Опубликовано в журнале Знамя, номер 9, 2012
Юрий Петкевич. С птицей на голове. Повести, рассказы. Предисловие: Юрий Арабов. — М.: Астрель, 2012.
Юрий Петкевич, постоянный автор “Знамени”, — из тех писателей, чье станов- ление занимает долгие годы — так, по крайней мере, кажется. Но дело здесь в том, что малая проза долго копится, перед тем как сложиться в книжное целое и сделать автору имя и славу, притом что вынашивается каждый рассказ ненамного быстрее и легче, чем роман. В основе издания — книга рассказов “На волоске”, циклы рассказов “Одному в пустыне” и “Куда ты спешишь”, рассказ “Ветер” и повесть “Возвращение на родину” с жанровым подзаголовком “хроника”. Книга иллюстрирована графикой автора, на обложке — его живописная работа “С птицей на голове”.
Ильдар Абузяров. Агробление по-олбански. — М.: АСТ, 2012.
Олбания — от иллирийского olba — “селение”, то есть большая деревня, типичная страна Третьего мира, в которой коррупция цветет пышным цветом, а социальные контрасты режут глаз, и “олбанский язык” Интернета, предназначенный для того, чтобы “высоколобый понимал низкоразвитого, и женщина понимала мужчину”, высокого своего назначения не выполняет. Герой, которого зовут Ленар, что можно расшифровать как “ленинская армия”, живет на Иванов-авеню. Вот и судите сами, что это за Олбания.
Идеологическая составляющая сюжета у автора одновременно и по-молодежному путаная, и схематически примитивная, хоть схемы и зашифрованы в прихотливых тропах; роман берет не этим и даже не сюжетом, построенным на странных мотивациях, а, во-первых, артистичной предметной фактурой, позволяющей расширить границы хронотопа: “Чего там мне только не встречалось. И вьетнамские серебряные ложки с длиннющими ручками, и армянский коньяк “Ара”, что переводится как “Эй, чувак!”, и детали Византийской мозаики, и волосы святого Климента”. Во-вторых — индивидуальной работой с языком.
Валерий Бочков. Брайтон-блюз. Двенадцать историй. — Дюссельдорф: Za-za, 2012.
Двенадцать сюжетов американской жизни эмигрантов из постсоветского пространства, человеческих историй с детально выписанным бытом, складывающихся в притчу о борьбе хаоса с космосом. Космос здесь воплощает страна-мечта, где верят людям на слово и не требуют документов; мечта, разрушаемая самой человеческой природой, далекой от утопического идеала, — первобытной натурой, которую не может одолеть высокая политическая культура, становясь идеальным фоном для разворачивания хаоса.
Евгений Сулес. Сто грамм мечты. — М.: Книжный Клуб Книговек, 2012.
Малая проза, собранная в циклы по какому-то трудноуловимому принципу: цикл “Голос” с жанровым подзаголовком “времена года” включает четыре рассказа, не связанных между собой, на мой взгляд, ничем; цикл “Сто грамм мечты” (почему просторечный вариант, а не “граммов”, осталось неясным) с жанровым подзаголовком “граммы”, — сорок два рассказа, а цикл “Оранжевый трепет” с жанровым подзаголовком “Сны” — двенадцать рассказов. Если дать их подряд — на мой взгляд, мало что изменится: все они с прихотливым, фантазийным сюжетом, отнесенным то в ненаступившие времена, то во вневременное пространство и содержащим философский подтекст.
Тим Чигирин. Глот и Горт. Драмы. — СПб.: Коста, 2011.
Есть драма античная, а есть зонтичная. Это новый драматургический жанр, придуманный питерским прозаиком и драматургом: лица актеров закрываются зонтиками, значение имеют только цвета зонтов и голоса актеров. Другие драмы в этой книге развивают традиции театра абсурда. Герои диптиха “Глот и Горт” — старики, действие первой части происходит в доме престарелых, второй — в сумасшедшем доме. Но судьба у героев завидная: они свободно перемещаются во времени, попадая в эпоху Сократа.
