Б. Фрезинский. Об Илье Эренбурге. Книги, люди, страны
Опубликовано в журнале Знамя, номер 2, 2014
Б. Фрезинский. Об Илье Эренбурге. Книги, люди, страны. — М.: Новое литературное обозрение, 2013.
Имя Ильи Григорьевича Эренбурга теперь слегка забыто, потому что романов, повестей, рассказов и статей его почти не читают, стихов совсем не читают, а жизнь его между Москвой и Парижем не кажется удивительной в наше время. А фигура была очень колоритная, без Ильи Эренбурга нельзя понять историю советской литературы, да и вообще советскую историю. Поэтому я с удовольствием раскрыл книгу Бориса Фрезинского. Это прекрасно изданный том, сборник объемом девятьсот страниц.
Илья Эренбург родился в Киеве в русскоговорящей еврейской семье. Он был избалованным ребенком, плохо учился в школе и стал революционером в пятнадцать лет. Илья был таким большим бунтовщиком, что пришлось его отцу, купцу, освобождать сына из тюрьмы под залог и отправлять его в Париж. Залог пропал, потому что Илья не приехал на суд из Парижа.
В Париже Эренбург быстро нашел кафе, в котором собирались большевики, влился в их кружок и получил от Ленина прозвище Илья Лохматый. Картина из жизни русских политэмигрантов в Париже, написанная Ильей Эренбургом: «Сорок унылых эмигрантов с печатью на лице нужды, безделья, скуки слушали его [Ленина]…» (стр. 15). Нам объясняли по-другому, мол, работали политэмигранты в поте лица на благо народа, да-с, батенька… Жизнь на родительские или на партийные деньги, полная интриг и лени, не понравилась восемнадцатилетнему революционеру, и он отправился в Вену, где стал помогать Льву Троцкому. Как он потом уцелел в СССР?!
Все у Ильи Эренбурга началось очень рано и развивалось стремительно. К девятнадцати—двадцати годам он уже несколько разочаровался в революции, кончился социал-демократический этап парижской жизни (1908—1909) и начался литературно-богемный этап (1910—1917). Жизнь Эренбурга была теперь наполнена любовью, самообразованием и стихами. Он был прекрасно образованным (самообразованным) человеком, но не окончил ни гимназии, ни университета, о чем жалел всю жизнь. Стихи юноши заметили, Эренбурга поддержал Валерий Брюсов. Эренбург лично знал поэтов Серебряного века: Марину Цветаеву, Осипа Мандельштама, Велимира Хлебникова, Владимира Маяковского, Михаила Кузмина. Он стал одним из них. Максимилиан Волошин писал пародии на Эренбурга. В одной из своих статей о русских поэтах Волошин объединил Блока и Эренбурга. Волошин считал Эренбурга поэтом выше себя… Все — таланты, все знакомы друг с другом! Анализу стихов Ильи Эренбурга посвящен важный раздел книги, в котором много цитат и ссылок. Во многих его стихах — диалог, спор с коллегами-поэтами, многих из которых читают и сейчас, через сто лет. Такое было время — расцвет поэзии, всеобщий интерес к стихам, сообщество поэтов, и юный Илья Эренбург стал членом этого сообщества.
Илья Эренбург вернулся в Москву в 1920-м, посидел во внутренней тюрьме ВЧК как агент Врангеля, но был освобожден трудами будущих «врагов народа» Николая Бухарина и Льва Каменева и направлен в загранкомандировку для работы над романом «Хулио Хуренито». Жил в Париже, раз в несколько лет приезжая в Москву.
Борис Фрезинский так описал «идеальную модель», которую построил себе Илья Эренбург: «Жить в Париже с советским паспортом, свободно писать об изъянах Запада и по возможности правдиво об интересном в Советской России; печататься в СССР, где читательская аудитория огромна и наиболее привлекательна, но и на Западе… где интерес к советскому феномену обеспечен». «Идеальная модель» хоть и давала сбои, но продержалась десять лет. В начале 30-х годов Эренбург сдался властям, стал советским писателем, членом президиума Союза советских писателей, писал о стройках пятилетки, участвовал в войне в Испании.
До 1937 года продержался, потом опять его положение покачнулось. Эренбург полгода провел без заграничного паспорта в Москве, ожидая ареста, присутствовал на процессе Бухарина, но сумел опять вырваться в Европу после личного обращения к Сталину. Однако печатать Эренбурга почти перестали. И он снова стал писать стихи, все об испанской войне.
Вторая мировая война, зверства немцев в Европе, затем Великая Отечественная война, чудовищные зверства врага на нашей территории произвели переворот в литературной судьбе Ильи Эренбурга. Он стал ведущим советским публицистом, даже первым публицистом антигитлеровской коалиции. Отмечу, что это — точная оценка: некоторые современные читатели, не читавшие стихов и романов Эренбурга, знают его публици-стику времен войны.
После войны Илью Эренбурга направили в США советским пропагандистом периода «холодной войны». Поэтому его не стали разоблачать в статьях против Зощенко и Ахматовой. Хотя первоначально книга стихов Эренбурга «Дерево» была упомянута в одной разгромной статье, но ее вычеркнули, по мнению Бориса Фрезинского, из-за отсутствия автора в СССР. Также не попал он в кампанию борьбы с «космополитами».
