Лев Симкин. Полтора часа возмездия
Опубликовано в журнале Знамя, номер 2, 2014
Лев Симкин. Полтора часа возмездия. — М.: Зебра-Е, 2013.
Рецензируемая книга — не первая на русском языке, посвященная Собибору и Александ-ру Печерскому, но первая — написанная совершенно свободно от диктата различных привходящих обстоятельств. Все, что выходило при советской власти, включая и тексты самого Печерского, носило каинову печать информационной политики Главпура или его аналогов. Выдержавшая два издания (2008 и 2010 годов) книга «Собибор», составленная С. Виленским, Г. Горбовицким и Л. Терушкиным, свободная от этого главпуровского гнета, издание скорее источниковедческое — образец успешной трансплантации западной историографии на российскую почву с добавлением и части собственного материала.
Симкин почтительно упоминает своих предшественников, но избегает упоминаний только об одной книге — что вынуждает напомнить о ней меня. Вышла она в издательстве «Гешарим» («Мосты культур») в сентябре 2012 года: малотиражное и малоформатное факсимильное переиздание книги самого Александра Печерского «Восстание в Собибуровском лагере» (Ростов, 1945). Однако, как явствует из обрамляющих текст Печерского материалов, адресована она была отнюдь не библиофилам и даже не историкам* , а политикам — израильским и российским.
Весь «цимес» — в открытом групповом письме Путину с просьбой о присвоении Александру Печерскому звания Героя России (посмертно) и с призывом отпраздновать в октябре 2013 года годовщину восстания в Собиборе и придать этой дате в последующем некий государственный статус.
Видя в фигуре Печерского бесспорный, но забытый и уникально важный символ (герой-еврей), могущий, по их мнению, объединить Россию и Израиль на общем поле политики исторической памяти, инициаторы проекта и составители письма пренебрегли самой историей и попали в классическую западню. Они не уловили и определенной двусмысленности в адресате: именно на него и его внешнюю политику рассчитана финальная фраза письма о вкладе предлагаемых мероприятий с Печерским в борьбу с глорификацией нацистских преступников в «некоторых европейских странах, а также с другими порочными тенденциями к пересмотру итогов Второй мировой войны».
Коллеги, но разве это не из лексикона придворных историков с их позорными и бездарными комиссиями по противодействию фальсификации истории — настолько бездарными, что их не жалко и ликвидировать? Оттого, что в этих «некоторых странах» действительно есть силы и партии, совершающие неуклюжие и исторически бестактные попытки реабилитации и даже глорификации нацистских коллаборантов, судебного преследования советских партизан («дело Кононова», например) или даже манипуляции с понятием «геноцид», не меняется главное: ничьей государственной, правительственной политикой исторический ревизионизм не является.
Изучать историю и делать релевантные выводы — прерогатива историков, а не политиков. Последние почему-то всегда полагают, что история — прикладная наука в том смысле, что она у них, у политиков, в служанках.
И уж Александр Печерский тут в любом случае ни при чем. Уж если кто и виноват в прижизненном игнорировании и столь запоздалом признании его самого и его подвига, то это именно советское, а затем и российское правительство, не моргнув и глазом продолжившее главпуровскую линию замалчивания как трагедии, так и героизма в годы войны как еврейского народа, так и советских военнопленных (а Печерский как герой в равной степени относится к обеим этим категориям!). И если Холокост уже стал в России салонным (не в последнюю очередь из-за того, что без евреев как жертв провисала бы и тема национали-стов-коллаборационистов как палачей), то советские военнопленные как отчетливая историческая категория до сих пор несут крест отторжения родимым официозом.
Из постскриптума Юрия Эдельштейна, тогдашнего министра информации Израиля, узнаем, что вопрос об увековечении памяти Печерского он обсуждал с Путиным в июне 2012 года в Нетании, когда открывался памятник советским воинам-освободителям: собеседник сказал, что это хорошая идея и что в этом направлении Израиль и Россия будут работать вместе.
Вот тогда-то и было решено спешно и на коленке «переиздать» Печерского. Но политакция «Печерский» оказалась, в сущности, холостым выстрелом. Даже к 70-летию собиборского восстания никакого звания Героя России этот совершенно бесспорный кандидат так и не удостоился (практика посмертного присвоения этого звания в России существует), а данное Путиным поручение «проработать вопрос о присвоении…» смотрится в этом контексте скорее издевкой. Годовщину отмечала Польша и, в куда меньшей степени, Израиль, пославший на церемонию в Собибор своего нового министра информации. Но в Израиле все-таки есть хотя бы улица имени Печерского в Цфате и небольшой памятник ему в Тель-Авиве. А вот в Ростове открывают мемориальную доску Печерскому и одновременно снова меняют в Змиевой балке обозначение еврейских жертв на пресловутых «мирных советских граждан»!
Что, Главпур, возвращаешься? Крепчаешь на ходу?..