Александр Файн. Среди людей. — М.: Вест-Консалтинг, 2012.
Сборник прозы и пьес, в основе которых — автобиография. В ней действительно много интересного. Он родился в Москве в 1936 году, детство провел на Колыме, куда его отец завербовался по контракту, чтобы избежать более трудной судьбы. В повести “Мальчики с Колымы” и “сценарной разработке” на тот же сюжет “Колымский меридиан” описана история семьи, эпизодов которой хватит еще не на одну книгу. В основе большинства рассказов — судьбы людей, прошедших Колыму, которая “не столько географическое, сколько социально-политическое понятие”, отношение к которому важно для взаимопонимания поколений: “По земле российской ходят нынче красивые молодые люди, для которых “Колыма” и “Перестройка” такие же малозначимые понятия, как для меня “гламурный” и “тусовка””.
Елена Катишонок. Когда уходит человек. Роман. — М.: Время, 2012.
Герой этого романа — дом. Многоквартирный доходный (поначалу) дом в прибалтийской стране, в городе, через который проходят события ХХ века: наплыв русских эмигрантов, советская оккупация, германская оккупация. Жильцы, увиденные поначалу с высоты крыши и из глубины фундамента, постепенно проявляются, при этом никто из них не доминирует — “плавающая” по персонажам точка видения позволяет читателю недолго побыть с каждым и пожалеть всех. Прием удачный, роман интересный, держится на наблюдательности автора и достоверных психологических деталях: “Всякий раз, когда сенбернара проводили мимо квартиры преподавателя, пудель заливался душераздирающим лаем. Сенбернар поднимал на хозяина спокойный удивленный взгляд. Тот пожимал плечами и негромко, словно пудель мог услышать, говорил одно и то же слово: “Идиот”; дальше шли в молчании”.
Леонид Подольский. Эксперимент. Сборник. — М.: Московская городская организация Союза писателей России, 2012.
В сборнике — роман “Эксперимент”, опубликованный в журнале “Москва” (2011, № 6), повести и рассказы. В романе описывается попытка построения “непорочной демократии” в отдельно взятой области “красного пояса”, разумеется, с расширительным подтекстом, местами выходящим на поверхность текста: “Россия, что хотят они от России? Сколько ни трать сил, сколько ни передвигай русло, поток тут же возвращается назад, в пробитое веками, старое и привычное”. По жанру это производственный роман — с обилием технологических деталей, скучных для читателя, не интересующегося политическим производством, но увлекательных для тех, кому интересно, как работают сегодняшние “вельможи” над тем, чтобы оставаться у власти. Автор знает, о чем пишет, поскольку часть жизни провел на политической лестнице: конкурировал с Юшенковым, пытаясь попасть в Госдуму, дважды баллотировался в Мосгордуму, был главой оргкомитета Московской организации Демократической партии.
Марк Берколайко. Гомер. — Воронеж: Издательство им. Е.А. Болховитинова, 2011.
В книге — роман и две написанные в 90-х пьесы. Действие романа разворачивается в городе с говорящим названием Недогонеж, где противостояние властных мерзавцев и честного вице-мэра, культурного человека, помнящего “Илиаду” наизусть и делящего людей на троянцев и ахейцев, приводит к тому, что в день своего шестидесятилетия вице-мэр собирается покончить с собой. Интереснее всего в романе — наблюдения за поведением людей, из которого и складываются наши политические реалии: “Недавно узнал, что в 91-м Ельцин предлагал стать разработчиком экономических реформ нобелевскому лауреату, русскому, без труда и риска уехавшему в Штаты еще в середине 20-х, не более талантливому, чем загубленные Чаянов и Кондратьев, но более предусмотрительному. Почтенный классик отказался по причине отсутствия в России достоверной экономической статистики… да и возраст, знаете… Разумно, не придерешься. Только еще более старый, ну, например, китаец не преминул бы помчаться в Китай, даже если б там об экономической статистике и слыхом бы не слыхивали. Или, скажем, немец — в Германию”.