После смерти Сталина Илья Эренбург написал «на чистом листе бумаги… название новой повести. Это слово облетело весь мир и в итоге стало общепризнанным названием наступившей эпохи — «Оттепель». Была ли тогда эта «оттепель»? Сажать и расстреливать стали меньше, но сажали в этот период не только кукурузу и расстреливали достаточно, в частности, и по законам, принятым задним числом. Главное, в народе остался страх, что в любой момент власть может сделать с тобой что угодно. В начале следующего, брежневского периода была «оттепель» потеплее: пятидневная рабочая неделя, Театр на Таганке, «Мастер и Маргарита» Михаила Булгакова в журнале «Москва». Мне кажется, Борис Фрезинский тоже не находит, что в этот период советской истории было очень «тепло». Но сомнения по поводу «температуры» в этот период оставили Борис Слуцкий в стихах и сам Никита Хрущев в воспоминаниях. Их высказывания приведены на странице 278. Тем не менее, термин «оттепель» — самое популярное произведение Ильи Эренбурга, более известное, чем публицистика, стихи, романы «Буря» и «Хулио Хуренито». Название это прижилось настолько, что его без всяких комментариев используют для обозначения хрущевского периода правления. Наглядный пример удачного названия, вовремя данного историческому периоду талантливым человеком.
В соответствии с названием первой части книги вслед за жизнеописанием Ильи Эренбурга следуют очерки о каждом романе писателя. Большой очерк посвящен «Черной книге» — сборнику свидетельств об уничтожении евреев в СССР, фрагменты из которого в процессе борьбы за издание «Черной книги» Илья Эренбург поместил в «Знамени». Также в «Знамени» (1953, № 10) напечатана «послесталинская» статья «О работе писателя». Большой очерк посвящен также повести «Оттепель» и дискуссии о ней, в которой участвовали Константин Симонов, Михаил Шолохов и другие известные деятели того времени.
Много внимания в первой части книги уделено литературной жизни, борьбе писателей между собой под руководством Идеологического отдела ЦК КПСС, приведены инструменты этой борьбы. Например, записки, указывающие, на каком уровне рассматривать вопрос о публикациях произведений Ильи Эренбурга: в ЦК КПСС или в редколлегии журнала «Новый мир» и подобное, представляющее интерес для исследователя. Завершается первая часть разделом, посвященным книгам об Эренбурге.
Вторая часть книги «Люди» имеет более хроникальный, справочный характер. Автор сообщает о встречах Ильи Эренбурга с людьми, оказавшими влияние на его судьбу, или с теми, на кого он сам повлиял или кому помог. Приведено много писем и других исторических документов. Эта часть книги — как послойный срез истории века. В первом разделе приведена «параллельная биография» тезки и кузена Ильи Эренбурга, рано погибшего художника Ильи Лазаревича Эренбурга. Герои последующих разделов более известны: Валерий Брюсов, Анна Ахматова, Осип Мандельштам, Борис Слуцкий. Помещена переписка Ильи Эренбурга с Анной Ахматовой по поводу судьбы Виктора Ардова. Очень интересно подробное описание позиции Ильи Эренбурга в период процесса над Юлием Даниэлем и Андреем Синявским. Был еще один человек, который писал открытые письма Илье Эренбургу и о котором в книге не упоминается. Это разведчик и журналист Эрнст Генри. Он счел, что Илья Эренбург в воспоминаниях «Люди, годы, жизнь» охарактеризовал Сталина как «великого злодея». Эрнст Генри в своих письмах доказывал, что ничего великого в этом злодее не было. Письма широко ходили по рукам. Теперь существуют разные оценки сталинской эпохи, а тогда это было внове.
В третьей части книги «Страны», в которой автор назвал Илью Эренбурга профессиональным путешественником, написано: «Эренбург — самый европейский из писателей советской эпохи». Это очень важное определение. Благодаря своей известности в Европе, своему знакомству почти со всеми выдающимися деятелями мировой культуры середины ХХ века Эренбург уцелел. Конечно, тут и везенье — несколько раз вовремя уехал из страны. Конечно, тут и умелое поведение в критические моменты — в книге бывшего министра иностранных дел Бориса Панкина «Пресловутая эпоха» есть рассказ о том, как, ожидая ареста, Эренбург инициировал собственный юбилей, и арестовывать юбиляра в тот раз не стали. Но была и потребность руководителей страны в таком европейском человеке. Итак, третья часть книги — новый, географический «срез» необычной жизни.
Сначала, конечно, Париж. В этом разделе — история, как Илья Эренбург стал частью европейской культуры, обрел тот образ, в котором пробыл всю жизнь. Подробно рассказано о знакомстве с парижской богемой, с поэтами, с художниками.
Далее — Германия, Италия, Испания, Англия, Скандинавия. Каждый раздел — интересная самостоятельная статья. «Европейский калейдоскоп».
Опечаток в книге почти нет, есть несколько «блох» вроде «Берю» вместо «Берию» (стр. 276), кроме того, Москва была центром сталинского террора, а не «эпицентром» (стр. 56) — общепринятый штамп просочился в хорошо написанную книгу.