Эдуард Кочергин. Записки Планшетной крысы
Опубликовано в журнале Знамя, номер 2, 2014
Эдуард Кочергин. Записки Планшетной крысы. — СПб.: Вита Нова, 2013.
Спросите мальчишку-дошкольника о самых значимых людях в жизни — он, конечно же, назовет маму с папой и бабушку с дедушкой. Еще — любимую воспитательницу в детском саду, красивую девочку Настю из его группы, друга Сашку из второго подъезда и какую-нибудь тетю Свету — мамину подругу, которая всегда заваливает сладостями. Задайте этому пареньку аналогичный вопрос лет через двадцать — список точно изменится. И станет куда обширнее. Родители, скорее всего, останутся, а вот на место тети Светы и красивой девочки Насти придут совсем другие люди. Еще через пятьдесят лет вчерашний мальчишка перечислит вам десятки замечательных людей, встретившихся на его пути и оставивших неизгладимые следы в его памяти.
Запоминаются всегда наиболее яркие личности. Вы вряд ли сможете назвать абсолютно всех своих одноклассников, однокашников и товарищей с прежних мест работы. Впрочем, среди них непременно отыщутся те, о ком стоило бы поведать публике.
Читать мемуары людей известных интересно вдвойне. На страницах воспоминаний знаменитых музыкантов обязательно найдутся имена их коллег и личные истории, связанные с увенчанными лаврами приятелями. Прославленные писатели неизбежно поделятся байками с участием своих друзей — таких же прославленных писателей и поэтов. Ну а опытные политики раскроют факты, о которых никогда не расскажут в учебниках истории.
Новая книга Эдуарда Кочергина «Записки Планшетной крысы», автобиографиче-ские рассказы из которой публиковались в «Знамени» в 2010—2012 годах, — мемуар своеобразный: большинство героев — знаменитых личностей — уходит на второй план, уступая место людям, привыкшим всегда находиться за кулисами.
На протяжении сорока с лишним лет Кочергин занимает пост главного художника петербургского Большого драматического театра. Судьба свела его с выдающимися режиссерами и легендарными артистами, однако «Записки Планшетной крысы» в значительной мере посвящены вовсе не им, а маленьким, зачастую даже малоизвестным людям, благодаря которым живет театр.
«Планшетная крыса — шуточное внутритеатральное звание. Присваивалось оно опытным, талантливым или, как говорили в стародавние времена, хитрым работникам театрально-постановочных частей и декорационных мастерских». Таким образом, одна Планшетная крыса решила нам поведать о своих коллегах, заслуживающих право носить этот необычный титул.
В первой главе с характерным названием «Осколки памяти», которым, по идее, можно было бы вовсе назвать всю книгу, автор сравнивает театр с большим кораблем. Чтобы корабль уверенно шел по морским просторам, нужен не только опытный капитан и энное число матросов — должна быть слаженно работающая команда. В системе важен каждый, даже самый маленький винтик. Имена этих «винтиков» Кочергин и начинает перечислять. Вот «боцманы» — машинисты сцены Быстров, Велимеев и Азриэли, вот великолепный плотник Сильвестров, вот «театральные немцы» Гофман и Нейгебауэр, вот гениальные художники-исполнители Мешков и Зандин, вот художник-макетчик Николаев, вот аппликаторша и бутафорша Каренина, вот «капитаны театрально-постановочного дела» Герасименко и Куварин, вот «классики театрального света» Климовский и Кутиков… Для каждого, с кем в разные годы довелось поработать автору, он находит добрые слова. Даже несмотря на то что с некоторыми Кочергину приходилось ругаться и спорить, он безоговорочно признает их мастерство и профессионализм.
Уже в первой главе начинают проскальзывать достаточно горькие мысли, которые повторятся в книге несколько раз. Суть их можно свести к строчкам Лермонтова: «Да, были люди в наше время, // Не то, что нынешнее племя…». Автор отмечает, что многие сегодняшние работники театра — не чета большим мастерам эпохи его молодости. Они трудились сами, не переваливая работу на младших коллег. Они не требовали дополнительной оплаты за изобретенные и прекрасно реализованные творческие идеи. Они не гнались за званиями и наградами. Они служили настоящему искусству, а не отрабатывали оговоренные по договору часы. В повести «Медный Гога», входящей в книгу, автор замечает, что сейчас «от нас, художников, нужна элементарная оформиловка, не более того», хотя раньше режиссеры выстраивали целую постановочную философию и ставили работникам сцены сложнейшие и в то же время невероятно интересные задачи.