Олег Иванов. Маргарита: по следам М.А. Булгакова. — М.: РИПОЛ классик, 2012.
Жанр этого произведения автор определил как мениппею, в нем собрались персонажи нескольких булгаковских произведений, частью клонированные, частью мутировавшие — кот, например, превратился в собаку, — чтобы взглянуть на сегодняшних москвичей, поглумиться над нынешними чиновниками и голосом доктора Борменталя сообщить нам закон профессора Дениса Денисовича Рождественского: “Мерой событий являются другие события, а физические единицы измерения отражают лишь нашу способность к отдельным сравнениям”.
Михаил Гиголашвили. Захват Московии. — М.: Эксмо, 2012.
Для показа российской действительности выбран не по-кандидовски ученый, но наивный герой — немецкий юноша-славист, вносящий прием остранения во все происходящие с ним в России глупости и гадости (третьего не дано). С радостью искателя, попавшего в клондайк, он познает всем своим существом множество интересных вещей, иллюстрирующих наши жаргонизмы и идиомы, о чем отчитывается письменно своему дневнику, не понимая, какой вид глагола в каком случае нужно использовать, и на всякий случай используя оба. Эти его “звал-позвал” и “пилить-распилить”, с одной стороны, удачно перекликаются с нашими фольклорными формами типа “ждать-пождать”, а с другой стороны, обидно намекают на отсутствие у нас законченного прошлого: несколько столетий назад, в эпоху Ивана Грозного, похожий путь проделал предок юноши, и с тех пор в России мало что изменилось.
Поэзия Московского университета: от Ломоносова и до... Книга 6: от Арсения Альвинга до Владислава Ходасевича, включая Глеба Анфилова, Николая Арсеньева, Николая Бухарина, Надежду Гиляровскую, Юрия Сидорова, Александра Тришатова. Авторы статей, составители, публикаторы: Ст.А. Айдинян, М.И. Воронцова, Э.Б. Гурвич, С.Е. Зенкевич, Н.Н. Перцова, А.В. Рафаева, А.Д. Салий, Н.Т. Тарумова, А.В. Уланова,
П.В. Флоренский, Т.А. Шутова. — М.: Научно-исследовательский вычислительный центр МГУ им. Ломоносова — Бослен, 2011.
Продолжается университетский проект, существующий в интернет-версии (http://poesis.ru) и в виде книжной серии. Шестой том содержит стихи и биографии поэтов Серебряного века, родившихся в 1885 — 1888 годах, бывших студентами или преподавателями Московского университета. Очень интересная получилась книга, поскольку время, на которое пришелся расцвет этого поколения, — эпоха символизма и десятые годы, когда на литературную сцену впервые вышли поэтические гении ХХ века, с которыми люди из университетской среды дружили и общались в это литературоцентричное время. Книга вводит в научный оборот 55 новых литературных произведений, одно письмо и ряд фотографий. Приложением даны описания студенческих личных дел из архива Московского университета.
Вадим Баевский. Стихотворения двух тысячелетий. 3-е издание, пересмотренное, исправленное и дополненное. — Смоленск, 2012.
Стихи с 1941 года и переводы с французского, английского, немецкого и украинского. В книге всего 130 страниц. Вадим Баевский — доктор филологических наук, историк русской поэзии и стиховед, автор книги о Давиде Самойлове, стихотворным посланиям которому выделен раздел в данном издании.
Анатолий Устьянцев. До востребования. Сборник стихотворений. — Тверь: Седьмая буква, 2011.
Третья книга тверского поэта, стихи 2006—2011 годов плюс избранное из прошлой книги (“Заката красное число” — Тверь: Лилия Принт, 2006). Высказывание очень одинокого человека, бесконечный разговор с самим собой. О неудачной жизни, которую, может быть, спасут стихи, а может быть, и не спасут; о смерти как суде над жизнью, об истине, которая разлита в природе и непостижима для человека. Поэзия здесь — инструмент самопостижения, стихи несколько монотонны, скудны фактурой и малогеройны.
