. Летейская библиотека. Очерки и материалы по истории русской литературы ХХ века. Т. I. Биографические очерки. Т. II. Страннолюбский перебарщивает. Сконапель истоар. — М.: Трутень, 2013.
Перепевая Северянина, Дон-Аминадо в эмиграции писал: «Из шампанского в лужу — это в жизни бывает, а из лужи обратно — парадокс и мечта». Смысл выражения «кануть в Лету» познали на себе многие литераторы (о прочих родах занятий умолчим). Обратный путь дарован немногим и возможен в единственном случае — если кто-то этому поспособствует. Историк литературы Александр Соболев — один из таких посредников.
Выхода «Летейской библиотеки» ждали давно, особенно читатели Интернета, где впервые появилась большая часть вошедших в нее материалов. Автор одним из первых среди отечественных филологов оценил возможности Всемирной паутины не только для розыска необходимых сведений, но и для обсуждения результатов. В сети отыскались многие источники, недоступные «в бумаге», а читатели, длинный список коих приведен в предисловии, сообщили немало исправлений и дополнений. Вообще читать подобные тексты в Интернете едва ли не удобнее: объем практически неограничен и по ссылкам легко кликать.
Первый том содержит очерки о двадцати девяти забытых и вовсе не известных поэтах Серебряного века, биографии которых воссозданы автором на основании многолетних поисков, прежде всего в различных архивах, а не только в трех-четырех главных. Широта и глубина «освоения» материала видна хотя бы по тому, что в книге нет, кажется, ни одной страницы без сносок, а на некоторых они — набранные мелким шрифтом — занимают больше половины полосы. Почти все герои ранее упоминались в литературе, но в основном в примечаниях. Теперь они обрели биографии, пусть даже с вынужденными лакунами. Стихи Лазаря Бермана, Варвары Вольтман, Екатерины Галати, Наталии Кугушевой, Елизаветы Стырской и Николая Тарусского переизданы при участии Соболева и с его статьями, так что этих авторов (особенно выпущенных большим тиражом Кугушеву и Тарусского) можно считать вернувшимися из залетейских далей. Имена других были известны филологам и любителям поэзии в основном благодаря знакомству с мэтрами: Николай Животов, Николай Захаров-Мэнский, Вера Клюева, Алексей Крайский, Димитрий Крючков, Борис Нелепо, Иннокентий Оксенов, Михаил Сандомирский, Владимир Шишов, Владимир Юнгер, а также вошедшие в историю в качестве анекдотических персонажей Мария Папер (как выяснил автор, недолгое время жена Арсения Митропольского — будущего Арсения Несмелова) и «маэстро куцых писей» Максим Жижмор. Усилиями Соболева обрели документальную «плоть» фигурировавшие ранее в списках «и др.» Екатерина Волчанецкая, Георгий Золотухин, Эзра Левонтин, Дмитрий Майзельс и Марианна Ямпольская. К безусловным открытиям «летейского библиотекаря» относятся своеобразный предтеча «будетлян» Николай Гейнрихсен, поздний по-следователь символистов Николай Демуар, конфидентка Волошина Елизавета Новская, набожный знакомый Вяч. Иванова Николай Прейс, прототип одного из героев каверинского «Скандалиста» Леон Шах-Паронианц и, наконец, «Лотреамон из Звенигородки» (выражение Д.Б. Волчека) Артур Хоминский*. По своему поэтическому таланту они ощутимо неравны, но автор представил каждого из них, кроме пространно писавшего Шах-Паронианца, тремя стихотворениями — чтобы никому не было обидно.
Второй том состоит из двух разделов — статьи и публикации, — озаглавленных соответственно «Страннолюбский перебарщивает» и «Сконапель истоар» (опознав источники, рецензент остался в некотором недоумении, почему разделы названы именно так, а не иначе). Разноплановые по содержанию статьи объединяет только эпоха. В одних реконструируются биографии малоизвестных людей — Пинхаса Гершензона (отца историка литературы), Марии Вульфарт (подруги Брюсова), Лидии Горовиц-Власовой (бактериолога и автора занятной поэмы «Бактериада»). Другие дополняют биографию и уточняют библиографию людей известных — Ахматовой, Сологуба, Чурилина (впервые публикуется одно из его завещаний), Ремизова. В центре последней работы стоит «совершавшееся в северной ссылке превращение пламенного марксиста, ушлого и энергичного революционера, бритоголового агитатора в хорошо известную нам медлительную, аморфную и аутичную “чучелу” и “кикимору”. За динамикой этого интересного процесса мы сейчас и проследим». Она так же основательно документирована, как и остальные, однако причина разительной перемены «имиджа» остается непонятной читателю. Напрашивается единственный вывод: «ушлый» Ремизов, разочаровавшись в революционном движении, решил, что в облике взывающей к жалости «чучелы» будет легче прожить. Две статьи исчерпывающе воссоздают историю издания «Зеленого сборника стихов и прозы» (Кузмин, Верховский и… Менжинский) и «Сборника финляндской литературы» (Горький и Брюсов); еще две столь же исчерпывающе комментируют известное стихотворение Владимира Пяста «Великолепная Мангуст» (познания автора в скачках и лошадях Серебряного века пригибают читателя к земле) и впервые публикуемый «Тюремный сонет» Николая Минаева. Остальные статьи показывают, как изящно автор владеет разными жанрами — семиотического исследования («Пишущая машинка в русской поэзии» с непременным подзаголовком «заметки к теме»), литературной хроники («1 декабря 1910 года (ст. ст.): хроника»; выбор даты обусловлен библиофильским артефактом из собрания автора) и почти уголовного расследования («Хроника одного скандала» — о потасовке в «Бродячей собаке» с участием Бальмонта).