Что же это — распространенное среди людей с опытом мнение: «В наше время даже солнце светило ярче…» или все-таки справедливая обида на новую формацию театральных деятелей, заменивших серьезное искусство скандальными перфомансами?
Кочергин намеренно уходит от подобных мелких споров, предпочитая уделить побольше места на страницах книги незаметным и незаменимым театральным волшебникам минувших десятилетий. Столяры, макетчики, рабочие сцены, художники находили настоящее счастье в работе, создавая своими руками маленькие шедевры.
Профессиональные литераторы и издатели начинают читать любую попавшую им в руки книгу не с обложки и титульного листа, а с выходных данных. Кто выпустил издание, кто редактор, кто верстальщик, в какой типографии печаталось. Это важно, хотя рядовой читатель может до таких сведений, набранных мелким шрифтом на последней странице, и не дойти.
Кочергин с огромным уважением и даже любовью открывает нам не только имена, но и истории жизни почти невидимых театральных работников советских лет. У каждого из них была своя насыщенная событиями оригинальная судьба. Профессиональный химик Булатов, создававший уникальные краски для театральных костюмов и декораций, обожал оперу, великолепно готовил и владел искусством вырезания из бумаги. Неразговорчивый столяр-вепс Щербаков, потрясающе орудовавший маленьким топориком, героически прошел Великую Отечественную. Художник Клавдий Ипполитович по проз-вищу Бегемотушка оказался настоящим знатоком и ценителем старинных вещей. Макетчик Николаев, чье детство пришлось на суровые блокадные годы, стал Кочергину надежным и верным попутчиком в странствиях по русскому Северу. Многие истории, увы, заканчиваются печально. Щербаков, так и не дождавшись внука-наследника, которому можно было бы передать свой чудо-топорик, отправился в последний путь в сделанном собственными руками гробу. Жизнь Бегемотушки оборвалась до суда за спекуляцию антиквариатом. Артист Шамбраев, придумавший удивительный театр кур, умер от инфарк-та, когда его выжили из квартиры и съели его дрессированных несушек. Не успел довести до ума свой медвежий театр цирковая легенда Филатов. А король клоунов Хасан Мусин начал спиваться после нелепой и страшной уличной истории с бутафорским наганом, «убившим» грабителя.
Существенная ценность книги заключается именно в том, что автор «Записок…» возвращает к жизни забытые многими, а то и вообще неизвестные имена. Однако неизвестные имена в произведении тесно соседствуют с известными. Образно говоря, автор открывает перед нами двери в мир знаменитостей советской эпохи, с которыми ему было суждено вместе работать какое-то время. Читатель может узнать такие вещи, о которых в официальных биографиях обычно умалчивается. К примеру, режиссер Борис Равен-ских, хоть и обладал жутко сложным характером, всегда твердо знал, чего хотел, и умел ставить точные задачи. Настоящий «мудрец древнего цеха актеров» Олег Борисов также предстает в книге в новых, глубоко личных образах. Несколько закулисных тайн откроет нам автор в повести «Медный Гога» — и тайны эти будут связаны с именами Ефима Копеляна, Сергея Юрского, Владислава Стржельчика. Сама же повесть занимает в книге особое место. Посвящена она Георгию Товстоногову и построена в форме диалогов автора с памятником Мастеру, установленным несколько лет назад в центре Петербурга. Каждая «повиданка» с «Медным Гогой» вызывает воспоминания об этапах совместной работы. Общие замыслы, репетиции, спектакли, зарубежные поездки… Было много сложностей и преград, однако достижения и победы все компенсировали. А сейчас БДТ уже не тот, да и великие мастера уходят.
Люди посещают кладбища, чтобы постоять возле могил ушедших близких, вспомнить славные моменты из прошлого, когда все были живы, рассказать о нынешних делах. Примерно так и происходит общение Кочергина с умершим почти двадцать пять лет назад Товстоноговым.
Памятник Георгию Товстоногову стоит в сквере, носящем его имя. Его же имя в 1992 году присвоено Большому драматическому театру. Хочется верить, что благодаря «Запискам Планшетной крысы» оживет и память о малоизвестных театральных мастерах, чьи имена и фотографии приводит в своей книге Эдуард Кочергин.