Валентин Нервин. По обе стороны любви. Книга новых стихотворений. — Воронеж: Центр духовного возрождения Черноземного края, 2012.
Название, взятое из высказывания Стендаля, к сожалению, часто используется, как любая цитата, — “Яндекс” показал, что на рынке уже есть две книги с этим названием. Стихи очень внятные, и это скорее их недостаток, чем достоинство: поэзия ведь не в самих словах, а в тумане вокруг них и в сложных связях между ними, и когда эти связи только логические, ей не на чем удержаться. Однако сами поводы для стихов часто окликают поэзию:
Пройду с утра вдоль нашего квартала
по достопримечательным местам,
где женщина безумная читала
свои стихи собакам и котам.
(…)
Александр Трунин. Отава августа. — М.: Вест-Консалтинг, 2012.
Поэт из Калуги, 1954 года рождения, окончил филологический факультет МГУ. Стихи его это никак не выдают — простые честные слова:
Ночью думаю и отдыхаю,
утром варю геркулес,
жизнь не то чтоб очень плохая,
просто можно и без.
Прошлое вспоминается туго,
будущее — не в счет.
А в настоящем одна Калуга,
мимо Ока течет.
Книга не то чтобы очень плохая, просто можно и без.
Александр Орлов. Московский кочевник. Стихи. — М.: Вест-Консалтинг, 2012.
Удивительно, но это: “Я с тобой распрощаться не вправе, / Я всем сердцем тебя полюбил. / Век застыл на Калужской заставе / В серой дымке небесных кадил” — написано через сто семнадцать лет после “На небесах горят паникадила…” — стихотворной рецензии В. Соловьева на экзерсисы В. Брюсова. Как возможен такой ахронизм, объясняет в жанре гимна Сергей Арутюнов, автор предисловия к книге: “…слава Создателю, что в поэзии есть стихи, держащиеся на плаву только любовью к стихам. Слава Ему и на том, что между поэтами и вправду встречаются натуры особого щегольства”.
Надежда Кремнева. Воздух и вода. — М.: ЭРА, 2012.
Автор, родом из Армавира, с литинститутским образованием, живет во Франции и пишет складные вирши, вот программное: “Я жила, когда любила, / а любила я всегда — / мне привычно это было, / словно воздух и вода. / В этом мире под луною / Мне чудовищно везло: / Все случилось, что со мною / Не случиться не могло”. Ощущая себя членом профсоюза поэтов, она ответственно заявляет: “Мы не хмелеем, право, от вина — / у нас своя отрава и вина. / Но вы напрасно нам смеетесь вслед — / Там плохо где нас нет”.
Александр Балтин. Учебник смысла. Стихи и переводы. — Рязань: НС, 2012.
Автор 54 книг, включая собрание сочинений в 5-ти томах, свыше 2000 публикаций в более чем 100 изданиях, в Интернете его стихи опубликованы на 42 языках. Не мировой ли это рекорд? “Стихи А. Балтина включались в калужскую программу олимпиады по литературе для школьников старших классов” — наверняка вот это: “Быть или не быть… И мох растет / На камнях реальности красиво. / Мысли сколь осуществим полет, / Столь реальной будет перспектива. // Быть… а это как? Сорвется звук, / Смыслы вымываются из жизни. / От абсурда тянущихся рук / Слабость и истома в организме”… Член Союза писателей Москвы.
Владимир Дар. Археология времени. — Харьков: Майстерня Ск!п!в, 2011.
Лучшее в этой книге — макет. Действительно произведение искусства. Сама же книга харьковского литератора, чью настоящую фамилию можно прочитать под значком копирайта — В.П. Бондаренко, — представляет собой полтора десятка не весьма ловких виршей с потугами на натурфилософию и популярных комментариев к ним, разросшихся до книжного объема. Этакие арабески.