Тем значимее выход в свет книги Л.С. Симкина. Иной раз найти миллион на памятник у моря бывает легче, чем несколько тысяч на подготовку серьезного издания. В сущности, «Полтора часа возмездия» Льва Симкина и является той необходимой данью исторического уважения подвигу, совершенному Печерским, его личности и судьбе, впервые представляемой в полном виде и без многочисленных мифологических напластований, в которых и с которыми автор осторожно и деликатно «разбирается».
В одной из серий киноэпопеи «Шоа» Клода Ланцмана есть большой фрагмент о Треблинке. С гениальной простотой сменяют друг друга четыре плана.
План первый — ландшафтный. Зрителя «привозят» сюда так же, как когда-то привозили жертв: сначала — на станцию, затем по узкоколейке через лес — в лагерь, к той самой «кишке», что вела наверх, к смерти. Между разгрузкой эшелона и загрузкой газов-ни проходило всего 2—3 часа!
План второй, черно-белая съемка скрытой камерой в доме у бывшего эсэсовца из Треблинки. Он охотно рассказывает о «мертвом сезоне», наступившем после марта 1943 года, когда исчерпались транспорты из Белостока и Гродно: «Было очень мало транспортов. А евреи из зондеркоммандо* — это 500—600 человек — так надеялись выжить! Мы не стали их расстреливать или морить газом, мы стали морить их голодом, и они стали сдавать, начался тиф».
План третий: узник из этой зондеркоммандо. Голод подталкивал их к восстанию, и оно активно готовилось в это время. Но однажды пришел обершарфюрер Курт Франц и сказал: завтра придут эшелоны. А для узников это означало: конец голода. И еще: конец подготовки восстания. И тогда до них дошла связь явлений: им привезли «еду» — они забыли о восстании, стало быть, они были настоящей частью «фабрики Треблинка». И тогда они осознали все — все без прикрас, весь этот ужас.
План четвертый: тот же узник, рассказывающий о том, как однажды в Треблинку прибыли греческие евреи — бывшие бойцы греческой армии: «Настоящие маккавеи! Крепкие и сильные — они очень даже могли постоять за себя. И тогда нам стало стыдно — мы осознали, что так продолжаться больше не может, мы должны действовать вместе…»
Александр Аронович Печерский — советский офицер (не важно, что штабной писарь), немножечко актер и режиссер и еще просто крепкий высокий человек. Он сразу же показался узникам Собибора вот таким же «маккавеем» и действительно оказался им.
Он разработал сначала план побега для небольшой части узников, но, когда узнал, что остальных, оставшихся, за этот побег тогда расстреляют, то отставил этот план и разработал другой — план общего, для всех, побега. План, в который и впрямь впрядены нити того сказочного еврейского поведения, что так лихо показал Тарантино в «Бесславных ублюдках».
Гениальный, надо сказать, план! И единственный удавшийся!
Но содержавший в себе, как матрешка, и жестокий подплан лесного побега вдевятером ото всех остальных, уже благополучно сбежавших…
Важно подчеркнуть, что это книга не о Собиборе, а именно об Александре Печер-ском. В сущности, это биография, с одновременным показом самих биографических разысканий и углублением в смежные сюжеты. Белых пятен или островков мифологии в судьбе своего героя Симкин, кажется, не оставил. Лично я особенно оценил один исключительно сложный для реконструкции период жизни Печерского — между пленением и отправкой в Собибор.
С отменным упорством Симкин раздобывал и впитывал в себя, кажется, весь первичный исторический материал, имеющий хоть какое-то отношение к Печерскому. И едва ли не весь вторичный, если подразумевать под ним документы многочисленных процессов над нацистскими преступниками, проходивших как в СССР, так и в Германии или Израиле.
Или такой, например, документ, как запрос главного редактора издательства ЦК ВЛКСМ «Моло-дая гвардия» В. Осипова председателю КГБ СССР товарищу Семичастному В.Е.: «Издатель-ство предполагает выпустить книгу В. Томина и А. Синельникова «Возвращение нежелательно», посвященную восстанию заключенных в гитле-ровском лагере смерти Собибор в октябре 1943 года. Восстанием руководил советский офицер Александр Аронович Печерский, 1909 года рождения, проживающий в настоящее время в г. Ростове-на-Дону. Просим вас сообщить, не располагает ли Комитет гос. безопасности све-дениями, вызывающими возражения против упоминания А.А. Печерского в книге».
Это не просто перестраховка чиновника: уже приведенное отчество героя книги — Аронович — выдает тайную надежду издателя на отказ, по крайней мере, готовность с этим отказом смириться. Но ответ за подписью генерал-майора Белоконева от 10 ноября 1962 года был лаконичен: «Возражений не имеется»!
Книга Симкина очень информативна и обстоятельна. Кроме того, она просто хорошо написана — публицистически, но не газетно.