Второй раздел второго тома включает публикации одного корпуса писем и четырех мемуарных текстов. Письма Сологуба к Брюсову отлично дополняют напечатанные сорок лет назад письма Брюсова к Сологубу. Воспоминания отличаются разнообразием жанров и сюжетов. Историк литературы и библиофил Иван Розанов записывал рассказы знакомых о поэтах старшего поколения, считая, что «веревочка» непременно пригодится. Критик Андрей Шемшурин, готовя архив к передаче на государственное хранение, предпослал письмам мемуарные заметки о своих корреспондентах (замечу, не единственный случай в описываемое время). Яков Гордон — неизвестный поэт, биографию которого Соболев попытался реконструировать, — по просьбе поэтессы Варвары Мониной описал свои встречи с поэтом Алексеем Лозиной-Лозинским, подлинное значение которого выясняется только сейчас. Пожалуй, наибольший интерес представляет очерк Николая Захарова-Мэнского «Как поэты вышли на улицу» — хронологически первое мемуарное (не дневниковое и не репортажное!) свидетельство о московском «Кафе поэтов» и «кафейном», или «кофейном», периоде русской поэзии 1917—1918 годов. Увлекательный текст дополнен столь же увлекательным комментарием, без которого современный читатель многого просто не поймет.
Жанр рецензии требует критических замечаний. Перфекционизм автора взывает к тому же, но затрудняет работу рецензента. Про своих героев Соболев знает больше, чем кто-либо из живущих, поэтому поправить его едва ли возможно, а дополнить очень трудно, разве что какими-то необязательными ссылками. Все же внимательное чтение побудило сделать несколько заметок на полях. Называть «университет имени Сунь-Ят-Сена», где в двадцатые годы служила Вера Клюева, «недолгим педагогическим отпрыском витиеватых советско-китайских отношений» (Т. I. С. 170) не только легкомысленно, но и фактически неверно, поскольку Коммунистический университет трудящихся Китая (КУТК), хоть и недолго просуществовал, но был эффективной «кузницей кадров» для революционного и коммунистического движения. «Последняя ссора» Сологуба с Брюсовым (Т. II. С. 321) нигде не зафиксирована, хотя после 1918 года в их отношениях произошло несомненное охлаждение из-за разного отношения к политическим реалиям. Утверждение, что «в последнее десятилетие XIX века хороших стихов писалось мало» (Т. I. С. 399), можно обойти молчанием как случайную и неудачную обмолвку, но упоминание извест-ной фальшивки — «писем» В.И. Анучина к Горькому — требует уточнений. В одном месте Соболев пишет о них как о «вероятно, фальшивых, т.е. состряпанных самим горьковским адресатом» (Т. I. С. 159), в другом отмечает, что «подлинность этого корпуса писем с известной регулярностью подвергается сомнению» (Т. II. С. 118). Напомню, что Л.В. Азадовская и К.М. Азадовский доказали (на взгляд любого непредвзятого историка — бесспорно) подложность большей части писем Анучина к Горькому (Азадовская Л., Азадовский К. История одной фальсификации. М., 2011). Обо всем корпусе речь не идет, но и сомнений не остается; попытки доказать обратное вызваны далекими от науки причинами. Наконец, бегло упомянутый автор пьесы «Тайфун» (презанимательного сочинения о жизни японцев в Париже в конце XIX века) Мельхиор Лентиель (Т. II. —С. 141) звался Ленгиель, но это, судя по всему, опечатка в использованном источнике.
Вынужденно краткий разбор хочется завершить следующим замечанием. Соболев — филолог по образованию, но не служит в «профильном» институте, не преподает на «профильном» факультете, редко публикуется в «ученых записках» и не получает за эту работу ни жалования, ни грантов. Значит, он «любитель»? Он любитель — поскольку действительно любит свое дело, в отличие от многих служащих по филологической или исторической части. Он работает не для начальства и не для отчета, а для себя (значит, и для читателей), поэтому результаты его работы не только украсили бы любые «ученые записки», но и вызвали бы понятную зависть у соседей по страницам. Наиболее интересные и ценные исследования в гуманитарной области все чаще выполняются людьми не из «системы», в то время как уровень продукции «системы» падает. Исключения, конечно, есть, но уже можно говорить если не о правиле, то о тенденции.
Необходимо отметить удобную для чтения верстку, тщательную корректуру, изящное художественное оформление, а также посетовать на почти полное отсутствие иллюстраций.