Профилактика экстремизма, терроризма, национальной и религиозной вражды
в Северо-Кавказском и Южном федеральных округах. Материалы научно-практического семинара. Кисловодск, 27—28 мая 2011 года. — М.: Московское бюро по правам человека, 2012.
На конференции, по материалам которой вышла эта книга, много говорилось о том, как центральная и региональные власти успешно замиряют кавказских горцев — вот уже два века как; и что главный фактор преодоления всех перечисленных в названии скорбей — успешное социально-экономическое развитие региона. Почитать же интересно исследование с таблицами председателя Союза женщин Дона В. Череватенко “Права женщин на Северном Кавказе” и статью Ш. Тоторкулова о традициях аманатства на Северном Кавказе в XVII—XIX веках.
Феликс Медведев. Мои Великие старики. — СПб.: БХВ-Петербург, 2012.
У журналиста Феликса Медведева вышла восьмая книга за последние два года. Это вторая створка диптиха, который она составляет вместе с книгой “Мои Великие старухи” (2011). Здесь — интервью с политиками и деятелями искусства середины и конца ХХ века, как нашими, так и зарубежными. Из поэтов — Арсений Тарковский, Расул Гамзатов и Евгений Рейн.
Дмитрий Замятин. В сердце воздуха. К поискам сокровенных пространств. Эссе. — СПб.: Издательство Ивана Лимбаха, 2011.
“Геопоэтические” (анн.) эссе о пространстве. “Бесприютное сердце стремится найти ту панораму, в которой взгляд расстилается и расслабляется бесконечно, безудержно”. Смысл сказанного мне нравится больше, чем форма: словосочетание “бесприютное сердце” граничит с пошлостью, усиление “бесконечного” “безудержным” ведет туда же, и так все время. Чтение будет питательным, если верить, что это не лирика, а философская точность, которая для автора ценнее стилистической ровности.
Владимир Соловьев. Империя коррупции. Территория русской национальной игры. — М.: Эксмо, 2012.
Самую больную тему российской действительности журналист поднимает с завидным оптимизмом: Россия поражена коррупцией так, что живого места не осталось, но от нас в этом мире что-то зависит. Что — остается непонятным, потому что рецепты личного противостояния коррупционной системе доверия не вызывают, но оптимизм автора внушает надежду. Особое место в книге уделяется тому, что Соловьев знает лучше всего, — ситуации в Москве при Лужкове и строительной монополии его жены, лишившей москвичей надежды на появление доступного жилья. “Именно поэтому появление обманутых дольщиков вызывает умиление — это кто же вторгся на рынок? Неизвестные люди, которые вдруг взяли и обманули? И по-другому выглядит справедливый гнев: ребята, так сколько же вам дали, чтобы на рынок пришли мошенники?”.
Глеб Павловский. Гениальная власть! Словарь абстракций Кремля. — М.: Европа, 2012.
Политтехнолог проводит лингвистическое исследование — классификацию понятий, которыми оперирует сегодняшняя власть. Это “Безальтернативность”, “Большинство”, “Вертикаль власти”, “Волюнтаризм”, “Государственность”, “Демократия”… Причем не все они — абстракции: если “Кавказ” и даже “Ярославль” еще можно понимать обобщенно, то “Кудрин” — точно не абстракция.
По мнению автора, руководство страны оперирует “актами волевой патетики” и проекциями жизни, которые создают политтехнологи; власть управляется как бизнес, и никто не сделает свой бизнес в обход центральной власти.
Николай Копосов. Память строгого режима. История и политика в России. — М.: Новое литературное обозрение (Библиотека журнала “Неприкосновенный запас”), 2011.