Очень хорош тот авторский прием, что сам Симкин называл «рифмовкой»: так, судьба Печерского «рифмуется» у него с судьбой ростовского художника и казака-коллаборациониста Королькова (обоим в Ростове — видимо, для глубины рифмы — недавно были поставлены памятные знаки). Интересны сравнения реального Печерского и реального Киселева, выведшего за линию фронта более двухсот долгиновских евреев, или Печерского и Соколова из шолоховской (но в особенности из бондарчуковской) «Судьбы человека».
К сожалению, автор воспользовался не всеми возможностями для таких «рифм». Мне лично больше всего недостает рассказа и сравнений с восстанием в таком же, как и Собибор, но только более крупном лагере смерти в Треблинке, организованном польскими евреями и состоявшемся 2 августа 1943 года. В зависимости от ракурса — его можно считать и удавшимся (восемьдесят пять убитых охранников, взорванный арсенал, сож-женный лагерь, двести человек, вырвавшихся на волю), и провалившимся (почти все даже из этих двухсот погибли).
Очень жаль, что Лев Симкин не стал «мараться» о западных отрицателей, именно на Собиборе оттачивавших свои крысиные зубки («Собибор. Миф и реальность»). Чисто номинально заступившись за Печерского, «пойманного» этими господами якобы на лжи, он, как и большинство историков, игнорирует их — и, по-моему, совершенно напрасно.
Есть в книге и небольшие неточности, которые стоило бы исправить при переиздании.
Едва ли стоило и пробовать связывать операцию «Рейнхард» с именем статс-секретаря Минфина. Почему же тогда не с самим министром, фон Крозигом?
Арбайтслагерь СС в Минске на Широкой улице решительно ничего общего не имеет с арбайтслагерем из повести Виталия Семина. Это совершенно разные «архипелаги»!
Несколько слабоват в книге научный аппарат. На иные из легко угадываемых источников почему-то нет ссылок, а там, где ссылки есть, почти никогда не указаны страницы. В некоторых случаях ссылки были бы необходимы вдвойне, поскольку приводимые сведения не всегда производят впечатление достоверных, как, например, сведения о перебежчиках на с. 101. В показаниях коллаборантов и «травников» на соответствующих процессах вранье иногда настолько очевидно, что даже удивляешься: почему автор ничего тут не комментирует?
Очень хорошо, что автор понимает, что, по большому счету, подвиг Печерского и товарищей все же не уникален. Просто он удался, и мы о нем кое-что знаем, тогда как о многих других, неудавшихся, — не знаем ничего.
Узники лагерей поднимали восстания не единожды и не дважды. Среди героев восстания зондеркоммандо в Аушвице — немало евреев из Гродно и его окрестностей, в том числе и Залман Градовский, как и все девятнадцать советских военнопленных, о которых мы, увы, почти ничего не знаем, но о которых до недавнего времени вовсе и не пытались узнать.
А какой редкостной героиней предстает варшавская красавица-артистка, уже в раздевалке, перед «душевой» (от слова «душить») хлестнувшая бюстгальтером по сальной роже одного эсэсовца, выхватившая у него из кобуры пистолет и застрелившая второго!
Но не меньшим героем в моих глазах был, например, киевлянин Леонид Исаакович Котляр — один из нескольких тысяч советских военнопленных-евреев, спасшихся на чужбине, в Германии, и позднее репатриировавшихся домой. Он писал: «Если еврей с сентября 1941-го все еще не разоблачен немцами, если он проявил столько изобретательности и воли, мужества и хладнокровия, и Г-сподь Б-г ему помогал в самых безнадежных ситуациях, то он уже просто не имеет права добровольно отказаться от борьбы. Такой поступок означал бы акт капитуляции человека, дерзнувшего в одиночку вступить в единоборство с огромным, четко отлаженным механизмом массового истребления евреев»*
Несомненно, таким человеком был и Александр Печерский, и книга Льва Симкина не оставляет в этом никаких сомнений.
Печерскому на кладбище уже никакая Звезда Героя не нужна. Жалко
только, что и России как не были нужны, так и остаются ненужными такие герои и
такая история.
С. 231
* Хотя
послесловие того же Л. Симкина вводит читателя в круг выявленных им новых
источников о Печерском — по существу это аннотация рецензируемой книги.
С. 232
* Тут имеется в виду более широкий круг рабочих
евреев, чем в Аушвице, включающий и таких рабочих,
что в Аушвице работали бы на вещевых складах
(«Канада»).
С. 234
* Л.И.
Котляр. Воспоминания еврея-красноармейца. М.: Вече, 2011. (Военные тайны XX
века).
С. 231
* Хотя
послесловие того же Л. Симкина вводит читателя в круг выявленных им новых
источников о Печерском — по существу это аннотация рецензируемой книги.
С. 232
* Тут имеется в виду более широкий круг рабочих
евреев, чем в Аушвице, включающий и таких рабочих,
что в Аушвице работали бы на вещевых складах
(«Канада»).
С. 234
* Л.И.
Котляр. Воспоминания еврея-красноармейца. М.: Вече, 2011. (Военные тайны XX
века).