Автор этого исследования рассматривает, как в постсоветский период, особенно активно — при режиме “суверенной демократии”, у масс формировалось нужное власти отношение к сталинизму и Великой Отечественной войне. Образ прошлого превратили в идеологический образец, и сделать это оказалось нетрудно. Кстати, Сталин делал то же самое с образом Ивана Грозного. Манипуляции с исторической памятью — политическая традиция в нашей стране. И не только в нашей, мемориальные войны с соседями по постсоветскому пространству и странами советского ареала дали этой книге массу интересных сюжетов. Виной всему описанному — “кризис будущего”, который постиг человечество, крах историзма и наступление презентизма — “времени вечного настоящего, неопределенного будущего и распавшегося на фрагменты прошлого”.
Филипп Арьес. Время истории. Перевод с французского и примечания: М. Неклюдова. — М.: ОГИ, 2011.
Сборник эссе французского историка, впервые изданный по-французски в 1954 году.
Арьес считает, что человек ХХ века как никогда раньше неизбежно историчен во всех своих проявлениях. “Он сознает, что пребывает в Истории, ощущает себя впаянным в цепь времен и не может представить себя вне череды соответствующих эпох”. Католик и монархист, живший в эпоху расцвета во Франции левых движений, Арьес подметил, что противоположные позиции имеют много общего в основе, и это говорит о каком-то глубинном пороке взаимоотношений человека с историей.
Елена Вишленкова. Визуальное народоведение империи, или “Увидеть русского дано не каждому”. — М.: Новое литературное обозрение (Historia rossica), 2011.
Исследование графических, живописных и скульптурных изображений этносов, населявших Российскую империю во второй половине XVIII — первой трети XIX века, перерастает в исследование самого визуального образа как носителя самой разнообразной информации, наиболее интересная часть которой — общие места эпохи, заставлявшие авторов гравюр, чеканок, мелкой пластики и т. п. видеть характерное именно так.
Игорь Морозов. Феномен куклы в традиционной и современной культуре (Кросскультурное исследование идеологии антропоморфизма). — М.: Индрик, 2011.
Кукла — удивительный феномен человеческой культуры, мертвая антропоморфность, застывшая в попытке ухватить черты жизни. Причем человеческой жизни — сознательной и ответственной. Детские руки, держащие куклу, отчасти снимают эффект, который проявляется отчетливо, когда кукла лежит одиноко и неподвижно: она похожа на труп человека. Эта констатация, как правило, не выходит из подсознания, поэтому кукла — чрезвычайно мифогенный предмет. Однако есть тут и обратный эффект: кукла и в зловещей своей неподвижности имитирует жизнь. Значит, оттуда, где она пребывает одной стороной своего бытия, она связывается с живым миром и манипулирует им. Автор этого исследования пытается объяснить восприятие куклы как магического предмета и предлагает посмотреть на нее как на инструмент исследования человеческих представлений о силе воздействия людей на окружающий мир.
Александр Чанцев. Литература 2.0. Статьи о книгах. — М.: Новое литературное обозрение, 2011.
Название сборника рецензий, выходивших в литературной периодике, намекает на важность участия рецензента в судьбе тех, кто живет в прочитанной им книге смыслов. Это, безусловно так, иначе давно умер бы жанр рецензии, даже в форме читательского поста под издательской интернет-информацией. С другой стороны, не стоит и преувеличивать этой значимости: книга самодостаточна, и компьютерная эпоха не меняет ее статуса в этой части.
Александра Чанцева читать интересно, человек он чрезвычайно осведомленный — хотя и раздражает некоторая разбалансированность методологии: памятуя о доказанной символистами связи всего со всем, можно искать аналогии, круша предметные границы, но лучше все же этого не делать.
Дни и книги Анны Кузнецовой
Редакция благодарит за предоставленные книги Книжную лавку при Литературном институте им А.М. Горького (ООО “Старый Свет”: Москва, Тверской бульвар, д. 25; 694-01-98; vn@ropnet.ru); магазин “Русское зарубежье” (Нижняя Радищевская, д. 2; 915-11-45; 915-27-97; inikitina@rоpnet.ru)